ЧУЖОЙ

 

Ч У Ж О Й


Повесть содержит гей-тематику.

Автор приносит читателю извинения за наличие откровенных сцен и ненормативной лексики в надежде, что это не отвратит от прочтения и будет признателен, если тот, кто считает для себя это неприемлемым, опустит при чтении эти абзацы.

Автор категорически не рекомендует к прочтению не достигшим совершеннолетия.



 
 
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1.


          Телефонный звонок застал Влада в ванной. Едва он выключил душ, как донеслась сквозь закрытую дверь его трель, неслышная ранее из-за шума воды. Накинув полотенце на плечи, Влад поспешил поднять трубку. Голос звонившего не показался знакомым, хотя интересовался он определенно им.
          -Привет! Это Андрей Голубев, помнишь?
          -Не совсем. Напомните о себе.
          -Поль, мы учились с тобой когда-то в одном классе.
          -Андрюха, Гуля! - протянул Влад, вызволяя из памяти давно забытое, - Ты?! Ты где? Ты откуда?
          -Здесь, в Питере. Звонил тебе два раза, но ты неуловим.
          -Ты как здесь очутился? Ты один? С Леной?
          -Один. Приезжал по делам своей фирмы.
          -Надолго?
          -На четыре дня, завтра улетаю.
          -Слушай, но надо же ведь увидеться, - Влад был совершенно ошеломлен новостью, и как всегда в таких случаях, плохо соображал,- Ты сейчас где? Во сколько самолет?
          -Ну, конечно же увидимся, - ответил Андрей,- Не суетись, я тоже безумно рад, что все-таки дозвонился, и не улечу, не повидав тебя.
          -Да, а как ты узнал мой телефон? – спросил Влад, начиная приходить в себя от неожиданности.
          -От тети Нади, ты же приглашал ее в гости.
          -Ну да, конечно. Ну, так как же? Где и когда?
          -Приезжай сейчас. Можешь?
          -А где ты остановился?
          -В Охтинской. Знаешь такую гостиницу?
          -Ну, конечно же, это совсем не далеко. Давай, через полчаса… Нет, через час. Ты меня из ванны вообще-то вытащил, - усмехнувшись, добавил Влад.
          -Поль, прости…
          -Да все нормально! Ну, так через час?
          -О кей. Я жду тебя у входа.
          Совершенно ошеломленный, Влад положил трубку и тут же начал одеваться. Кого он меньше всего ожидал сейчас услышать, так это Андрея. Он не думал даже, что их пути в жизни могут вообще еще раз пересечься, насколько в разные стороны они расходились.
          Через десять минут, одетый и причесанный, Влад уже спешил к трамвайной остановке. До Охтинской было ехать не больше двадцати минут, но метро не годилось. Вся надежда оставалась на трамвай, но в городе Санкт Петербурге этот вид транспорта, как и любой другой, нужно было дожидаться минимум минут сорок, а после девяти вечера имелись шансы не дождаться вообще.
          Однако, на этот раз, Владу повезло. Едва он вышел на улицу Коллонтай, как увидел приближающийся вагон сорок шестого маршрута. Он  взглянул на часы - если по дороге ничего не случится, приедет как раз во время.
          Полупустой вагон гремел и раскачивался, дребезжа всеми своими частями. Влад присел у окна. Уже почти забытый голос Андрея и эта школьная кличка – Поль, мысленно вернули его к беззаботной поре детства...
          Пора эта у Владика была действительно беззаботной. Все, что было в ней дурного, осмыслилось позже, а лет до десяти все было просто и ясно. Он был счастлив. Он был счастлив просто тем, что живет – ходит в школу, катается на троллейбусе, гуляет. Счастлив хорошей отметке, мороженому, улыбке приятеля. Учился он не в дворовой школе, как все, а в особенной, аж за пять троллейбусных остановок. "Особенной" его школа была потому, что в домах, во дворе одного из которых она располагалась, жили люди стоящие близ кормила власти. Какое счастье, что он тогда был далек от всего этого. Владик даже не знал, почему его отдали в ту далекую школу. Она лучше – объяснили родители, и он им поверил. Чем лучше, почему лучше, для кого лучше – он не знал. Да и не хотел знать. Ведь главное - ее посещение было связано с путешествием на троллейбусе. Ему покупали проездной билет, как взрослому! Это наполняло его сознание исключительностью.
          Это же, да еще разговоры дворовых «кумушек», которые в отличие от них, несмышленых, все знали, сделали его чужим во дворе, где он вырос. Законы двора беспощадны и суровы. Стоит раз занять свое место, и чтобы изменить его, надо или переродиться, или совершить нечто такое, что потрясло бы всех. Но Владик ничего совершать не собирался. Его это вообще не волновало, и даже те сверстники, которые все равно продолжали с ним водиться, стали ему безразличны. Он гулял во дворах элитарных домов, и его родители были на седьмом небе от такого времяпровождения своего сына. Они почему-то были непоколебимо уверены, что те дети плохому не научат.
          Новый период его детства начался хмурым дождливым августовским вечером в подмосковном поселке Жаворонки, где они каждое лето жили на даче. Будучи отруган отцом, которого, несмотря на дождь, пошел встречать на станцию, за то, что промок и замерз, Владик прибежал домой раньше, и уже успел переодеться в сухое, когда тот, войдя на веранду, достал из кармана два ключа на красной ленточке – отдельная квартира! Владик помнил, чем было в его семье это событие…
