Солнце дотягивалось косыми лучами до расцвеченных охрой верхушек деревьев, легкий ветерок нашептывал им свои секреты. Утомлённые листья, медленно кружась в прощальном вальсе, с едва слышным шуршаньем стелились под ноги. Запах дыма осенних костров, приятно щекотал ноздри. Как-то обостренно чувствовалась окружающая природа. Звуки, краски, запахи…. Радость до краёв наполнила моё сердце и требовала выхода. Я прибавила шаг. Алексей уже стоял у фонтана в начале нашей аллеи и нетерпеливо щёлкал пальцами. «Милый мой», - отчётливо проговорила я вслух и с нескрываемой нежностью припала к его груди.
Но как только я, сияя от счастья, сообщила ему, что у нас будет ребёнок, Алексей стал отстранённым и чужим. Как будто дипломат на переговорах. Я ожидала радости или, хотя бы удивления, а он…. Холодно поправив галстук, каким-то утробным, с менторскими интонациями голосом проговорил:
– Я тебя, конечно, люблю, но к роли отца совершенно не готов, как, впрочем, и ты к роли матери. К тому же, мои родители такого подарка не перенесут. И, вообще, если мы поженимся, то лет пять-шесть никаких детей – поживём для себя.
Он многозначительно посмотрел на меня и затем, пригладив и без того аккуратно расчёсанные волосы, вынес окончательный приговор:
– Поэтому от беременности ты избавишься. И немедленно.
Застучало в висках, и как озарение пришло: «Вот его истинное лицо, а притворялся, что любит!»
– А если…? – глядя ему прямо в глаза, – начала я.
– Да ты понимаешь, на что себя обрекаешь? – перебивая мой вопрос, вспыхнул Алексей.
– Себя же, не тебя, – огрызнулась я с обидой. Он посмотрел, как на больную или дурочку. Меня такое зло взяло, что выкрикнула что-то вроде:
– Тебя больше нет, всё кончено! – и..., солнце померкло. А я, круто развернувшись, пошла, побежала, спотыкаясь, через весь парк по грязным вчерашним лужам, скользкой увядшей траве и бурой лежалой листве. Догонять он не стал.
Обида, разочарование, гнев клокотали во мне, слёзы ручьём лились из глаз и застилали дорогу. Я села у выхода из парка на холодную скамейку и, сжав руки в замок, стала себя уговаривать. Да, трагедия, но это не конец. Лёшка не стоит моих переживаний, поскольку никогда меня и не любил. Разве может любящий человек хладнокровно отнестись к плоду своей любви и равнодушно предложить его убить? Да ещё приплёл сюда своих родителей! Причём здесь они, когда решается судьба маленького человека, нашего ребёнка! Он родится! Я сильная! Но больше никогда не буду доверять ни одному мужчине. Правильно Светка говорит, ругая своего Алика, что все мужчины одинаковые. Любят кататься, а саночки возить приходится нам, женщинам.
В общежитие пришла почти спокойная. По крайней мере, девочки не заметили моего состояния. Сказала, что болит голова, и легла на койку, отвернувшись к стене.
С Алексеем мы больше не встречались, лишь изредка сталкивались в коридоре института. Я долго думала, что же мы принимали за любовь? Страсть? Желание быть как все, в смысле «секса». Но тогда мы даже такого слова не знали. Просто тянуло друг к другу. А может быть, за любовь мы принимали ожидание любви? Наверное, это так. Ждала принца, а встретился….
Однокурсники, узнав о нашем разрыве, предлагали помощь – помирить и всякое такое, но я решительно отказалась. Меня Лёшкино поведение очень ранило. Но я не из тех, кто будет истериковать, плакаться в жилетку, потеряет желание жить дальше. Фигушки вам всем. Рожу такого ребёночка, обзавидуются все.
