одной новогодней вечеринке, будучи не совсем трезвым, тот же политик присел рядом и весь вечер поет в караоке со мной. А между пением неоднократно приглашает на танец и откровенничает о своих высоких чувствах. Когда приглашают другие мужчины, выражает необузданную агрессию. Признается, что много лет следил за мной и любовался на расстоянии. И между делом напоминает, как я могла бы вырасти материально. Принялся убеждать, как нам необходимо «сработаться».
Столь откровенная атака со стороны политика вызывает негодование не только у меня. Вокруг коллеги начинают неприкрыто обсуждать происходящее.
В тот вечер мне приглянулся один музыкант. Уже в начале вечера, исполняя песню, он подошел ко мне и протянул микрофон. Я продолжила песню. Музыкант выразил приятное удивление. А после пригласил на танец, и мы пели с ним дуэтом.
Политик подсуетился мгновенно. И музыканта заменили. Следующий оказался сдержаннее.
Настроение было попорчено. Не сумела скрыть свое недовольство по поводу «асептической лирики» политика.
- Мне немало лет. Мужчинам нравятся веселые, молодые. К тому же склонна к депрессиям, - заявляю я, пытаясь умерить пыл партнера в танце.
- Молодых выбирают те, кто не влюблены. А когда глядишь на нее, и свершается нечто на уровне химии, все прочее отступает на второй план, - улыбается он нетрезво.
- Увольте, никакой лирики! Кроме работы и зарплаты здесь меня ничего не держит,- отвечаю, не скрывая неприязни.
Тут он трезвеет мгновенно… После... появились проблемы. Дальше - больше. И вновь новая попытка договориться. И снова фиаско. И когда он признал мою «неподъемность», принялся мстить.
Привелось припомнить слова умнейшего политика - долгожителя современности Алексея Косыгина: «Есть три правила удержаться у власти: угождай вождю, не вмешивайся в интриги, держи рот на замке».
Не согласиться невозможно с подобным масштабом, как Косыгин. Но теорией владеть недостаточно, еще надобно и владеть "предметом". Два пункта у меня сидят в крови. Но с «угождением вождю» - проблема. Поскольку я женщина, а не политик.
С учетом того, что являлась материально ответственным лицом и подписывала реестры на огромные суммы, месть обрела угрожающие формы.
Говорят, что отвергнутая женщина – опасна. Но обратное!..
Мужчины порой в своей мести достигают виртуозности! Особенно, если он - политик. Со связями на триста шестьдесят градусов.
После той вечеринки вышеуказанный куратор вызывает меня к себе в кабинет и сообщает:
- Я подключу все свои связи, чтобы вы потеряли работу. Хочу, чтобы вы мучились одна всю жизнь и умерли в одиночестве! Я отвечу в другой плоскости, а вы не смеете обнародовать истинную причину. Вы на это не решитесь. И это еще не все. Я сделаю все, чтобы вы пожалели о своем строптивом нраве! Глаза его были наполнены злобной искрой и презрением.
Выходила из кабинета с ощущением пугающей пустоты. И… бессмысленности всего происходящего…
- «Почему так притягиваю дьяволов?» - размышляла я в тысячный раз, медленно ступая по коридору министерства.
Теперь перестаю понимать женщин, мечтающих понравиться, покорить, завоевать… Скучно… Неинтересно… Больно… Как это недостойно сильному мстить! Почему нельзя просто оставлять, уходить?..
Угроза влиятельного политика стала обретать осязаемые очертания. Данный товарищ через профессиональную деятельность подставил меня на огромную сумму… На пятьдесят восемь миллионов рублей!
Я впала в ступор. Без слез. Без истерик. Просто «закончился бензин».
Уже неделю, как находилась на «больничном», погруженная во мрак от пережитого и никак не могла найти выход для отвода от себя чужих миллионов. Приехали оппоненты моего куратора. Это означало, что ситуация, обретая политический окрас, перекинулась на другую плоскость.
Они принялись меня уговаривать подавать в суд на политика, опережая события. Ибо в реестре стояла моя подпись. Этот путь сочли единственно правильным. На тот момент мой разум «завис», и было невероятно сложно объективно оценивать ситуацию.
- Невозможно обойтись без суда? Я подписывала эту сумму на основании распоряжения того же политика за его же подписью! – произношу устало.
- Распоряжение на финансирование суммы исчезло. Мы уже выяснили через своих людей. Предлагаем единственный верный выход – запускать судебный процесс, - уверенно настаивает мой гость.
Судя по предложениям и замечаниям, он был хорошо информирован о случившемся, причем в деталях.
- Если позволите, я подумаю до завтра, - роняю в ответ.
- У вас на это нет времени. Если вам нездоровится, подпишите доверенность на мое имя. Это единственный выход отвести от вас «подставу», – неустанно твердит он. – я в состоянии отвести.
- Скажите, могу я вам доверять? – обращаюсь к визави, преодолевая головную боль.
- У вас нет выбора, - коротко отрезает гость.
- Подпишу сразу, если не будет необходимости появиться мне на заседаниях суда, - произношу, превозмогая недоверие.
- Это обещаю,- безапелляционно бросает он.
И я, принимая огромный риск, подписываю доверенность. Гость уходит, оставляя визитку.
Но на следующее утро поступает первая повестка в суд. И пошла бесконечная череда судебных заседаний. Были вовлечены различные силы, пересекались интересы. Наблюдая заседания судов исключительно по телевизору, я недооценивала градус процессов.
Мой обвинитель, политик – куратор, сидел недалеко и, обращаясь к суду, представлял меня как
непрофессионального и безответственного работника. И не только. Отродясь я не слышала столько грязи в свой адрес. А в перерывах между заседаниями виновник моих неприятностей упорно глядел на меня с победоносным видом.
