...Есть люди, в характере которых уже с детства выпячивается чрезмерность
одной черты, а, как известно, излишек в чём бы то ни было — опасен.
Пытливость ума и неисчерпаемая энергия — две отличительные
особенности Сашкиного характера — слившись воедино в плавильном
котле души, выскользнули на поверхность в виде закалённого любопытства.
Сашкино любопытство жадно вгрызалось в сущность вещей, вскрывало
их основу и выпускало на свет разнообразный смысл, в большинстве
случаев, неподвластный детскому пониманию, что, впрочем, не мешало
Сашке снова и снова идти на штурм познания окружающего мира.
Последствия такого неуёмного любопытства оборачивались чаще всего
против самого любопытствующего, как видно из истории, описанной ниже.
Однажды в жизнь Сашки ворвались вихрем два события метафизической
важности: рождение очередной (второй по счёту) сестрёнки, вместо
желанного брата, и смерть родной бабушки.
Если в первом случае, возникшее поначалу разочарование как-то уж
слишком быстро улетучилось под грозным взглядом отца, то во втором —
унять, нарастающее как снежный ком, любопытство было совсем не просто.
Наблюдая похороны бабушки, мальчик открыл для себя удивительную
вещь — при жизни скандальную бабку никто не любил, но стоило
только старушке преставиться, как все вокруг, с теплотой в голосе
и со слезами на глазах, заговорили о «прекрасном человеке — Филипповне».
«Я тоже так хочу!» — подумал Сашка и решил умереть.
Трудности возникли уже на начальном этапе задуманного:
— Мам, а, мам, — пристал он к вечно занятой матери, — когда я умру, ты
будешь сильно плакать?
Получив от матери хорошую затрещину, Сашка понял — дома ему умереть
не дадут, вздохнул и поплёлся в школу.
По дороге в школу, он наметил новый план действий, и теперь никакая сила
в мире не могла заставить его отступить от дерзкой задумки.
Во время занятий возбуждённый Сашка вертелся по сторонам флюгером и
перешёптывался о чём-то с одноклассниками. Те хихикали, навлекая на
свою голову справедливый гнев учителей, яростно призывавших класс к
порядку.
Наконец пришло время последнего урока.
Неожиданно выяснилось, что учительница, которая должна была его вести —
заболела, и, скорее всего, занятие придётся отменить.
Но школьная администрация не собиралась так легко сдаваться:
придирчиво окинув взглядом куцый ряд потенциальных кандидатов, ей
удалось найти достойную замену: вымирающее звено политической
эволюции — «Ленинец Несгибаемый», а по совместительству — учитель
труда, с явным удовольствием согласился принять вверенные ему
полномочия.
В школе его не любили: учителя — за жёсткую критику их воспитательных
методов, ученики — за строгость педагогического воздействия.
Будучи высоким мужчиной с внушительными габаритами тела, он имел в
своём облике один существенный недостаток — правая нога была короче
левой.
Из-за хромоты, а также благодаря польской фамилии, ученики дали ему
прозвище — «Чертовский».
Прозвенел звонок, и в классную комнату, хромая, вошёл Чертовский.
Навстречу ему, увлечённые азартом игры, бежали двое мальчишек.
В считанные секунды увесистые ладони учителя, рассекая воздух,
наглядным образом продемонстрировали, какую ощутимую пользу
приносит III закон Ньютона в вопросах воспитания.
Разом присмиревший класс был готов к принятию и усвоению
информационной пищи. А потчевал Чертовский всегда одним и тем же:
— Дети, — торжественно обратился он к школьникам, — в наше непростое
время, когда повсеместно извращается облик дорогого вождя...
Дверь в класс слегка приоткрылась, и чей-то неуверенный голос за дверью
возвестил:
— Александр Петрович, вас срочно хотят видеть в учительской, там у них
кран сломался.
Неприязненно посмотрев в сторону поспешно закрывающейся двери,
Чертовский повернулся к затаившему дыхание классу, рявкнул, чтобы
в его отсутствие все вели себя тихо, грозно обвёл взглядом задние
ряды и, помедлив для порядка ещё минуту, вышел вон.
Как только неравномерный стук шагов за дверью окончательно стих,
тишину в классе взорвал, нарастающий децибельной мощью, радостный
галдёж.
Больше всех радовался Сашка.
Ловко взобравшись на парту, он деловито раздавал указания по поводу
организации собственных похорон, попутно уточняя детали проведения
предстоящей церемонии.
В стороне от происходящего ажиотажа группка прилежных учениц
с ужасом наблюдала за действиями своих товарищей. А действия были
следующие: для начала сорвали с оконного карниза тяжёлую, пыльную
портьеру и плотно запеленали в неё Сашку так, что вскоре он стал походить
на огромный бесформенный кокон с личинкой внутри.
