- Дедушка, а там… - вбежавший в дом запыхавшийся внук перевел дыхание и потянул меня за руку: - там, за двором, бабушка с козами опять заблудилась!
Вздохнув, я выключил компьютер и поднялся. Почему-то до сих пор я испытывал чувство вины перед этой старушкой, хотя фактически никакой моей вины и не было.
Было распоряжение горисполкома о благоустройстве территорий вокруг дворов, о скашивании сорняков и уборке мусора. Была просьба соседки, хозяйки магазина скосить заодно сорняки и вокруг магазина. И было простое, человеческое желание скосить амброзию на пустыре, хотя бы вдоль дороги, ведь когда она зацветет, и у людей начнется аллергия, этим заниматься будет уже поздно. И я со спокойной совестью занялся этим делом, тем более что косить траву триммером было совсем нетрудно.
Но, как я уже давно убедился, зачастую доброе дело чревато недобрыми последствиями. Так произошло и в этом случае.
Соседка – "козлятница", как её называют в посёлке, за полгода, прошедшее после трагедии, ослепла совсем, и ходила со своим сильно уменьшившимся стадом по пустырю наощупь.
После весенних дождей лебеда и амброзия выросли на нём выше пояса, а козы протоптали в этих зарослях тропинки, по которым старушка перемещалась, помахивая по сторонам палочкой. А теперь, выйдя на скошенную полосу, шириной всего метра три, она теряла ориентир и беспомощно кружилась на ней, пока кто-нибудь из соседей или прохожих, забыв былые обиды, не провожал ее до калитки.
Раньше, когда она была относительно здорова, у нее был ужасный характер, непомерные гонор и амбиции, и она из-за своих коз и собак переругалась практически со всеми жителями поселка, и я, увы, не был исключением. Даже ее дочь и внучка, которые раньше жили здесь, не выдержав общения с ней и ее животными, давным-давно уехали отсюда, и живут где-то в центре города, месяцами не проведывая её. Видимо, обиды близких тяжелее и больнее, чем соседей и случайных прохожих…
Выйдя из калитки, мы Вадиком пошли вокруг магазина к пустырю. Внук тянул меня за руку и от нетерпения шёл вприпрыжку.
- Дедушка, а почему эта старушка все время одна и одна? Только козы и собаки с нею. Ну, и кошки еще… И никто к ней не ходит. Почему? - озадачил меня внук очередным "Почему".
На секунду я задумался:
- Наверное, потому, что не любила она людей, обижала их. Вот люди на нее и обиделись…
…Соседка, помахивая по сторонам и постукивая по земле лёгонькой палочкой, беспомощно кружилась на скошенной полосе, пытаясь найти тропинку к своему двору. Вокруг нее бродили шесть коз и три собаки, которые при нашем появлении мгновенно скрылись в зарослях.
Я хмыкнул - видимо, собаки не забыли, что произошло полгода назад, когда я сам превратился в зверя.
Из памяти всплыла жуткая картина: окровавленные морды обступивших меня шестерых собак, а позади - сидящая под деревом старуха с окровавленными руками и лицом.
Я почувствовал, что у меня, как и тогда, перехватило дыхание и поднимаются дыбом волосы...
Случилось это в конце зимы или ранней весной.
Я занимался обрезкой деревьев, когда ко мне подошла встревоженная жена:
- Гена, мне кажется, кто-то на помощь зовет, пойдем, посмотрим, вдруг там что-то случилось!
Я прислушался: сквозь неистовый собачий лай, доносившийся со стороны пустыря, иногда пробивался еле слышный жалобный крик: - И-и-и… И-и-и-и….
Мгновенно сообразив, что это могло означать, я бегом бросился к калитке, жена побежала следом.
Но оказалось, что собаки бесновались не на пустыре, а во дворе соседки - "козлятницы". Сама она сидела в глубине двора под громадным кленом на каком-то грязном, окровавленном мешке, вяло отмахиваясь окровавленной рукой от наседавших на неё собак.
Не тратя время на развязывание веревочек и проволочек, которыми соседка "запирала" что-то похожее на калитку, я рванул эту нелепую конструкции так, что только треск пошел, и вбежал во двор.
- Гена, осторожно, а то собаки и тебя покусают! - крикнула вдогонку жена.
Оглянувшись, я выдернул из "калитки" метровую жердину и, замахнувшись ею, бросился к дереву. Собаки, отбежав на несколько метров, выстроились напротив меня полукругом, глухо рыча и скаля окровавленные морды.
И тут меня переклинило.
Я почувствовал, как затмевая сознание, откуда-то из глубин подсознания всплыло могучие, древнее знание-инстинкт, и волосы мои встали дыбом.
Я превратился в воина-зверя, который знал, что сможет голыми руками перебить всех этих шавок, и собаки это тоже почувствовали.
Завизжав, они бросились прочь, а я, издав дикий рев, от которой у меня самого все внутри похолодело, бросил жердину им вдогонку.
Инстинкт не подвел и здесь - заскулило сразу несколько собак, причем не от боли, а от страха, потому что палка прошлась по ним плашмя и вскользь. Не тормозя, все шесть собак мгновенно просочились сквозь забор, пронеслись через пустырь, через дорогу, и скрылись в проулке, ведущем к реке.
