Тринадцатый

– А, по делу врачей  - вредителей. Неправильный диагноз, да? Что же Вы так? Смотрите, я хочу показать Вам свою дочь, и если что с ней случится, то Вы, профессор, жизни лишитесь, - сказал Вяткин Олегу Фёдоровичу.
    - А сейчас Вас отвезут ко мне домой. Если будет успех, то я гарантирую, пока я начальник лагеря, Вас не тронут, и Вы будете живы.
     Воронок ехал по улице, где жило лагерное начальство. Вот он остановился у большого дома. Там уже поджидали профессора. В кровати лежала девочка лет десяти, у неё были длинные, каштановые волосы. Сейчас они разметались по подушке. Её синие глаза смотрели на профессора настороженно. Нездоровый румянец на лице говорил  о том, что болезнь затянулась. Её мать, Елена Николаевна, женщина лет тридцати, тоже синеглазая, приятной наружности, в красивом халате сидела у кровати дочери, вздыхала и плакала.
     - Оставьте нас наедине, приготовьте чистое полотенце, тёплую воду, - распорядился Николай Фёдорович, - и принесите градусник.
Он вымыл руки, послушал её и, когда Елена Николаевна  вошла в спальню, сказал:
      - Двухстороннее воспаление легких.
     Она заплакала навзрыд причитая:
      - Спасите нашу дочь?
      - Как тебя зовут?
      - Оля.
      - Где же ты так простудилась? – расспрашивал Олег Фёдорович.
      - Это мы на новый год ходили в лес за дедом Морозом и ушли далеко, заблудились,замёрзли, а когда пришли, оказалось, что он дома.
     Профессор начал лечить Олю, ставил горчичники, давал микстуры, таблетки. Поил с ложечки чаем с брусничным и малиновым вареньем.  Делал микстуры он  по своим рецептам.          
Болезнь стала сдаваться, её молодость победила. Всё это время Олег Фёдорович жил у них. Оля привязалась к нему, как  к родному  отцу. Так как она не знала отцовской ласки, доброты и теплоты от своего отца, то всю свою привязанность отдавала ему. Вечером приезжал Вяткин, с Олегом Фёдоровичем  был он не многословен, узнавал, что необходимо, и уходил в комнату. Но зато его жена, Елена Николаевна, была разговорчивой женщиной. Она родилась в Алтайском крае в городе Бийске, где Олег Фёдорович бывал, знал эти места. Елена Николаевна тараторила без умолку, старалась угодить и получше накормить. Но вот Олечка выздоровела, профессор вернулся в свой барак. В основном всё было по-старому, только появились новые заключённые. Уголовники продолжали зверствовать, они избивали их, выламывали им рёбра, челюсти, руки и придумывали новые  издевательства. Люди, измождённые трудом, полуголодные, валились с ног. Они вели жалкий образ жизни изо дня в день. Некоторые не выдерживали:  кто сходил с ума, кто умирал от голода, болезней. А здесь ещё вспыхнула эпидемия тифа. Некачественная пища плюс условия жизни дали этот результат. Тифозников с каждым днём становилось всё больше и больше. Трупы не успевали увозить, их запах наполнил  все  бараки. Лагерное начальство решило поселить всех тифозников в тринадцатый барак, ка бы сделать лагерный лазарет. Олег Фёдорович день и ночь старался облегчить жизнь несчастным. Заболел тифом и Николай Петрович. Уголовники старались обходить этот барак. Теперь даже охранники боялись  заходить в него. Пока редко кто  из него выходил, немногим удавалось вылечиться, в основном выносили трупы.Лекарств не было. Вечером все, кто мог, собрались на совет в бараке.
      - Надо сообщить  в Красный Крест, - сказал  Николай Петрович.
      - А как? – послышалось несколько голосов.
      - Я знаю как! – ответил Олег Фёдорович.
      - Надо написать письмо и передать в организацию «Красный крест». Я это сделаю. Я поеду проведывать Олю и попрошу её отослать письмо по адресу.
      - А вдруг она не захочет, тогда что? – спросил один заключённый.
      - Я знаю, на что иду.