Пока «покойного» пеленали, кто-то из ребят уже успел сбегать на улицу
и вернуться с охапкой цветов, ранее произраставших в школьном
палисаднике. Девочки с восторгом принялись было украшать самих себя,
но глухой окрик из кокона напомнил им, для какой, собственно, цели
они предназначены.
Наконец все успокоились, замолчали, и теперь, оглядывая плоды
совместных усилий, растерянно улыбались.
Лежащий на полу кокон неуклюже пошевелился, и класс захлестнул шквал
смеха.
Каким-то непостижимым чудом из кокона показалась взъерошенная голова
Сашки:
— А ну-ка тихо, я уже умер, — цыкнул Сашка на хохочущих одноклассников. —
Поднимите меня и несите вон туда, а вы, — он обращался к девочкам, —
плачьте, и цветы бросайте... да не в меня... вот дуры... вокруг бросайте!
— По-настоящему хоронят не так, — возразили ему.
— Мою бабку хоронили как раз так! — убедительно отрезал Сашка.
Бестолково толпясь и мешая друг другу, школьники с трудом
приподняли «покойного», умудрившись при этом дважды уронить
его на пол.
«Вот дураки», — отрешённо подумал Сашка, закрывая глаза, но внезапно
подспудная мысль молнией пронзила Сашкин мозг, заставляя "усопшего"
преждевременно воскреснуть. Он вспомнил: на похоронах бабушки, кто-то
из родственников нёс в руках фотографию, на которой покойная была
запечатлена ещё в счастливую пору жизненного цветения.
Лихорадочно ощупав взглядом потолок, окна и даже лица своих товарищей,
Сашка одобрительно вскрикнул, нечаянно наткнувшись на искомое — портрет
Ленина, одиноко возвышающийся над школьной доской.
— Стойте, эй, да подождите вы! — завопил «покойный», вызвав новую бурю
смеха. — Без портрета нельзя хоронить.
— Какого ещё портрета? — отозвались самые любознательные.
— Впереди мертвеца обязательно несут портрет Ленина, я сам видел по
телевизору, — возвысил голос Сашка, пресекая насмешливый гул. — И бабку
мою хоронили с ним, — добавил он веский аргумент, чем окончательно сразил,
разошедшуюся не на шутку аудиторию.
— Во врёт, а! — загудели школьники. — Может, для твоей бабки ещё и мавзолей
возвели? — сострил кто-то.
— Может быть! — огрызнулся Сашка.
Неизвестно, чем бы закончился спор, не вмешайся вовремя голос из
«прилежных» рядов, возвестивший всезнающим тоном, что-де такая
традиция очень даже распространена. Голос этот оказался решающим
в дилемме: быть портрету или не быть.
На том и порешили.
Быстро придвинули парту к доске, вскочили на неё и сорвали портрет
улыбающегося вождя, который наспех обвязали коричневой ленточкой
(пожертвованной ради такого дела кем-то из девочек).
Итак, тщательно спланированная церемония похорон началась!
Впереди траурного шествия двое школьников несли, перечёркнутый
по диагонали прозрачной полоской нейлоновой ленты, портрет Ленина.
Концы ленты на самом верху портрета (аккурат на лысине вождя)
были завязаны красивым бантиком, отчего изображение Владимира Ильича
только выиграло, обретая в целом какую-то трогательную беззащитность.
Далее шли школьники, несущие «тело», а точнее, пыльный, изрядно
потрёпанный кокон, похожий на раздавленную кишку.
Замыкала шествие горстка девочек, рыдающих с таким естественным
надрывом, что впереди идущие мальчишки с недоумением и опаской
оглядывались назад.
Совершив круг почёта по классу, скорбящая процессия, не сговариваясь,
направила свои стопы к двери, где и предстала во всей своей траурной
красе перед изумлёнными глазами входящего Чертовского. Поначалу в них
действительно читалось изумление, переходящее затем в священный ужас,
когда при взгляде на портрет, Александру Петровичу на мгновение
показалось, что он отчётливо слышит голос, исходящий из уст вождя:
«ЦК не понимает и не одобряет такие поступки — это нарушение
элементарной партийной дисциплины, батенька!»
И закружилась в искромётной пляске эмоциональная буря, в которой всё
смешалось, загромыхало, завертелось...
Сейчас глянул на "Прозе", увлекает на раз, и мне, Ирина, кажется, что надо Вам перетащить все имеющиеся главы сюда. Здесь и читателей больше, и комфортней, и возможности иные.