Глава третья.
1
Очнулся Виктор от тишины, как бы вырвался из того смутного забытья в котором билось, старалось выжить его тело лишенное сознания, и ощутил себя в потоке света, где не было того шума и грохота барабана у самого уха, когда он, зажатый валами понял, что находится в комбайне. Даже вспомнил, как пытался протиснуться между ними, чтобы проскочить к ножам и сразу избавиться от ужасных мук.
И тут в голове все померкло от боли, сдавившей сердце, остановившей дыхание. Виктор жадно глотнул воздух и неожиданно вскрикнул. Перед глазами замелькали разноцветные круги, а голова завертелась словно колесо.
Затем ощутил, что тело его покачивается словно на волнах и увидел опрокинутое над собой небо, и неясные фигуры склонившихся людей. Это были шофер и грузчик, несшие его на руках. Проплыло над головой и ушло в сторону крыло неподвижного мотовила, показалась кабина трактора и снова над ним небо да бледные лица шофера и грузчика.
Мужчины осторожно положили его на скошенное поле. Виктор чувствовал, как в спину больно врезаются стебли срезанной кукурузы, торчащие из земли. Подняв голову, он увидел себя раздетого до пояса, а грудь и живот покрывали глубокие борозды рваных царапин, словно когтистая лапа медведя несколько раз прошлась поперек тела.
На левой ноге не было ботинка. Носок, густо пропитанный кровью, разрезан на подъеме стопы, а в разрезе зияла глубокая рана. Брюки обильно залиты кровью. «Откуда ее столько?» - подумал Виктор и тут же почувствовал, как что-то вязкое и липкое проползло по лбу, спустилось в глазную впадину, перебралось на щеку и свернуло к уху. Это была струйка крови, вытекавшая из рассеченной выше лба головы. Подняв руку, чтобы протереть слипающийся глаз, и в ужасе застыл. Кисти не было. На ее месте торчала белая раздробленная кость, и свисали кровавые куски тела.
- Мне руку отрезало! - в отчаянии закричал он и рванулся, пытаясь встать.
- Лежи! - испуганно воскликнул грузчик и всем телом навалился на него, прижимая к земле.
Скрученной майкой шофер пытался наложить жгут, выше локтя изуродованной руки. Лицо, покрытое мелкими капельками пота, было бледным, руки дрожали, и у него ничего не получалось. Наконец, с помощью грузчика, туго затянул его и крикнул трактористу:
- Глуши, работа закончена, мать ее...! - и, в отчаянии махнув рукой, побежал к оставленной машине.
Повернув голову в сторону заглохшего трактора Виктор почувствовал, как на голове зашевелились волосы, а в груди возник леденящий холод, от которого перехватило дыхание. Правой руки тоже не было, и не было почти до плеча. На коротком обрубке, глубоко врезавшись в тело, наложен жгут. Когда его наложили, Виктор не помнил. Открывая и закрывая рот словно рыба, выброшенная на берег, не мог произнести ни единого звука. Глазами полными отчаяния посмотрел на грузчика, как бы спрашивая: «Что же это такое? Зачем?» Грузчик поспешно отвел взгляд.
Шофер подогнал машину и быстро откинул задний борт. Стараясь не причинить боли, подняли Виктора и уложили в кузов, прямо на массу силоса. Грузчик сел рядом и положил его голову себе на колени.
Включив скорость, шофер рванул машину с места. Не разбирая ухабов гнал, выжимая все, на что она способна. Машину бросало вверх и в стороны, и вместе с ней подбрасывало тело Виктора. Толстая подстилка из силоса смягчала удары, но все же при каждом толчке чувствовалась сильнейшая боль. Казалось, все тело превратилось в сплошную, открытую рану.
В минуты просветления сознания, Виктор невольно вспоминал, как сегодня утром ехал по этой дороге домой с радостным ощущением того, что матери стало лучше. Мог ли он даже подумать тогда, что буквально через несколько часов, по этой же дороге, будет возвращаться в больницу в таком ужасном виде?
Вдруг сердце его сжалось от предчувствия чего-то страшного. Но что может быть ужаснее того, что уже произошло? И тут понял! Мама! Она там, куда его везут. Встреча неизбежна! Ее сердце не выдержит…
Едва не зацепив бортом кузова столб у ворот, машина влетела во двор больницы и резко остановилась у порога. Виктора сильно тряхнуло, и острая боль пронзила все тело. Скрипнув зубами, он застонал...
2
В приемном покое стояла зловещая тишина.
Лучи заходящего солнца, прорвавшись сквозь тяжелые завесы облаков, проникали в комнату, освещая дальний угол. Виктор лежал на узком топчане и отрешенно смотрел в широкое окно.
То ли от прохлады в комнате, то ли от сильного нервного потрясения, тело его содрогалось от неуемной дрожи. Грелки с горячей водой одна за другой упали на пол, и лишенный их тепла он задрожал еще сильнее и застонал. Ему казалось, что не осталось ни одной клетки, которая не отзывалась бы на дрожь острой болью.
Но вот теплые лучи коснулись щек, и Виктор почувствовал облегчение - всего на миг, всего на минуту. Закрыв глаза, прислушался к тому, что происходило за плотно закрытой дверью приемного покоя. Оттуда доносились лязг металлических инструментов, приглушенные голоса и торопливые шаги. «Забыли обо мне, что ли?» - с горечью подумал он, с большим нетерпением ожидая операции, надеясь, что наркоз на какое-то время избавит его от мучительной боли.