Государственные экзамены я сдавала уже с большим животом, всё время боялась, что не дохожу. Так что, не дожидаясь торжественного вручения диплома, села в поезд….. «До-мой, до-мой!» - стучали колёса, а я всю дорогу терзала себя мыслями, каким ударом для родителей явится моё возвращение из столицы в наш городишко, где все друг друга знают. Да ещё в интересном положении! Но в соответствии с учением Карнеги, что случилось, то случилось, надо с достоинством выходить из положения и с учётом новых факторов строить свои планы на будущее. Достоинство выпирает и шевелится, а за окном уже знакомые картины: пригородная Данилиха, на огородах которой работала наша школьная учбригада, пожарка, трамвайное кольцо…. Вспомнилось, как уезжала отсюда последний раз после каникул. С умилением тогда прощалась с покосившимися домишками пригорода, с прилегающими к нему покосами и горбатыми стогами сена. Думала, что больше не вернусь к ним. А вон что вышло….
Мама, как я и думала, плакала, причитала и успокаивала меня и себя, что воспитаем ребёночка сами. Только соседям скажем, что муж мой в долгосрочной экспедиции, командировке и тому подобное. Папа бушевал, кричал на меня, требовал встречи с отцом будущего ребёнка и регистрации брака. Но продолжалось это недолго. Спустя неделю родился Женечка. И всё в доме закрутилось-завертелось вокруг малыша. Бабушка и дедушка не спускали Женечку с рук, по ночам дежурили у кроватки. С замиранием сердца следили, как внук произносил первые слова, делал первые шаги. Он лепетал : «Ба-ба, де-да». Родители были счастливы и ни разу не упрекнули меня в юношеском проступке.
Как матери-одиночке мне выдали свободный диплом, но на работу отец не отпускал, пока я кормила сына грудью. Однако хотелось побаловать ребёнка красивыми игрушками, вещами, сладостями. И я начала искать себе какое-нибудь занятие.
А тут, кстати, заглянула соседка Полина. Похвалив пухленького Женечку и ткнув пальцем ему в животик, что-то вроде «козы», спросила:
– Это правда, что ты биолог?
– Ну да. А что?
– Да вот, есть к тебе просьба, – смущённо проговорила она.
– Какая? – заинтересовалась я.
– У моей подруги сын через год школу заканчивает и хочет поступать в медицинский институт. А денег на репетиторов нет. Ты б позанималась с мальчиком, а? Мать рассчитается за работу. Не деньгами, продуктами. У неё корова, свиньи, куры. Так что, может, молоко, мясо и яйца покупать не будете. – Полина просительно заглянула в глаза. Я, конечно, согласилась. Полина благодарно чмокнула меня в щёку и пообещала вечером привести ученика.
Это был высокий зеленоглазый парнишка, с тёмными короткими волосами и лицом со смуглым румяными скулами. Наверное, он быстро вырос и стеснялся своего роста, так как слегка сутулился. Но в глаза смотрел смело, и, когда его экзаменовала, бойко отвечал на вопросы.
Глеб оказался очень способным учеником. Работать с таким - просто удовольствие. Да и пробелов у него было немного. Занимались мы три раза в неделю по два часа. Он был довольно развитым, требовательным к себе, настойчивым в достижении цели, и, несмотря на возраст, обладал внутренней силой, как мама говорила, стержнем. Поэтому мне приходилось серьёзно готовиться к занятиям, листать учебники, рыться в справочниках
Как выяснилось позже, Глеб – интересный собеседник. А мне так не хватало положительных эмоций! И мы подружились. Биология биологией, но сколько в мире ещё увлекательных вещей! Музыка, например. Он принёс из дому запись концерта Луи Армстронга и заставил меня слушать, чтобы узнать моё мнение. Оно было для него интересно!
Вскоре Глеб стал забегать к нам всё чаще, уже без связи с биологией, и сделался необходимым. Как говорят, прокрался в сердце. И я, ещё не понимая этого, ловила себя у зеркала, которое не отражало разницу в моём и его возрасте. Девчонка, как девчонка. А Глеб разошёлся до того, что починил нам плетень в огороде и почистил с друзьями колодец…. Отец называл его в шутку тимуровцем.
