Армагибздец

ПРЕДИСЛОВИЕ

Мрак и холод опустились на крымский город Севастополь. Отсутствие в городе электричества вызвало очень большую проблему — невозможно стало откачивать канализацию и фекальная вонь затопив квартиры, выплеснулась в подъезды, а уже оттуда. как стоглавая ядовитая гидра, расползлась по улицам, пропитывая собой одежду горожан. Город содрогнулся от смрада и вони.

От модниц и путан, кроме элитных духов, начало пованивать и дермецом, а это стало невыносимо осязать их клиентам — они начали от них отказываться, что и повлекло за собой существенные материальные убытки — дамы лишились своих привычных заработков. И если учесть, что подавляющее большинство женского населения были задействованы в этом бизнесе, то для портового города, это были огромные потери.

То о чём так долго говорили крымские татары — свершилось. К продуктовой блокаде присоединилась и энергетическая. И если с продуктами в Крыму особой напряжёнки не было, то к отсутствию света Крым оказался не подготовленным. Те немногие ТЭЦы, с возросшей нагрузкой справиться не смогли и в городе Севастополе начались аварии на линии и на трансформаторных подстанциях. Не смогли улучшить ситуацию и генераторы — стратегический запас топлива, завезённый к ним куда-то исчез, а на заправках, которые ещё работали, образовались многокилометровые очереди.

  Начинался разгул дикого неуправляемого капитализма, по сравнению с которым, лихие девяностые могут показаться детскими шалостями.



1

                                                                                                                                                       

Получивший экономическую свободу, а с ней новую денежную единицу российский рубль, севастопольский рынок активно работал, перемалывая деньги и человеческие судьбы. Со стороны он был похож на волнующееся, штормовое море. Экономическая свобода и денежная единица — это, как бы хорошо, но вот то, что цены на продовольственную группу товаров после продовольственной блокады со стороны Украины, подскочили в разы — это конечно же плохо.

Да и ассортимент в магазинах резко поубавился, после того, как какие-то горячие головы ещё и наложили санкции на турецкую продукцию. Последствия себя не заставили долго ждать — продукция исчезла с прилавков магазинов, а та, что сразу же появилась на рынках, стала стоить баснословных денег. Не всем это пришлось по вкусу.

В стороне от торгующих рядов  предпринимателей-спекулянтов, собралась небольшая группа недовольно шумящих людей пожилого возраста. По всей видимости ими пытался верховодить, влезший на бочку, испитого вида мужичонка в шинели с со споротыми погонами и пилоткой на голове.

— Надо женщины потерпеть, Бог терпел и нам велел. Сейчас всем нам не легко, — старательно подбирая задушевные слова нёс, этот новоявленный проповедник, своё слово в массы, угрюмо смотрящих на него людей, — да и никто не говорил, что будет легко. Украинским бэндерам, гораздо хуже — у них война. А у нас спасибо нашему президенту мир и покой. Так что терпите люди и не ропщите. Ну подумаешь нет украинских и турецких продуктов и света — не гневите Бога! Протянут кабель с России и снова всё будет. Давайте лучше все вместе, дружно споём песню про Сталина…

— Споём говоришь,…ах ты гнида!! Да какой мир и какой покой, когда мы с такими ценами на медикаменты и продукты, все скоро будем на кладбище. А ну слазь с бочки гнида. Узнал я тебя сучёнка провокатора и клятвопреступника. Сначала в девяностых ты сундук, забыв о присяге Союзу, переприсягнул Украине, а теперь сделав оборотку и снова перекрасившись, клянёшься в любви к России. А ну валяй его братва! — закричал протиснувшийся сквозь толпу, отставной военный в морском шинели с погонами капитана первого ранга. И в дополнение к своим словам, вмазал пройдохе по запьянцовской роже.



Гнев толпы не управляем. Желающих поучаствовать в избиении, «проповедника» превратившегося в козла отпущения, нашлось немало. Били молча, но с остервенением — мстя за свою растоптанную мечту умереть в России и в богатстве. Неизвестно чем бы это закончилось, если бы в эту свару не вмешался собирающий базарный оброк, проходящий мимо базарный местовщик, казак-самооборонец.

— Без самосуда, только без самосуда, — закричал он, расталкивая пенсионеров своими могучими руками. — Ну-ка разойдись народ, дайте мне самому посмотреть на этого провокатора. -Ну и кто тут у нас? — наконец пробившись к виновнику скандала, спросил он, внимательно всматриваясь в опухшее и измазанное кровавой сукровицей лицо. — Ба, да это всё одни и те же знакомые мне рожи. И что Вам, дядя Саня, дома не сидится? — зло сплюнул самооборонец и обращаясь к народу сказал. — Я его знаю, это мой сосед и будущий тесть, очень больной на голову человек, у него и справка есть.

Отставной военный внимательно прочитал бумажку, которую ему подал избитый им же человек, выругался: «Долбанный сундук» — и плюнув на прощание ему в рожу, ушёл с места событий. Постепенно стал расходиться и народ.

— И что Вы, дядя Саня, всё по базарам шастаете, что Вы всё ищите себе на жопу приключения!? Хорошо, что я вовремя подоспел, порвали бы Вас на хер и справка не помогла бы. Ну что мне с Вами делать? Отправлю я наверное Вас в дурдом, на принудительное лечение или на Вашу Родину в Пологи, — ведя домой избитого будущего тестя, размышлял по дороге домой будущий зять-спаситель.

— Молод ты мне ещё морали читать. А за спасение спасибо! Выручил. во век не забуду; ни тебе, ни тому кап разу и где он гнида вырисовался? Я думал он давно подох на Севере. Нет сука выжил. Тварь!

—Что знакомый?