Послышались легкие шаги, шорох, кто-то поднял грелки и положил их на него. Открыв глаза, увидел молоденькую медсестру, небольшого роста в белом халате. Из-под колпака на ее голове выбивалась прядь рыжих волос, спадая на выпуклый лоб.
«Откуда она взялась?» - удивился он. Находясь здесь, все это время, считал, что лежит один и вдруг, откуда ни возьмись, возникла девушка.
Закрыл глаза и подумал: «Наверное, галлюцинация?» Открыл - нет, девушка не исчезла. Ее взволнованное лицо, с широко открытыми глазами говорили, что перед ним не призрак, а растерянная и напуганная девушка. Да и грелки, положенные на него, давали реальное тепло, от которого уменьшилась дрожь тела.
С благодарностью взглянув на нее, Виктор с трудом разлепил сухие, потрескавшиеся губы и сказал:
- Посиди со мной!
- Хорошо, Витя!
Она присела на краешек топчана и быстрым, едва уловимым движением запахнула халат на оголившихся коленях.
- Откуда ты знаешь, мое имя?
- Не только я! Вся Новая Калитва знает, как тебя зовут.
От сознания вопиющей нелепости и непоправимости того, что произошло, у него темнело в глазах и перехватывало дыхание. Хотя бы поскорее все кончалось! Взглянув в окно, он заметил, что солнце уже не светит в лицо. Лучи сползли влево от головы, и в ярком их свете плавали искрящиеся пылинки.
Девушка сидела, плотно сжав колени, со втиснутыми между ними ладонями рук и не могла отвести от парня взгляда. Какая-то неведомая сила заставляла смотреть, видеть его страдания и оставаться безучастной. Чем помочь? Какими словами можно облегчить мучения, которые он переносит с удивительным терпением? Ни одного слова жалобы, ни одного стона не слышала она за все время, что находилась у стола, в противоположном углу комнаты. Она не могла преодолеть страха, чтобы подойти к нему, но упавшие грелки заставили сделать это. А теперь та же неведомая сила удерживала около парня, не позволяя уйти. Девушка видела, как напрягается его тело, слышала скрип зубов и готова была разрыдаться от своей беспомощности.
А Виктор лежал и думал о матери, которая находилась в соседнем корпусе и не подозревала, что он тоже здесь, в больнице. Ему очень хотелось, чтобы мама пришла к нему, и в то же время боялся ее реакции. Увидев изувеченное тело, она не выдержит и тогда... даже страшно представить, что будет тогда.
Нет! Нельзя, чтобы она видела его муки! Кто может сказать, что страшнее всего для матери: боль ее собственного тела, или боль сердца при виде мучений родного сына?
Гася искорки пылинок, солнечные лучи потускнели, словно за окном кто-то невидимый задернул штору, сотканную из облаков, и вскоре погасли совсем. В приемном покое стало сумрачно. Виктор закрыл глаза и попытался расслабиться, насколько можно было расслабиться в его положении. Вдруг в коридоре послышался шум, и мужской голос твердо и властно проговорил:
- Прошу вас, уходите отсюда!
Виктор встрепенулся. «Мама! Сердцем почувствовала, как мне плохо и пришла», - подумал он, но тут же услышал девичий голос и узнал Зою.
- Мы к Орлову.
- К нему нельзя.
- Почему нельзя? Это наш одноклассник.
- Все равно нельзя! Он на операции.
«О чем они говорят? - возмутился Виктор. - Какая операция, если он лежит здесь, забытый всеми!»
- Зоя! - крикнул он. - Иди сюда, я здесь!
Голос одноклассницы обрадовал. Наконец-то появился знакомый человек, с кем можно поделиться своим горем!
- Зоя! - вновь закричал он.
Медсестра наклонилась над ним.
- Что ты говоришь?
- Да ты глухая, что ли? Кричу во всю глотку, а ты переспрашиваешь!
Но ему только казалось, что кричит. На самом деле с его губ срывались едва различимые звуки.
Голоса в коридоре стали удаляться и стихли совсем.
- Почему ее не пустили? - рванулся Виктор, пытаясь встать. - Я хочу видеть Зою!
Чувствуя, что не хватает сил на то, чтобы подняться, он затих. Боль, страдание, нервное напряжение - все, что сдерживал до сих пор, готово было вырваться наружу. Он уже не в силах держать это внутри себя. Хотелось кричать, биться головой о жесткий топчан, делать все что угодно, лишь бы сбросить с души отчаяние и непосильную тяжесть случившегося.
Сознание мутнело, и Виктор чувствовал, как тело постепенно превращается в одну огромную, притупляющую разум рану. Слушая свое хриплое дыхание, он всеми силами цеплялся за жизнь. Но голоса и звуки стали ускользать, удаляться, а вспышки невыносимой боли учащаться.
- Витя, миленький, потерпи, - уговаривала его девушка. Голос ее дрожал.
Он вздохнул, и только по губам можно было догадаться, что это вздох.
- Потерпи...
И Виктор терпел. Стиснув зубы, он тут же разжал их. Оказывается, слишком много сил требуется для того, чтобы стискивать зубы, а их совсем не осталось. Единственное чего ему хотелось, - это скорее уснуть, чтобы не чувствовать раздирающей боли. И он засыпал. Мутным взглядом скользнул по комнате и остановился на девушке. Попытался что-то сказать, но глаза закрылись, голова склонилась на бок и он затих.
- Витя! - вскрикнула медсестра и заплакала.
Парень находился рядом, совсем близко, но в то же время недосягаем. Между ними оказалось такое расстояние, которое никакими мерками не измеришь.
-