Поняв, что полюбила Глеба, я испугалась. Господи, он же ребёнок ещё! Я на шесть лет старше. У меня сын растёт! А потом я уже один раз любила. И чем это кончилось!? Конечно, не могу даже сравнить его с Алексеем. Глеб такой настоящий, надёжный! И зачем перекладывать на него свои проблемы? Пока я думала и корила себя, Глеб сошелся с Женечкой, возился с ним, как с младшим братом, и сын с нетерпением ждал его прихода. А когда я поняла, что родители подозревают о моих чувствах к Глебу, решила прекратить с ним занятия. Тем более, подходило время выпускных экзаменов.
Когда его мать пришла с окончательным расчётом за работу, я еле выдержала её настороженный взгляд. Неужели догадывается о моём отношении к Глебу? Она говорила слова благодарности, но странно поджимала губы и спешила скорее уйти. Или мне это показалось, потому что чувствовала себя виноватой перед ней?
Как-то само собой получилось, мы с Глебом перестали видеться. Он окончил школу, поступил в институт и поехал со школьными друзьями на море. Я скучала, но стойко выносила разлуку и благодарила Бога за то, что так хорошо всё устроилось. Но лгала сама себе. Я любила….
Начался учебный год, и я вышла на работу в свою школу. Встретили приветливо. Многие учителя помнили меня ученицей и по привычке опекали, помогая во всём. По началу нелегко было, опыт-то небольшой – всего один ученик, Глеб. Женю в ясли не отдали. Я только заикнулась об этом, как дедушка набросился на меня со свойственной ему горячностью, и мальчик остался дома. Отец поставил целью вырастить из него спортсмена, нашёл какую-то программу и по ней закаливал Женю, развивал ему мышцы.
Глеб звонил, делился своими успехами. На зимних каникулах встречал меня после работы, иногда заходил к нам домой, шутил с мамой, обсуждал с отцом политические и спортивные новости, играл с Женечкой. Всё на уровне дружбы.
Перед отъездом он пришёл в школу попрощаться. У меня была вторая смена. Mы стояли в коридоре, и я впервые заметила у Глеба взгляд влюблённого мужчины. Но вокруг нас бегали дети. Старшеклассники подходили к нему, здоровались за руку, обменивались новостями. Учителя приветствовали выпускника и расспрашивали об учёбе. А я стояла рядом с Глебом и краснела, как будто все кругом знали и понимали, что я в него влюблена. Смешанное чувство: стыд, страх и ликование. Я любима!
Летом Глеб приехал на каникулы и признался мне в любви. Серьёзно, без юношеских ужимок, как взрослый мужчина. Да я иначе и не воспринимала его.
И закружился наш сумасшедший роман. Я была осторожна в прогнозах, но Глеб строил планы. Как он перейдёт на заочное отделение и станет работать, я поступлю в аспирантуру, будем жить в Москве…. О! Эти планы! Я верила и не верила. Жизненного опыта всё же у меня было больше, чем у моего молодого возлюбленного! Я умирала от счастья. А разве может быть счастье безоблачным? Мама Глеба, Софья Валентиновна, не могла принять такую невесту для сына. У неё на этот счёт были свои планы, с московской пропиской и без довеска, в виде Женечки. Не поговорив со мной, она отправилась к директору школы домой и рассказала, что я соблазнила её мальчика. Но директор был в отпуске и никаких срочных действий предпринять не мог. Тогда она пустила в ход слухи о моей безнравственности, то есть, я такая-сякая, растлительница малолетних, и неизвестно от кого у меня ребёнок, и чем я занималась, когда училась в столице. Там были и слова того хуже, которые я не могу повторить.
И вскоре мне нельзя было на улицу выйти. Когда я шла сквозь строй дворовых бабушек, я каждой клеточкой ощущала осуждение, слышала громкий шепот в след: « Шалава! А ещё учительница называется! Да таких, как она, близко к детям нельзя подпускать!» Но я опьянённая своей любовью, находила в себе силы
