Открытие

своим поцелуем он попал в ее смеющийся рот - она засмеялась сразу, как только он к ней подошел. Ольга его не оттолкнула и даже губы потом сомкнула, и даже вроде бы ответила на поцелуй, но все равно это было черт знает что! Зубов ничего не понимал и уронил руки.
Далее стало и вовсе непонятно: Ольга села за мольберт, озорно оглянулась на Зубова и начала работать.
Совершенно сбитый с толку, он отправился к своим вагонке и гвоздям, благо осталось ему оббить совсем небольшой участок стены. Сказать по правде, он и раньше мог все завершить, да нарочно тянул время. А теперь решил – хватит!
Через пару часов труд его был закончен.
Как раз тогда Ольга, по обыкновению, позвала пить чай:
- Сергей! Перерыв!
- А всё, хозяйка, - сказал Зубов, входя в мастерскую. - Некогда чаевничать. Иди, принимай работу!
У Ольги сделалось растерянное лицо, оно у нее словно погасло.
- Как "всё"?
- Смотри сама.
Ольга шагнула в сторону террасы, но остановилась и со словами "я сейчас"  вышла в другую дверь.
Вскоре она появилась, держа конверт, и Зубов с досадой заметил, что этого короткого времени хватило, чтобы серая тень исчезла с ее лица.
- Держи, как и договаривались, - лучезарно улыбнулась она. - И еще, Сереж... В моей комнате письменный стол давно просится, чтобы его починили. Может, задержишься?
Зубов взял конверт.
- Я за стол заплачу, - поспешила сказать Ольга.
- Да не надо ничего... Пойдем, посмотрим.
Стол, и в самом деле, нуждался в ремонте: ящики в обеих тумбах лежали друг на друге, потому что их направляющие были сломаны.
- Ну, это времени много не займет.
- А еще нужно проводку в коридоре поменять. Сможешь?
Она посмотрела с наигранной, но очень милой мольбой, и до Зубова, наконец-то, дошло, что Ольга просто не хочет его отпускать. А она, не дожидаясь ответа, стала вытаскивать из стола набитые всякой всячиной ящики.
Выпал и раскрылся альбом со старыми фотографиями. С его разворота взглянули на Зубова женщина в жемчужном ожерелье, военный с кавалерийскими эмблемами на петлицах, худой старик в пиджаке и белой рубашке, застегнутой на все пуговицы, и - Зубова бросило в жар! - он сам рядом с девочкой с ореховыми глазами!
Наверно, он так оглушительно затих, что Ольга подняла глаза. Увидев его прикованный к фотографиям взгляд, она стала объяснять:
- Это альбом моей тетки. Я тут не всех людей знаю. Вот этого, например, военного или женщину... А этот старичок - ее отец, мой дед, но я его в живых не застала...
- А это?
- А это я. Меня тогда родители на пару дней к тете Гале привезли, они куда-то уезжали, и меня не с кем было оставить. Не помню уж, кто сделал этот снимок во дворе ее дома. Она в Лялином переулке жила.
- А это кто?
- Моя первая любовь, - улыбнулась Ольга. - Разумеется, детская... Но какая-то очень странная. Всего-то два дня знакомы были, а я помню этого мальчика до сих пор... Он мне иногда сни...
Она вдруг осеклась, лицо у нее сделалось серьезным, а темно-карие глаза потускнели и - совсем без блеска - стали, как вишни, брошенные в воду.
Ольга растеряно провела рукою по щеке... и тут совсем близко, из-за двери раздался голос:
- Хозяюшка! Что это у тебя все двери нараспашку?!
Это приехал Борис. Но Зубов его так и не увидел: Ольга поспешила из комнаты ему навстречу.
Ошеломленный, Зубов никак не мог собраться с мыслями. Наконец, появилась первая из них: в детстве глаза у нее были намного светлей... Затем он подумал: я вообще не помню, чтобы нас кто-то фотографировал! Следующая мысль была о том, что сейчас надо заняться ремонтом стола, а потом, когда Борис уедет, объясниться с Ольгой. Она, конечно, корит себя за излишнюю откровенность с ним, но, если б она знала, что рассказывает о том, что он ей снится, ему самому! А ведь и она ему снилась... Почему? Они, и в самом деле, половинки?
