чёрных сапогах. Где нашёл? Не помнит! На помойке нашёл, добрые люди выложили. Блестит лаковая кожа, пахнет склепом и мертвецом. Стаc Гон быстро идёт, против ветра, обгоняет затхлый запах. Его не узнать.
Лёгкость в ногах, поперёк лба складка.
Летящий походняк, лишь голова, как бы в сторону. Туда-сюда, заглядывается на обочины… Не то, что трясётся или болтается, но как человек на подножке, который хотел бы, да не решается соскочить.
Он вышел к дому Яны легче лёгкого. Холодная рука лежала на левом плече, вела его. Пропала в начале проспекта.
«Скажу: я грубиян. Скажу: ты тоже нравилась мне. Скажу: не мог решиться. Скажу…»
Звонок в дверь.
Вместо девочки-гота, открыла дверь заспанная тян, девочка-эмо в коротком пушистом халатике.
– Ой.
Скороговоркой:
– Яна. Я грубиян, ты всегда нравилась мне, это неважно. Стой, молчи. Сейчас я скажу что-то важное и вызывай санитаров.
– Стас… Заходи.
Он не пошёл дальше прихожей. Сел на табурет. Вынул нож из кармана. Ржавый, страшный, блестящий на конце, на ладонь положил.
– Этот нож для тебя. Я не нашёл его, мне его дали, клянусь, неважно. Сейчас я попытаюсь тебя поцеловать. Если ты поведёшься, если ты пойдёшь со мной… – его голос изменился, стал задушевным, мёртвым и чётким, как у диктора в тоталитарной стране – У меня есть для тебя подарок! Новогодний подарок, Яна будь моей…
Закашлялся, как туберкулёзник, в три погибели согнулся.
– Так вот, о чём я… О криминальной хронике, кроме санитаров. Прошу: закрой дверь снаружи! Вызывай скорую-ментов-пожарку – от соседей! Быстро! Бегом!
Тян села на корточки поцеловала его в губы.
– Я хочу быть твоей. И мне всё равно.
Взвыл. Всё напрасно! Чего ему это стоило, и всё зря!
«тёлки.все.чокнутые.непоняла.нож.идиотка.милая.какая.красавица.такая.идиотка…»
На горле разомкнулись костяные пальцы, поплыл раскатами смех. Потусторонний смех, в ушах щёлкало от него, как от перегрузок.
– Пойдём в мою комнату…
Эмо-тян распахнула халатик, и Стас как в прогретое июльское озеро погрузился в её тепло.
Мир заполнил золотой, солнечный свет. Бег на вершину холма, по ромашкам, по клеверу. Тарзанка, прыжок в озеро, ясное небо, лазурь наверху и внизу.
Адские силы праздновали победу, не смотрели на них.
Когда вынырнул, когда заставил себя включить мозг, Стас безнадёжно спросил:
– Ты была девственницей...
– Да. Удивлён? Не, претенденты имелись!.. Но чё-то им, как-то не верилось... – Яна задумчиво играла длинной серьгой, добавила серьёзно. – Ты первый поступил, как мужчина. Прогуляемся? Где мой подарок?
Стас заорал:
– Ты не видишь, что я псих?! Я заблудился! Я двое суток кружил по району! Не помню, что со мной было вообще! Не представляю вообще! От меня шарахались! Ты видишь, на мне чужая одежда?! Как думаешь, с помойки? Или я зарезал его?!
Яна не слушала, одеваясь от трусиков до плаща в чёрное, она мило, вежливо улыбалась.
– Отведи меня к моему подарку.
– Ты тоже чокнутая?!
Кивнула:
– Тепло.
Костяные, невидимые пальцы постукивали по плечу: веди, веди даму. Воля иссякла.
«Всё против нас... Я смогу выбросить нож по дороге...» – Последнее, что решил Стас Гон.
