Рассказ Чехова «В рождественскую ночь», на мой взгляд, одна из восхитительных жемчужин творческого наследия писателя. Мало найдётся умельцев, способных так же искусно сотворить (довольствуясь малой формой) настоящий шедевр литературы. Чехов — мастер изящной простоты: его проза не вычурна, ей чужды манерность и затейливая витиеватость (бывшие в большом почёте у модных писателей того времени), — слишком хорошо Антон Павлович знал жизнь и не считал нужным приукрашать (за счёт пышного слога) действительность в своих текстах. Два-три чётких штриха, задействованных при описании персонажа, те самые необходимые детали, благодаря которым образ мгновенно обретает полнокровность. Попробуйте, ради интереса, убрать эти штрихи — тут же разрушится всё очарование, вся «живость» чеховских персонажей.
«Молодая женщина лет двадцати трёх, с страшно бледным лицом, стояла на берегу моря и глядела вдаль. От её маленьких ножек, обутых в бархатные полусапожки, шла вниз к морю ветхая, узкая лесенка с одним очень подвижным перилом.
Женщина глядела вдаль, где зиял простор, залитый глубоким, непроницаемым мраком…».
Опорными столпами рассказа выступают две «силы»: сила природы и сила человеческих чувств. Эти силы существуют в одном пространстве, действуют согласно своим законам и в то же время независимы друг от друга. Отсюда необычный ракурс авторского видения (в самом начале рассказа): разгулявшаяся стихия воспринимается как нечто огромное в своей мощи («…зиял простор […] Не было видно ни звёзд, ни моря, покрытого снегом, ни огней. Шёл сильный дождь […] Ветер становился всё злее и злее»), в то время как женский персонаж видится маленькой, уязвимой фигуркой на фоне бушующей природы.
Хрупкость, изнеженность, ранимость перед лицом чего-то непонятного, тёмного и страшного…
Постепенно ракурс меняется. Внимание читателя отрывается от фона, сосредотачиваясь целиком на персонажах (волнении Натальи Сергеевны, мудрой невозмутимости старика Дениса, горьких слезах матери рыбака Евсея, боли дурачка Петруши). Человек и его чувства, страдания и переживания — извечная «суета сует», бессмысленная с точки зрения Природы, но архиважная для самого человека — к середине рассказа «вырастает в размерах»: накал человеческих чувств идёт почти вровень с природной стихией.
Ненастье захватило море, ещё немного, начнёт ломать лёд. И тогда — конец: не вернётся на берег рыбачья артель. Всё поглотит ревущее море: и людей, и тяжёлые рыбачьи сани.
Ненависть бушует в холодном сердце женщины. И тайная надежда.
Наступает кульминационный момент: треск льда — и вспыхнувшая вслед за этим радость (пропадёт постылый муж пропадом!). Но тут же сменяется радость воплем ужаса, когда поняла, что надежде не суждено сбыться. Вот он, стоит рядом — живой, невредимый и даже слегка пьян.
И здесь — удивительное мастерство автора, показавшего со всем драматизмом захватывающую борьбу чувств, весь тот мучительный нравственный перелом в душе женщины! — происходит трагическая развязка. Треснула корочка ледяного сердца, сквозь которую пробился нарождающийся росточек любви. «Воротись!» — кричит в отчаянии жена удаляющемуся в лодке мужу. И этот зов любви неожиданно подхватывает звон церковных колоколов («звонили к рождественской заутрене»).
«Протрещали это слово льдины, взвизгнул его ветер»…
И услышал он, потянувшись всей душой на берег, но было слишком поздно. |
Я иногда думаю, что Чехов не писал романы ввиду нехватки времени, чем абсолютно не страдали остальные...
с почтением, Олег