НЕТЕРПИМОСТЬ

в Новгородской области. Когда Славка еще не ходил в школу, мать отправляла его туда на лето. Воспоминания сохранились в памяти отрывочно. Но он запомнил не знавшие усталости узловатые руки бабушки, все время чего-то делающие, ее доброе лицо и глуховатый голос. Помнил, как однажды спросил ее:
     «Бабушка, а почему ты никогда не держишь руки внизу, вот так... - вытянул он по швам свои ручонки, - А все время перед собой?»
     «Так, когда же мне их так держать? - добро рассмеялась бабушка, - Мне, Славенок, дела делать надо. А не было бы у меня дел, я бы и стояла вот так...»
     Она шутливо передразнила его.
     Такой он и помнил свою бабушку, как живчик бегавшую по избе и непрестанно чего-то делавшую. Помнил речку, дядю Ивана, катавшего его на лодке, деревенских ребят...
     Помнил и хмурый дождливый день, когда из детского сада привела его соседка Вера Петровна, сказав, что мама вернется завтра, и весь вечер читавшая потом ему сказки. Помнил вернувшуюся маму, печальную и даже какую-то постаревшую. Помнил и большую коробку, вытащенную матерью из сумки.
     «Вот, сынок, - горько сказала мать, - это приданое тебе от бабушки».
     Он не понял, что такое приданое и открыл, думая, что там что-то вкусное, а увидел уложенные рядами ложки и вилки.
     «А больше ничего не прислала?» - разочарованно протянул он.
     «И не пришлет... Нет у нас больше бабушки», - ответила мать, вытирая выступившие слезы.
     «Как - нет?» - не понял он.
     «А так. Умерла».
     Славке стало грустно. Он уже знал, что люди живут, а потом умирают и их закапывают на кладбище. Ему стало грустно оттого, что больше никогда не увидит своей доброй бабушки, но, что же поделаешь, раз так, наверное, надо? Он вытащил из коробки вырванный из тетрадки в клеточку листок и развернул его. Читать по вывескам он уже кое-как научился, и ему не составило труда прочесть написанные чуть корявым бабушкиным почерком крупные печатные буквы: "ВНУКУ МОЕМУ СЛАВИКУ". И вот тут, неожиданно сам для себя, он заплакал. Он представил бабушку, которая их писала, и то, что ее больше нет, вдруг осозналось совсем иначе, и отчего-то сделалось до того жалко, что слезы полились сами собой...
     И сейчас это воспоминание отозвалось тяжкой душевной мукой. ВНУКУ МОЕМУ СЛАВИКУ - сами собой возникли в памяти корявые буквы, и Славка почувствовал как глаза его, как и тогда, в детстве, наполняются слезами.
     Кое-как убрав комнату, Славка сел на диван, с ужасом думая, как обо всем рассказать матери.
    Но самый большой удар ожидал его, когда он вышел в коридор и увидел взломанную дверь в комнату соседей...
     Все последующее - милиция, допросы, слезы матери, угрозы соседки подать в суд, если не будет возмещена стоимость, слились для Славки в нескончаемую череду сменяющих друг друга мрачных сцен. Но самое ужасное, что пришлось рассказывать все, как есть, и то, о чем перешептывались по углам, стало произноситься во весь голос. У соседей, в отличие от Славкиной матери, было, что украсть, и он почувствовал, что если умалчивать и искажать факты, то доказать потом, что он не был в сговоре с преступниками, будет невозможно.
     По двору Славка ходил, как оплеванный, на двери кто-то постоянно писал сначала мелом, а потом спреем всем известное слово, мать на глазах состарилась за несколько месяцев. В дом пришла самая настоящая нищета, и Славка с нетерпением ждал своей первой зарплаты.
     Наконец настал день, когда он выехал за ворота парка в свой первый рейс.