Последнее, что сказал:
– Когда обнаружат, чокнутая, твой труп рядом с трупом маньяка, пусть будет кольцо на пальце.
Снял печатку с мизинца и одел ей на большой правой руки. Велико.
Засмеялась.
– Вот не мечтала даже!
За дверью – цепями фонарей вдаль уходила ночь.
Шли они как во сне. Горло костяной удавкой сжато, ледяные пальцы на левом плече, ведёт.
Яна – под ручку, спокойная, как танк… Цок-цок, каблучки.
Супермаркет закрыт. Двери распахнуты.
Подсобка.
Подвал.
Стас Гон вернулся, откуда пришёл, в свою реальность.
– ...твоя шлюшка… – сказала тьма справа тьме слева.
Тьма слева зашуршала по полу:
– …она?.. взгляну…
Темнота осветилась множеством круглых язычков пламени, в каждом – козлиный горизонтальный зрачок. Они мигали, щурились.
Стас увидел, что Яна стоит в кругу, между свиной головой и остовом рёбер, посреди разложенных внутренностей и разглядывает их.
– ...это твоё новоё тело… – зашипела тьма… – не зассступай госссподину дорогу… твоё, шлюшшка, новое тело готово... заходи… через новую дырку выйдешшшь... и зайдёшшшь в это…
Яна аккуратно перешагнула голову навстречу подрагивающему зрачку красному в алой обводке.
Занесла руку…
Зрачок моргнул. Отдалился…
Близко к нему раскрылся второй. Оба подрагивали с ненавистью, тревожно, источая букву за буквой – кровавым гноем сочащиеся строки. Шрифт готический, смыл неизвестен.
Рука тян чертила в воздухе ответ – замысловатый вензель. Пальцы рисовали дымом буквы. Поочерёдно: указательный, мизинец, указательный… Большим пальцем правой руки, тем на котором кольцо, она поставила точку.
Строка немедленно превратилась в короткий белый кнут, вензель стал рукояткой.
– Кто теперь я? – спросила. – Как ты меня назвал?
– …Януария, шшшлюха… – прошипела тьма. – …сссамое время всссстать на колени… ты большшше не дева!.. ты не под защитой!.. я оживлю эту сссвинью твоей душой… а он заколет!..
– Не дева… - согласилась. – Не под защитой… На что мне теперь защита?..
Кнут взлетел и обрушился на текущие кровью буквы. Брызнул гной, ошмётки, дым…
Зрачки моргали часто и беззащитно.
– Не дева, – повторила, – а кто? Кто теперь Януария, властительный господин?
Шипящая тишина.
Кнут ударил между зрачков, и Стас оглох от запредельного крика.
Гнев тян перекрыл вопль:
- Глупец, я женщина! Властительный господин... Труп гнилостный, что ты передо мной? Падаль! Властительный господин, прости меня, я никогда больше не перейду тебе дорогу! Вон пошёл, прочь! Сводник, глупец, не в свинью, в преисподнюю! Мерзость! Прочь пошёл!
Кнут взвился, громыхнул и взорвался шаровой молнией, оставив ослепительное зарево.
Звон в ушах…
Стас сидел, держался за голову.
– Господи, Яна… Теперь что, это твой город?
– Я не господи! – захохотала. – У парней своя логика, иерархическая… Город ничей. Моря он, я думаю, моря-океана… Но если я королева, то ты – король, и он твой! Стас, любимый, правильный ты, настоящий король!
Шутила, целовала его, оглядывалась.
Пробормотала:
– Опять ушёл, как всегда. Близняш хитрый, опасливый... Это жаль, это завтрашняя война. Властительные господа не опасны, милый. Надулись и... – чка! Лопнули! Гордыня съела, глаза запесочила и… – ам! Господа не страшны, опасны их слуги... Будь так добр, третий раз прошу! Любимый, возьми кабанчика, повесь на брелок. Кабанчик хороший, он отгоняет дурные сны.