Пару секунд я приходил в себя и переводил дыхание, затем вспомнил, почему тут оказался и повернулся к старушке:
- Куда, где они вас покусали? Да говорите же!
Однако старуха лишь жалобно подвывала и размазывала по лицу слезы и кровь.
- Козу... Гады!- послышалось между всхлипываниями, - третью козу загрызли! Сволочи, перестрелять их надо! Она же котная была! Убить их всех...
Только сейчас я обратил внимание, что сидела соседка не на мешке, а на окровавленной козе.
- Я же вас предупреждал, что это плохо кончится, - скорее для себя пробормотал я, и на немеющих ногах пошёл к калитке, пытаясь унять нервный колотун.
Придя домой, я позвонил в поселковую администрацию.
- Валентина Ивановна, здравствуйте, - официально начал я, но глава администрации прервала мое вступление жизнерадостным, совсем не гармонирующим с моим настроением приветствием:
- О, Геннадий Васильевич, какими судьбами, и с какими проблемами? (раньше мы работали вместе в Глории, а потом она круто пошла на повышение, но бывших товарищей не забыла).
- Да, действительно, с проблемой, это касается бездомных собак, которые за магазином кучкуются.
- А, это где козлятница живет? Как же, знаю, на нее уже столько жалоб написано, что их можно книгой издавать. А ведь она считается уже переселенной, и живет там фактически нелегально. Так ты тоже решил в это дело лепту внести? - затараторила собеседница.
- Увы, на этот раз пострадавший оказалось она сама. Собаки загрызли у нее козу, уже третью. Нужно принимать меры, причем радикальные и срочно. Не дай Бог, на ребенка нападут, ты ведь понимаешь, что теперь они звери! Наверное, есть в городе служба по отлову бродячих собак?
- Ну, как сказать, - замялась Валентина, - есть тут один "Ворошиловский стрелок", но он в частном секторе не работает, говорит, что там проблем куча. Я поговорю с ним, но проще травануть их.
- Как, чем? - растерялся я.
- Да лекарством, она недорогое, в аптеке продается, - и продиктовала название препарата, - зарядил кусок колбасы, скормил собаке – и нет проблемы! - хохотнула женщина, а мне стало как-то тягостно-муторно.
Полчаса назад я бы сделал это без колебаний, но сейчас, а тем более завтра...
- Спасибо, Валя, за информацию, но со стрелком ты все же поговори - стыдясь своей слабохарактерности, промямлил я.
- Ладно, попробую его уговорить, - хмыкнула она, догадавшись о моем состоянии, - пока! - и положила трубку.
Отравить собак я так и не смог, но, тем не менее, через неделю поголовье собак сократилась вдвое, остались только три мелких, которые сразу же присмирели. Наверное, поработал "Ворошиловский стрелок", или кто-то более решительный, чем я.
И вновь на поселке на некоторое время всё успокоилось…
Остановившись в паре метров от соседки, я поздоровался и предложил проводить её до калитки.
Она перестала размахивать своей палочкой и замерла, вращая головой:
- Кто? Кто здесь? Кто это?
- Это я, сосед ваш, Геннадий,- подойдя к ней, я взял ее за локоть и повёл по протоптанной тропинке.
- А, Геннадий Васильевич! Да, да, проводите, пожалуйста. Совсем ничего не вижу, а пасти коз надо. Вот всех переведу, и на квартиру уеду. Сорок тысяч нужно, а где их взять? Вот поднакоплю еще, и уеду. Глаза лечить надо. Сорок тысяч… - бормотала себе под нос старушка, давно уже отвыкшая нормально разговаривать с людьми.
Подойдя к забору, я отпустил ее локоть, и она, бегло нащупав калитку, облегченно вздохнула.
- Спасибо Вам, что помогли. Плохо без глаз жить, ой, как плохо…
Нащупав палочкой большой камень, лежащий у входа, она осторожно села на него и, развязав сумку-торбочку, достала из нее горбушку хлеба. Откусив от нее кусочек, она начала крошить ее на землю. Моментально вокруг нее, подбирая кусочки хлеба, столпились все козы, а одна, выхватив из сухонькой руки остаток горбушки, побежала в сторону.
- У, прорва ненасытная! - махнув рукой в пустоту, она высыпала из ладони крошки в рот, и замерла, понурив голову.
Я представил, как она воспринимает мир, и у меня по коже побежали мурашки: мрак, тоска, холод и безнадежность одиночества...
- Мне отмщение, Аз воздам! - словно услышал я гулкий, властный голос, и вздрогнул от неожиданно разыгравшегося воображения.
- Пойдем , Вадик, домой - потянул я внука за собой, но он, нетерпеливо дёрнув плечом, достал из кармана шортиков конфету в ярком фантике, и подошел к старушке.
- У вас коза хлеб отняла, вот, возьмите конфетку, она вкусная! - и вложил карамельку в ее руку.
- Спасибо, спасибо тебе, деточка, - свободной рукой она погладила малыша по голове, и из под её воспаленных век покатилась по морщинистой щеке крупная слеза… |