          Зима, метель. Они с отцом, матерью и специально приехавшей ради этого бабушкой, выходят из оторванной от всего привычного мира станции метро на окраине Москвы, и долгое время бредут буквально по колено в снегу по незнакомому адресу. Новый, не заселенный еще высокий дом, показавшийся небоскребом. Хитроватый мужик  сторож, после долгих переговоров, за металлический рубль отворивший им дверь. И сама квартирка. Маленькая, тесная, разгороженная тонюсенькими перегородочками на несколько клетушек – две комнатки и кухню с крошечной прихожей. Все это приводило Владика в состояние, которое бывает во время игры. Да и не верилось ему всерьез почему-то, что в этой игрушечной квартирке они будут жить. Ни тогда, в первый раз, ни когда приезжали убираться, ни даже, когда ранним августовским утром во двор их дома въехал грузовик, и грузчики начали отторгать с привычных мест немудреную мебель.
          Никто не провожал их. Отношения с дворовым сообществом были натянутыми не только у него, но и у родителей из-за постоянных скандалов с соседкой - одинокой Идой Моисеевной. Дело доходило даже до товарищеского суда. А что они не могли поделить? С ранних лет Владик был свидетелем того, как сосредоточенно и упорно люди могут видеть смысл жизни в отравлении ее себе и ближнему. Потом, спустя много лет, он будет стремиться это забыть, и к подобным отношениям у него возникнет стойкая идиосинкразия. Но в то утро Владик дышал оптимизмом, и с нетерпением предвкушал осуществление давнишней мечты – прокатиться по Москве в открытом кузове. Наконец, вещи были погружены. Владик залез в кузов, простившись со своим известным до последнего камешка двором, и зараженный от родителей гордостью о таком важном обретении, как отдельная квартира, отправился в новую жизнь…
          Новая школа поразила его суетой и шумом, обилием шпаны и двоечников, но, по большому счету, ничем. Это была просто смена обстановки. Конечно, здесь не было лингафонных кабинетов, первоклассно оборудованных лабораторий и прочего. А так... И учителя, и ученики были самыми обыкновенными - как там, так и здесь. Дело было уже не в этом. Владик незаметно для себя стал постепенно переходить в возраст, когда на смену одним ценностям приходят другие, и растлевающий дух общества начинает входить в неокрепшие юные души, в которых еще нет ничего такого, что помогло бы достойно его встретить. Зато хочется казаться взрослее. Возраст предательства в себе подлинного во имя наносного...
          С настоятельно советуемым родителями в друзья Чекмаревым, поскольку его отец занимал довольно высокий пост по партийной линии, у Владика дружбы не получилось. Они  какое-то время ходили вместе в школу, поскольку жили в одном доме, но очень быстро выяснилось, насколько они разные. И вообще у Владика на новом месте особенной дружбы ни с кем не завязалось. Ни во дворе, ни в школе. Разве что, стали приятелями с Женькой Акопяном, с которым Владик оказался за одной партой, и с Сережкой Симоновым. Да и то, только в школе, а после звонка с последнего урока, их дорожки разбегались в разные стороны.
          Жизнь на новом месте не принесла желанной радости ни ему, ни родителям. Громоотвода эмоций в лице общего врага, Иды Моисеевны, теперь не стало, и изливать раздражение приходилось друг на друга. Перепалки и размолвки между родителями стали обыденным делом. Доставалось и Владику, когда он попадал под горячую руку, а способностью, да и желанием уходить от конфликтов он не обладал. Ему, наоборот, всегда хотелось добиться справедливости. Он стал открывать для себя, что в мире взрослых, в котором ему так хотелось чувствовать себя своим, далеко не все так справедливо, как ему представлялось ранее, и им овладевали противоречивые чувства. После очередной стычки с родителями или с кем-то из взрослых в школе или на улице, Владик впадал в уныние, и ему начинало хотеться вернуться туда, в старую комнату, в прежнюю школу, в прежний мир, где все было так просто и ясно. 
         В силу возраста в жизнь Владика стали входить и неведомые ранее изменения в нем самом. Он заметил пробивающийся пушок над верхней губой, у него стал ломаться голос и все чаще стали возникать желания, суть которых Владик мог себе объяснить только тем, что ему хочется физической близости. В школе они уже давно между собой обсуждали то, что раньше было запретной темой, и это не радовало его. Он уяснил себе, что и через это ему надо будет пройти, чтобы не быть не таким, как все. Мысленно он начинал себя к этому готовить, но получить информацию, кроме как из среды сверстников, было неоткуда. А там все это обсуждалось в самых пошлых формах. Владик старался представить себе, как бы он сделал это с Танькой Сильвеструк, завладевшей его симпатией с первого взгляда, с Иркой Ефремовой... Стало происходить что-то непонятное во сне - временами он испытывал приятную боль внизу живота. Один раз она оказалась такой сильной, что Владик проснулся. Ему показалось, что трусы на нем были мокрые. Он сунул туда руку и угодил во что-то склизкое. Владик встал, зажег настольную лампу, снял трусы, на которых действительно растеклось влажное пятно, и вывернув их наизнанку, стал рассматривать. По комнате распространился неведомый ранее специфический запах. Он не нашел ничего лучшего, как скомкать их и засунуть в угол под диван, а утром незаметно стащить из ящика другие.
          Потом это стало повторяться, и он научился тайком застирывать трусы в ванне. Он стал догадываться, что происходит и с чем это связано. И еще заметил, что это случается, когда ему снится что-то связанное с запретными забавами в детстве. Например, Голицынский пруд...
          Они тогда приехали туда целой оравой покататься на лодках - на пруду была лодочная станция. День выдался жаркий, и решили искупаться. Периодически мимо берега, где они обосновались, проплывали лодки с отдыхающими. Это произошло случайно. Уже