     Они стали сочинять письмо. А утром Олег Фёдорович обратился к      
начальнику лагеря:
     - Я хотел бы ещё раз осмотреть Олю. – Вяткин согласился. Его везли к дому начальника лагеря, в подстёжке внутреннего кармана был спрятан лоскуток исписанной бумаги. Лагерный воронок свернул к большому дому и  остановился. У Олега Фёдоровича лихорадочно текли мысли. Как передать? Спасение было в письме, и передать его нужно во что бы то ни стало.
      - Оставьте меня одного с Олей. Я её осмотрю,- сказал профессор, когда вошёл в дом и пошёл мыть руки. Он осмотрел её и, убедившись, что она здорова,ей шепнул:
       - Надо отправить письмо по нужному адресу, - и достал исписанный листок. Оля  поняла его с полуслова и  кивнула  головой.  Профессор вышел к Елене Николаевне и сказал:
       - Необходима профилактика и закаливание.
      - Хорошо, доктор, - заворачивая в газету пищу сказала она. Здесь же толкался охранник, понимая, что он находился в квартире начальника лагеря, не обращал на них никакого внимания  и чувствовал себя неловко.
      - Поехали, - бодро  сказал профессор, и они вышли на улицу. Была хорошая погода, солнце тепло грело по-весеннему. В дороге у Олега Фёдоровича поднялось хорошее настроение, а угрюмый охранник, не понимая, почему доктор  такой весёлый, отвечал лениво на его вопросы.
      - Сколько осталось  служить-то?
      - Один год.
      - Тяжко, наверное, сейчас служить.
      - Да, раньше лучше было. Бывало, дашь зеку в морду, аж кровь брызнет и ничего, а сейчас того гляди, как бы самого не стукнули. Времена не те пошли.
      Прошёл год. Наступила для политических оттепель. Охранники уже так не зверствовали, чувствовали, что будут какие-то перемены. Они заводили разговоры о житие-бытие. Уголовники теперь с политическими не вступали в конфликт и не издевались над ними как раньше.
      В тринадцатом бараке в живых осталось всего четыре человека из старых, остальные вновь прибывшие. Умер Олег Фёдорович, заразившись от больных. Лагерное начальство разрешило его похоронить с кое-какими почестями. Николай Петрович переболел тоже тифом, он сильно обессилел, еле шевелил губами, просил пить.
     В это время в лагерь приехала комиссия из Москвы. Сняли с должности начальника лагеря, назначили другого. Забегали охранники, начали наводить  порядок в лагере.Всем заключённым выдали чистое бельё, мыло, заработала баня. Комиссия ходила по баракам и спрашивала:
     - За что сидите, - но так как люди не знали, за что их посадили, не могли толком ответить. Зашли они и в тринадцатый барак. Там они, морщась, затыкая носы, боясь заразиться, подошли к Николаю Петровичу. Увидев его в таком состоянии, приказали:
       - Немедленно назначить лечение, - и быстро вышли. Один охранник проговорился заключённым:
       - Это приехала комиссия из международного Красного креста.
       - Всё же есть правда на земле, - сказал Николай Петрович, подошедшему дежурному по бараку, заключённому, принесшему ему попить воды.
       - Уголовники тоже приутихли. Жди, значит, будет амнистия, - продолжал разговор академик.
       - Вот повеселимся.
       - Веселись, не веселись, а пища стала лучше, а то бы я ноги давно протянул, - ответил Николай Петрович.
      Прошло два месяца со времени приезда комиссии, многое в лагере изменилось в лучшую сторону. Лагерное начальство два раза вызывало Николая Петровича к себе. Один раз на проверку здоровья.Доктора заставляли его приседать, ложиться, слушали, стучали молоточком и в заключении признали инвалидом. В другой раз выдали ему документ об освобождении из лагеря.
      Николай Петрович решил ехать сначала на родину Олега  Фёдоровича в Москву, рассказать его родным о профессоре, так как долгое время его судьба была неразрывно связана с ним. Он умер на его руках, перед смертью оставил свой адрес и попросил:
     - Будешь жив, всё передай моим.
