Голуби вновь прилетели на подоконник, когда Нину привезли из больницы. Они звучно топтались по жести. Но хозяйка не сразу заметила их. Её ослепило белизной покрывало на постели матери. Кровать была пуста и аккуратно застелена.
- Мама, вот я и дома, - сказала Нина и обожглась горячими слезами.
Слёзы сдавливали грудь и горло, можно задохнуться.
- Ничего, ничего! – успокаивала её соседка Люба, привезшая Нину из больницы. – Отмучилась мать твоя. Сколько месяцев не вставала. Похоронили её честь-по-чести. Ты приляг, Нина, отдохни. А я борща принесу. Обедать будем. Чего ж поделаешь?! От судьбы не уйдёшь.
- «Да уж, не уйдёшь!».
Началось всё с прошлой весны.
Наждачный круг раскололся на оборотах и куском пробил грудь Владимира. Муж скончался. А у Нины будто сломалось что-то внутри, оборвалось, остановилось. Померкло небо, пропал интерес к жизни. И, обострилась болезнь ног. Они часто распухали, ныли и ломили. Дотянуть бы до пенсии. Особенно по ночам нестерпимо болела правая нога, будто из неё жилы вытягивали. Врачи уже настаивали на её ампутации.
- Иначе - гангрена, - объясняли они, - и мучительная смерть.
Впрочем, кончины Белопёрова не боялась, потому что не осознавала вполне, что это такое? Иногда она даже призывала смерть, разом избавить её от одиночества, тоски и страданий. В декабре Белопёрову положили в больницу. Но сохранить больную ногу врачам не удалось. И вот на дворе уже март. Жизнь продолжает свои мучительные испытания.
Родная комната распахнула перед Ниной всю её прожитую жизнь. Вот еле приметные три зарубки под белилами на дверном косяке. Это покойный отец увековечил рост дочери - в три года, в десять и в семнадцать лет. Вот деревянная книжная полка в углу - ручная работа мужа. Поделка весело смотрится, будто освещается Володиной улыбкой. Много лет прошло, а, кажется, вчера он подарил её Нине. На столе хозяйка заметила пенсионное удостоверение. «Молодец Люба! Постаралась для соседки». Впервые после операции Белопёрова улыбнулась. Приятным теплом в её груди разлилась на минуту радость. Дожила-таки до пенсии. Не надо больше ходить в типографию, выстаивать у переплётной машины по восемь мучительных часов. Но только на минуту обрадовалась, потому что она уже никуда не в состоянии ходить. И в груди – снова холод.
Нина намеренно старалась не смотреть в сторону материной постели. Но взгляда не остановить.
«Сколько ж разных моих болячек ты прожила, мамочка, своим больным сердцем?!».
Людмила Петровна трудно дышала, еле передвигалась, жила через силу одной только верой, что из больницы Нина вернётся поправившейся. Не дождалась, не попрощалась с дочерью.
- Мама, вот я и дома, - вновь повторила Нина и вновь обожглась горячими слезами.
В ответ непривычное безмолвие. И вдруг в пугающей тишине она услышала скребущее топотание голубей по жести подоконника.
- Милые вы мои! – обрадовалась Белопёрова знакомой паре сизарей. – Как вы узнали, что я дома? А может, вы всю зиму навещали меня? Сейчас я вам булочку покрошу, милые… Сейчас.
С большим трудом, не то, что раньше, Нина открыла форточку, насыпала на подоконник крошки.
- Прилетайте, милые, не забывайте, меня.
В изнеможении Белопёрова опустилась на диван и, полулежа, с удовольствием наблюдала за птицами. За подоконником на слабом ветру качались верхушки деревьев. Сквозь них виделась синяя глубина неба. А чуть ниже оттаявшие крыши соседних домов. Голубь закружил вокруг подруги, заворковал свою любовную песню.
- Весна, - вслух произнесла Нина.
То ли от выплаканных слёз, то ли от прилетевших голубей, а может, от яркого мартовского неба у неё полегчало на душе. «Неужели голуби не забыли про меня. Неужели, несмотря ни на что, жизнь продолжается?!
Голуби суетливо скреблись по оцинкованной жести. А дальше – голые верхушки клёнов, шиферная даль города. Так сузился её оконный вид с дивана. Впрочем, по небу поплыло живописное облако, показался белый росчерк от самолёта.
Привыкая к своему теперешнему положению, Нина с трудом добавила хлеба голубям. А вскоре и Люба принесла горячий душистый борщ в кастрюле.
- Ты уже сама голубей кормишь? - удивилась соседка.
- А как иначе, Люба?! Они принесли мне целый мир. И весну, и жизнь!
Сегодня с утра я не могу думать ни о чём, кроме Нины. Сегодня группой товарищей по работе мы к обеду идём к ней в гости. И она ждёт нас, очень ждёт, потому что жизнь продолжается. Будет много друзей в её доме.
И, конечно же, будут голуби на подоконнике.
|