Повестки в суд стали поступать почти каждый день. За мной присылали машину и охрану.
Чтобы противостоять разворачивающемуся «беспределу», перед каждой поездкой в суд я одевалась как можно красивее и, пока ожидала машину, громко слушала в наушниках «Show must go on» группы «Queen». До мурашек, до слез. А после, зарядившись умопомрачительным шедевром мирового рока, уезжала «узнавать про себя» много нового и негативного…
В те дни вышеуказанная композиция придавала столько сил, что мне удалось встать над ситуацией!
И вспомнились предсказания старой ассирийки Джеммы: «На пути стоит мужчина. Он - ядовит», «люди в погонах»…
Мой адвокат, женщина с двадцатилетним стажем, произнесла как-то в перерыве между заседаниями:
- За всю мою практику не видела столь выдержанного и интеллигентного участника заседания. Если бы на меня столько негатива, я бы сорвалась!
«Какой «уравновешенный» адвокат! Одни эмоции! Тут следует не срываться, наоборот, сконцентрироваться» - размышляю про себя.
В следующие сутки мозг начинает работать в «аварийном режиме». Вдруг на рассвете волной накатывает озарение! На часах четыре утра. Я бросаюсь к письменному столу и, о боже, нахожу копии распоряжения и заявки на финансирование на сумму пятьдесят восемь миллионов рублей, где стояла подпись чиновника! Точно, Бог меня любит! Вот оно - мое спасение! Это был переломный момент.
И теперь я серьезно готовлюсь к заседаниям. С каждым разом обретая уверенность. К концу этого процесса мне удалось убедить всех, кроме моего оппонента, насколько куратор не профессионален и сколь беспочвенны его обвинения. Этого он не ожидал и опешил. Но на время.
Тут подтянулась его «крыша», и они подали на апелляцию.
За все время заседаний имело место и приятное удивление - судья. Высокий красивый мужчина со сложно-умным взглядом и со спокойствием вековых скал. Я даже не допускала мысли, что в столь смутные периоды страны существуют такие неподкупные и объективные судьи. В любой среде и эпохе сохраняются настоящими некоторые люди. Но их единицы!
Когда в суде очередь высказаться доходила до меня, от абсурдности ситуации я не могла выразиться без юмора. В такие моменты судья негромко смеялся, прикрывая лицо руками. Но политик был прав в одном: я так и не сумела обнародовать причину. Просто посчитала некорректным выносить на публику его «лирику». Коллеги все знали истинную причину, однако боялись потерять работу и молчали. Позже я разузнала, сколько поступало в адрес судьи угроз. Но он, как положительный герой плохого боевика НТВ, оказался не на шутку принципиальным и хладнокровным.
После подачи на апелляцию меня вновь вызвали в суд подписывать документы. Подписав, я уже направилась было к выходу в сопровождении нескольких заинтересованных лиц и охраны, как неожиданно в коридоре окликнул судья и попросил задержаться, якобы для ознакомления с некими документами, а сам полушепотом произнес:
- Вам необходимо ехать в Верховный суд. Там будут другие судьи. Обязательно поезжайте сами. Вы умеете
убеждать. Вас подставляют. Вам верю. И еще. Только вы обладаете теми знаниями, которые докажут его непрофессионализм, - быстро проговорил он и исчез в бесконечных дверях коридора.
От безысходности я принялась тщательно готовиться к заседанию Верховного суда. Почти вызубрила наизусть Трудовой кодекс, когда стали звонить близкие родственники и настойчиво уговаривать не ехать на «пересуд». Звонили по очереди. Видимо, договорились.
- Твои оппоненты - бандиты, если не боишься сама, то ради нас откажись, - умоляли они.
Был еще звонок, который напомнил, что у политика очень высокое АD, которое может подскочить во время заседаний. Напомнили о возможности непоправимой ситуации. Как бы случайно. Звонила знакомая - врач. Мне показалось, ее попросили... Она сознательно пыталась вызвать жалость к персоне чиновника. Почти всех можно купить! Но! Почти…
Я осознавала, какие силы были втянуты, но иметь навязанный громадный долг было еще мучительней. И, по иронии той же судьбы, у меня порог инстинкта самосохранения невысок.
Самым убедительным аргументом не ехать являлись телефонные звонки сестер. Они боялись за мою жизнь. Однако вскоре выяснилось, что эти опасения были не беспочвенны. .Спустя некоторое время достоверные источники осведомили, что одним из планов устранения меня от суда было подстроить аварию по трассе, на выезде из населенного пункта.
Порой мне кажется, я родных люблю больше, чем они меня. Просьба близких оказалась куда сильнее аргументом, нежели презрение к политику, отомстившему за «непонимание» его «тонкой, ранимой» структуры души.
В итоге я не поехала в Верховный суд. А отправились те, у кого находилась моя доверенность. В день пересуда я лежала на диване и громко слушала музыку. Затем позвонили и сообщили, что предъявленные суду копии распоряжения заявки на финансирование, которые я обнаружила у себя дома, освободили меня от этой сумасшедшей суммы. Но, так как куратор остался работать в министерстве, я приняла решение немедленно уволиться. По собственному желанию.
На этом политические разборки не закончились. Те, у кого находилась моя доверенность, еще долго пытались «ослабить» позицию политика и его сторонников и вернуть меня обратно на работу. Поскольку доверенность была мной подписана давно и в «нетрезвом» состоянии, я уже не влияла на ход событий. И потеряла интерес к процессу.
Пожалела