     Переживания последних дней и без того выбили Славку из колеи, а тут добавилась еще и работа, вставать на которую приходилось в три часа ночи, а возвращаться под утро. Он недосыпал, стал нервным и раздражительным. От усталости у него болела голова и ощущалась дрожь в коленках, но он упрямо шел на работу. Брал лишние смены, делал дополнительные рейсы по заданию диспетчеров, которые затыкали им интервалы из-за недовыпуска машин на линию.
     - Ты посмотри на себя, - сказал как-то веселый Алексеич, водитель, что стажировал его на линии, глядя совсем не веселыми глазами, - Кожа да кости остались. Когда денег много зарабатываешь - хорошо, но так и загнать себя можно. Вон, Брыкин так работал, а потом прям на линии пена изо рта пошла. Теперь с метлой по канаве ходит, и в психушку поставили на учет.
     - У меня не пойдет, - зло ответил Славка, садясь в кабину, и резко сняв троллейбус с ручного тормоза, уехал в очередной рейс.
     На линии его окрестили сердитый малый, поскольку и в самом деле он таким выглядел. Умерил Славка свой пыл только тогда, когда, заехав однажды в парк и опуская штанги, почувствовал такое головокружение, что земля ушла из-под ног. Он повис на веревках, кое-как зацепил обе штанги за один крючок, отдышался, а потом, держась за троллейбус, буквально вполз в салон и некоторое время сидел в темноте, пока не ощутил в себе силы, не качаясь, дойти до диспетчерской сдать путевку, чтобы не подумали, что приехал с линии пьяным.
     Так прошли осень и зима. Кроме работы, Славка не ходил никуда. Он уже ощущал себя принадлежностью этой груды штампованного железа, а все пассажиры стали на одно лицо.
     Мать тоже работала в две смены, относя каждый месяц "ренту" соседке, поскольку жуликов так и не нашли. Славка почти полгода отдавал всю зарплату матери, но, в конце концов, ненасытность соседки взбесила его.
     - Ты что, до самой смерти ей собираешься платить? - спросил он мать, - Сколько ты ей уже перетаскала?
     - А ты хочешь, чтобы она тебя в тюрьму засадила?
     - Сейчас. Засадит. Разбежалась. Тех, кто грабил, не засадили. Пусть докажет сперва. Я тоже могу заявить, что она меня обворовала. Короче, прекращай ей платить!
     - Да ты что? Не знаешь, что это за люди?
     -Знаю. Поэтому они и торжествуют, что мы их боимся. Я больше ни копейки не дам. Пусть идет, куда хочет! Так ей и скажи.
     Это было первое его решительное слово в доме, и он настоял на своем. Соседка никуда не пошла, но на Славку стала смотреть так, что если бы могла убить взглядом, от него не осталось бы и пепла. Но ему было все равно - он ее просто не замечал. Славка в доме вообще ни с кем не разговаривал. На деньги, что перестал отдавать, к лету купил себе компьютер.
     Все это время, кроме как с коллегами по работе, Славка ни с кем не общался. Однако насупившая весна стала понемногу будить в нем чувства. Он ловил себя на том, что обращает внимание на симпатичных парней на улице и в салоне своего троллейбуса. Особенно после того, как подсмотрел в зеркало за двумя геями, начавшими ласкать друг друга поздно вечером в пустом троллейбусе. Он увидел даже принадлежности одного. Те были уверены, что то, что они делают руками, за спинками сидений не видно. Не учли только, что у Славки в кабине одно из им самим установленных зеркал, было прикреплено низко сбоку, чтобы видеть обращающихся за талонами.
      Он увлекся наблюдением до того, что забыл снизить скорость под стрелку, и произошел сход штанг. Выходя из кабины, он так посмотрел на них, что когда заходил обратно, после того, как поставил штанги, тех в салоне уже не оказалось.
     А он поехал дальше, и вспоминая увиденное, ощущал всю дорогу до парка томительное возбуждение, овладевшее им настолько, что поставив машину на отстой, сел в темноте на то самое место и начал мастурбировать.