Приятный холодок поднялся к горлу, и тело сделалось ощутимо легким - видимо, так обозначило свой приход счастье. Оно не взорвалось, не вспыхнуло, именно пришло, но, тем не менее, Зубов некоторое время был, как контуженный. Оглохший, с пустой головой, он автоматическими движениями выкручивал из внутренностей стола шурупы, державшие остатки направляющих.
Потом Зубов обрел слух.
- Конечно, Боренька, конечно... - услышал он вдруг голос  Ольги, в котором была мягкость...
Осознание того, что мягкость эта предназначена не ему, Зубову, отозвалось в нем тревогой, которая как бы извещала о чем-то плохом. И точно - следом нахлынула горькая, простая правда, приземлившая и душу его, и его самого.
Он сел на пол, отложил отвертку, криво усмехнулся.
"Ну да, они же до того повздорили, теперь мирятся… А я-то… Напридумывал себе всякой ерунды! Половинки... Тебе же сказано было: у нее любовник, значит, между ними все серьезно. А тут какая-то детская любовь... Ага, прямо сейчас она Бориса этого бросит и кинется тебе в объятья! Так не бывает... Взрослый ты, Зубов, человек, а глуп, как дитя!"  
Надо было уезжать.
Он окинул взглядом ящики, вынутые из стола. Чтобы сделать для них новые направляющие, следовало пройти на террасу, а значит и через комнату, в которой хозяйка принимала гостя. А чтобы уехать домой - стоило только выйти через коридор в другую дверь.
"Что ж, придется кому- то другому ремонтировать стол, -  решил Зубов. - Уж не обессудь, Ольга Юрьевна!"
* * *
Весь путь до дома - и в электричке, и в метро, и пока шел по улице - Зубов пытался успокоить душу. Стемнело, зажглись фонари, и растекшиеся по воздуху розоватые лужи словно бы затекли и ему во внутрь, отчего снова стало плохо, муторно. Получалось, что найденная им спасительная формулировка - а ничего особенного не случилось! - никуда не годится.
Случилось! Еще как случилось!
От отчаяния Зубов попытался прибегнуть к другой, противоположной по сути, формуле: все, что произошло, - замечательно! Именно так! Ему выпало прожить, пусть и недолго, в счастье - неведомом доселе состоянии, он встретил девочку с ореховыми глазами, которую любил, оказывается, всегда. Многим ли дано встретить свою половинку? Правда, сама она, как говорил Михалыч, половинка совсем другого человека...
"И, значит... - Зубов помрачнел. - Это значит, что тосковать мне теперь по ней всю жизнь!"
Он вошел в квартиру, зажег в коридоре свет, который упал на кусочек комнаты, где стоял стол. На нем серебристо и хрустально поблескивала в полумраке люстра, которую Зубов так и не повесил перед отъездом.
"С нее-то все и началось", - подумал он и, не раздеваясь, сел на диван. Посидев, решил: "Отправлю-ка я ее обратно на антресоль, чтоб не напоминала..."
Он снимал пальто, когда в кармане зазвонил мобильный телефон.
- Да, - не глядя на дисплей, поднес он к уху трубку.
- Сережа, - сказала Ольга, - почему ты уехал?
Он молчал, приходя в себя.
- Чтобы вам не мешать...
- Ты не мог помешать... Мне Борис замуж предлагал...
- Поздравляю!
- А я ему ответила, что он, конечно, очень хороший, но я встретила свою первую любовь... Сережа, ты до сих пор живешь в Лялином переулке?
Зубов не верил своим ушам. Он вообще не верил, что находится в реальности.
- Почему ты молчишь? - тревожился ее голос в трубке.
- Нет, - наконец, вымолвил Зубов, - не в Лялином...
- Тогда называй адрес, я к тебе завтра приеду.
* * *
Именно этой ночью ему приснился сон.
Он - снова в том странном мире, в котором побывал во время болезни. Застывшие разноцветные фигуры, безмолвие...
Вдруг возникла музыка. Невыразимо красивую, ее вели за собой звуки виртуозной скрипки - и шары, конусы, параллелепипеды ожили! Они сливались в одно многоцветие, потом разлетались, как осколки от взрыва, кружились в хороводе, как планеты, меняли раскраску, вспыхивали и гасли, как Солнца...
Тайна открылась Зубову сама: это был не мертвый мир геометрических тел, а целая Вселенная - Вселенная Цвета и Формы!
И это было замечательно!
2015