— Ещё бы земляк с Запорожья. Вместе начинали служить в одном экипаже. Я после развала Союза, переприсягнул, Украине и остался в Севастополе, а он сука оказался идейным — не захотел, ну и залетел в Полярный на лодку. Ходили слухи, что во время очередной автономки они не вернулись на базу. Провалились. Я уже и в церкви свечечку за его упокой поставил, так нет же, выплыл сука. Ты должен мне помочь с ним рассчитаться, — вдруг резко сменив тон, зло прошипел бывший мичман Савэйлов, отзывающийся на погоняло Савэло. -Вдвоём нам в этом городе не ужиться. Поможешь? Я заплачу хорошо. Хочешь баксами, а нет, так могу и золотом.

— Э, да ты, дядь Сань, совсем плохой. Ты за кого меня принимаешь? Да и откуда у тебя бывшего старшего мичмана, пенсионера, работяги-электрика золото? Разве что коронки? Да и те я думаю титановые.

— Принимаю я тебя, как и все те, кого ты на базаре щимиш — за быка. Ты не обижайся — это не оскорбление, простая констатация факта. Ты ведь даже не звеньевой. Пешка. Дунь и нет тебя. Так, что не зря моя дочка не хочет за тебя замуж идти. Не пара ты ей паря, не пара. А вот поможешь мне с тем козлом рассчитаться, я тебе и деньгами подмогну и пару словечек твоему бугру шепну. Через неделю, будешь «смотрящим» за рынком. Да и Настя моя к тебе «богатенькому буратинке» подобреет. Соглашайся сынок. Не вечно же тебе бабушек щимить. Ну как? Что скажешь?

— Подумать надо, дядь Сань. А с золотом точно не обманешь?

— Ну ты даёшь! К нему фортуна лицом поворачивается,… а он подумать надо, — передразнил мичман собеседника. — Только долго не думай. Твой соперник уже вроде как и эсэмэски с фотографиями своей невесты разослал к себе в Мукачево… Хвастается насчёт свадьбы. Ну а ты пока надумаешь они и женятся. У него и здесь пансионат и там две турбазы. Не чета тебе… мыслитель, — последнее слово мичман произнёс явно с подковыркой.

— Кто! Ота бэндера, шо это всё время крутится коло Насти!? Во тварь фашистская! Да я его сегодня вечером завалю!

— Завалишь, завалишь. Я тебе и автомат дам, для такого дела не жалко, но сначала вальнёшь моего кап раза.

— Замётано. Договорились.

— Вот и ладненько зайдёшь ко мне завтра вечером, я тебе его адресок дам и автомат подготовлю. Всё пока.

                                                                                                                                     

                                                                                                                                                        ***



Солнце скатившись за горизонт, напоследок брызнуло лучами, окрасив часть горизонта в малиновый цвет предвещая завтра ненастье. С моря задул не по осеннему холодный бриз. Небо затягивали тяжёлые кучевые облака, таящие в себе затяжные дожди. По всему чувствовалось приближение слякотной крымской зимы. И как будто в подтверждении этого, вдалеке прогрохотал: то ли гром, то ли взрыв. Запахло дождём. Вечерело.

Владелец крымского пансионата «Услада тела», выходец с западной Украины, сорокалетний Мыкола Вознюк, сидел на лавочке во дворе своей невесты. С удовольствием затягиваясь сигаретой, он с интересом рассматривал разворачивающийся небесный парад туч. За то, что пойдёт дождь, он нисколько не беспокоился. Его машина новенький внедорожник Джип Пандера, стоял тут же в просторном дворе.

Залитый по горловину бака дефицитным топливом, он в любой момент был готов унести своего хозяина, туда, куда тот захочет. Машина его не подведёт — за это он тоже не беспокоился. Бывшего офицера таможни беспокоило другое. Курортный сезон, в связи с отделением Крыма от Украины был сорван уже во второй раз и перспектив, что он наладиться не было ни каких. Впервые за много лет, его пансионат нёс убытки. И не просто убытки. Натренированная интуиция ему подсказывала, что убытками уже здесь всё не обойдётся. Можно конечно было взяв деньги со своих баз отдыха, находящихся в Карпатах на Украине, перекрыть здешние долги, но… интуиция подсказывала быть беде.

Пытаясь проанализировать сложившуюся ситуацию Мыкола всё больше приходил к выводу — с Крыма, как бы не хотелось, продав за любые деньги недвижимость, надо уезжать. А жаль. Так всё хорошо складывалось. Те деньги, что он смог заработать на контрабанде, он с умом вложил в крымскую недвижимость, построив пансионат для курортников. Летом работал здесь, если присматривать за персоналом и крутить романы с истосковавшимися по мужским ласкам дамам, считать работой, то тогда он работал на износ. С наступлением осенних холодов пансионат переходил в состояние консервации, оставался сторож и администратор, а Мыкола уезжал к себе на родину в Карпаты, работать таким же образом, на своих базах отдыха и дальше. Непосильный труд на сексуально-половой ниве, с течением времени стал сказываться на его здоровье. Пора было остепеняться. Жениться. Вопрос только на ком. Севастопольские верные боевые подруги, наставлявшие рога своим мужьям морякам и многократно испытанные в банно-коньячных боевых условиях, на роль жены хранительницы очага, явно не годились. Назревал скандал — заработков, на панели в городе и так поубавилось, а тут ещё и постоянный клиент отваливает. Надо его было как-то тушить. И после мировой вылившейся в кругленькую сумму, компромисс с ними был найден. Все остались довольны. Подруги получили деньги и возможность особо не перенапрягаться, Мыкола свободу и невесту. Внучатую племянницу своего подельника и сторожа по совместительству дяди Саши, с которым его связывали определённого рода дела — торговля живым товаром и наркотиками.

Всё до сих пор было хорошо, но в дело