    Академик ехал на поезде четверо суток до Москвы и, когда сошёл с поезда, то, прихрамывая, с тросточкой, пошёл искать родных Олега Фёдоровича. Нашёл нужный адрес, постучал в дверь. Дверь открыла женщина лет  двадцати пяти.
     - Вам кого?
     - Мне бы Васильевых.
     -  А здесь такие не живут. Позвоните к соседям, может, они знают, мы недавно здесь живём, - сказала она приветливо. Пришлось звонить соседям. Вышла женщина в годах. Узнав, кого спрашивают, пригласила войти в комнату. Она рассказала Николаю Петровичу, как забрали Олега Фёдоровича.
     - А было это летом 1937 года. Всю семью забрали. Это было на моих глазах, - вспоминала соседка, - успели только маленького внука Игоря ко мне послать, чтобы я его отвезла в деревню к родственникам. На следующий день я так и сделала. Теперь один Игорь остался, а про остальных неизвестно.Как забрали – ни слуху, ни духу. Сейчас внук уже большой, не так давно ко мне забегал, он в армии в Москве служит.
     На всякий случай Николай Петрович взял адрес Игоря, попрощался и вышел.
     - Куда? Теперь домой! – мысленно приказал себе Николай и пошёл на Ленинградский вокзал. Купив билет до Ленинграда, он сел в пятый вагон. Поезд тронулся. Николай Петрович задремал, сказалось напряжение от воспоминаний об Олеге Фёдоровиче, от ожидания долгожданного освобождения. Очнулся уже в пути. За все девять лет заключения он так никогда не спал. И вот Ленинград. Поезд  медленно приближался к родному городу.  Он боялся идти домой, боялся  потому, что его семью могла  ждать такая же участь, как и семью Олега Фёдоровича. Дорогой он гнал эти мысли подальше от себя и, подходя к родному дому, чётко услышал своё сердце, которое непроизвольно заколотилось, словно молотом застучало в виски. Не помнил, как поднялся на третий этаж, и позвонил. Дверь открыла Нина Николаевна.
     - Боже мой, Николай, родной, - и обняла его.У Николая Петровича навернулись  слёзы. В трёхкомнатной квартире больше никого не было. Они сели за стол и, как пара голубков, ворковали до самого вечера, не веря своему счастью.
     - После тебя ещё раза два чекисты приезжали, - рассказывала жена. – Хорошо, что у нас дед Пётр Иванович заслуженный человек, лично знал Ворошилова. После твоего ареста он ездил в Москву на приём к нему. Правда, нас больше не стали беспокоить. А вот насчёт тебя так и сказал ему Ворошилов.
      - Я здесь не могу тебе помочь, там сам товарищ Берия распоряжается. А у нас с ним в последнее время стали натянутыми отношения… Дед Пётр, как тебя забрали, сначала вроде держался, думал, выпустят тебя. А к Ворошилову съездил, так занемог, заболел и к осени умер, а за ним бабушка Татьяна прибралась. Похоронили их на кладбище  рядышком.
     - Нинуля, а где наши дочки?
     - Танечка замужем за одним военным, живёт в Москве, а Маша скоро придёт. Она у нас актриса, в театре  работает.
     - Знал бы адрес,зашёл, я в Москве останавливался. Николай стал рассказывать жене об Олеге Фёдоровиче.
     - Я вот поправлюсь, отдохну немного и обязательно в Москву съезжу, найду Игоря и расскажу ему об  его деде.
     Прозвучал  телефонный звонок.
     - Это Машенька, - сказала Нина Николаевна, - вот обрадуется! Машенька, это ты? Говоришь задержишься. А у нас радость – папа приехал.
     В трубке кто-то заговорил.
     - Мы немедленно едем, - прозвучал мужской голос. Не прошло и получаса, как в квартиру вбежала, запыхавшись, Машенька с молодым человеком.
     - Здравствуй, папочка! Она бросилась к нему на шею. Целовала, обнимала, рассматривала его.
     - Вот какой мой родненький папуля, - радостно говорила  Машенька.
     На вид Николай Петрович выглядел пожилым уже человеком, с сединой, с морщинами, гораздо старше своего возраста, но глаза