     «Нет, - горестно подумал Славка, вставая и вытирая руку платком, - Одному быть нельзя».
     Обзаведясь компьютером и войдя в Интернет, он сразу полез на гей сайты, открыв доселе неизведанную для себя жизнь. Начитавшись и насмотревшись вдоволь, Славка решил в первый же выходной пойти в гей клуб. Он не разбирался, чем они отличаются и какой ему больше подходит, а отправился в первый попавшийся.
     Вход помещался под аркой большого жилого дома, и если бы не пара ребят, свернувших туда с набережной, ему бы пришлось его разыскивать. Вывески никакой не было, а название обозначалось на небольшой табличке, прикрепленной под кнопкой домофона, по которому позвонили парни, и Славка вошел вслед за ними.
     Похоже, здесь когда-то была квартира или две, так как планировка напоминала традиционную ленинградскую коммуналку. Единственным ярко освещенным местом был гардероб, где Славке предложили оставить куртку, и за весьма скромную плату вручили входной билет в комплекте с презервативом.
     - Действителен всю ночь до закрытия, - не поднимая глаз, вежливо пояснил молоденький парень гардеробщик, - Можете выйти, а потом вернуться. Но только на одно лицо...
     Во всех других помещениях царил полумрак, и негромко играла музыка. Прямо от гардероба начинался длинный коридор, левая стена которого была разгорожена на кабинки, в которых могло поместиться два человека, правда, только стоя. Тут же стояло несколько парней, как ожидая чего-то. Не разглядев их как следует, поскольку глаза еще не привыкли к темноте, Славка прошел дальше.
     За кабинками открылся вход в холл, где были диваны, столик с пепельницами, а на мониторе в углу мелькали кадры порно фильма. Тут сидело несколько парней -  и парами, и поодиночке, которые лениво покуривали, смотря видео. Заглянул Славка и в комнату, располагавшуюся за холлом. Там стояло несколько кресел с высокими спинками, на одном из которых сидел мужчина средних лет, судя по телодвижениям и выражению лица, явно занимавшийся мастурбацией. Здесь тоже демонстрировалось порно, только более откровенное, и монитор был побольше.
     Славка вернулся в холл, присел на диван и выкурил сигарету. Окружающие не обращали на него внимания. Лишь одна пара, что сидела при входе, задержала взгляды и о чем-то пошепталась.
     -... Он тебе нравится? - донеслось до его слуха.
     Славка затушил окурок и решил пройти дальше. Коридор заканчивался довольно большим помещением, в котором размещался бар. Здесь стояло несколько круглых столиков, а на подвешенных по углам мониторах демонстрировалось аналогичное тому, что он уже видел, только без звука и более скромное.
     Славка подошел к стойке и попросил кружку пива. Бармен предложил закуску, но он отказался и сел за свободный столик. Чувство неловкости, которое не покидало его с момента, как он переступил порог клуба, стало проходить по мере убывания пива в кружке.
     Вот он уже взял вторую.
     Народу постепенно прибавлялось. Славка потягивал пиво, курил, и то посматривал на мониторы, то разглядывал окружающих. Многие знали друг друга, здоровались между собой и с барменом. На удивление, публика была разномастная. Самому младшему из присутствующих едва можно было дать восемнадцать, но тут же сидели два мужика явно за пятьдесят, правда, неплохо сохранившиеся. Пришли и те двое, что обратили внимание на Славку в холле, и расположились за соседним столиком, взяв по бокалу вина. Они продолжали о чем-то болтать, частенько посмеиваясь.
     Славка прислушался и уловил несколько фраз:
     -...Главное, хоть бы клизму душем сделал себе, весь х... в говне оказался...
     -... В ротешник бы ему засунул сразу...
     -... Не, я в отпаде от него был...
     Разговор явно не навевал приятных ассоциаций, но Славке вдруг сделалось хорошо. Выпитое пиво дало о себе знать, в голове немного шумело, а сама