3. Существование и тело

                                                     О други, смерть не всё возьмёт;    
                                                     Есть жизнь и за могилой.   
                                                                        В.А. Жуковский
                 
      
       В моей позапрошлой жизни я обитал вместе со своими остроконечными братьями в металлическом пристанище, общая длина которого составляла всего 163 мм. При сопоставлении с другой, наша жилплощадь, конечно, оставляла желать лучшего, но мы (я и мои шесть братьев) не роптали, Да Увеличится Потеря Скорости в Полёте, если я лгу.      

      Только мы появились на свет, как сразу же оказались в более выгодном положении, нежели наши многочисленные боевые сородичи, все эти: Бронебойные, Зажигательные, Пристрелочные, Разрывные, Оболочечные... — Да Возрастёт их Убойность и Меткость на Всех Дальностях!      

      Нет, мы — другие.      

      Серебряная наша сущность почти вытеснила из нас боевой дух.      

      Жизнь наша текла размеренно и без значительных перемен, пока однажды не произошёл случай, изменивший впоследствии кардинальным образом всю нашу дальнейшую судьбу.      

      Как-то раз, вынув меня и моих братьев из нашего обиталища, Хозяин почему-то решил больше не помещать нас обратно, а подарить, взамен старого, новый приют — просторное роскошное вместилище, выстланное изнутри мягкой тканью, приятно щекотавшей наши блестящие бока.      

      Один за другим, все мои братья, удачно переместились на новое местожительство, не переставая возбуждённо обсуждать перемены, скорострельно обрушившиеся на наши остроконечные головы, когда же очередь дошла до меня, рука Хозяина внезапно дрогнула — и я стремительно полетел вниз (ох, и страху я натерпелся!).      

      Пребольно ударившись о пол (етИ-летИ!), я отскочил в сторону и закатился в небольшую расщелину.      

      Мне казалось, Хозяин приложит все свои силы, чтобы отыскать меня, но он даже не заметил моего отсутствия, впрочем, как и мои бестолковые братья.      

      А потом, в один прекрасный день, Хозяин куда-то пропал, и вместо него появился Другой.      

 — Ишь, буржуи! — произнёс Другой и смачно сплюнул на пол.      

      С появлением Другого окружающий мир заметно менялся — и днём, и ночью продолжали исчезать любимые вещи Хозяина (от нечего делать, я довольно быстро научился распознавать их): зеркала в фарфоровых рамах, тяжёлые канделябры, скульптуры, хрустальные вазы, ковры... — все эти названия гремели в воздухе, а расторопные помощники Другого продолжали сновать туда-сюда, исполняя свой долг во славу какой-то мифической сущности по имени "Революция".      

      Однажды, проходя мимо моего временного обиталища, один из помощников Другого случайно обронил на пол тлеющий, дурно пахнущий предмет, который, по-видимому, был ему очень дорог, судя по той поспешности, с какой помощник бросился спасать своё зловонное сокровище (не в пример моему нерасторопному Хозяину, штык ему в бок, ети-лети!), — тут-то он и обнаружил меня, напрочь позабыв о своей первоначальной цели.      

      Ура, я спасён! Однако радоваться мне пришлось недолго...            

                                                   Сон-трансформация N1

Я умер. Яркий свет впереди. Ощущение полёта... да, да, я лечу.    
Я чувствую, как возрастает моя начальная скорость и вдруг... резкая боль (ох, ети-лети!).
Нестерпимый шум врезался в мою оболочку, пронзив её насквозь.      
Голубые искры сыплются откуда-то сверху: как это красиво, даже несмотря на боль.      
Потоки раскалённой лавы плещутся внизу, неужели я...      
Да, это не полёт, это падение. Я падаю. В самое пекло.      
Кто я? Моя сущность разделилась на части. Что я такое?      
Последнее, что я чувствую — это тяжесть, внезапно обрушившейся на меня, махины.      
Всё, меня больше нет...        


                                                                  * * *          

      В моей прошлой жизни я частенько переходил из рук в руки, не считая такой способ существования чем-то постыдным и унизительным, наоборот, находил, что жизнь моя довольно-таки сносна, а подчас и вовсе — "забавами полна".      

      Руки попадались разные: омерзительные, горячие, грязные, холёные, распутные, волосатые, сальные, пластичные, распухшие, дивные, гладкие, расслабленные, жилистые, податливые, властные, угодливые, пухлые, наставляющие, воздающие, холодные, нежные, изувеченные, нервные, оскверняющие, хилые, плутовские, богомольные, беспощадные, шаловливые...      

      Что они только со мной не вытворяли: просвистывали, мотали, просаживали, сорили, пускали на ветер, разбазаривали, ухлопывали, растрясывали... в общем, пользовались, как могли.      

      Нет, по-своему они любили меня, нашёптывали нежности: "Мой, только мой... Многоценный мой... Дорогой... Драгоценный".      

      Но я точно знал: рано или поздно им захочется избавиться от меня.      

      Со временем так и выходило.      

      Я продолжал ходить по рукам до тех пор, пока однажды ЕЁ руки не коснулись меня. ЕЁ ладони излучали свет, а пальцы пахли карамелью. ОНА бережно дотронулась до меня — и все предыдущие прикосновения других рук исчезли, словно их никогда и не было.      

      Впервые на меня смотрели без жадного блеска в глазах...      
      Впервые я для кого-то стал бесценным...      

      О, слабые духом глупцы, скольких вас я повидал на своём коротком веку — и ни один не смотрел на меня так, как смотрела сейчас ОНА.      

      ЕЁ восхитительные пальчики с интересом блуждали по мне — и образы, запечатлённые на моём челе (рабочий, приобнявший крестьянина за плечи и указывающий дорогу к солнцу), точь-в-точь соответствовали моему настроению: я тоже вступил в новую жизнь, освещённую ярким солнцем.      

      ОНА была моим солнцем.      

      Но однажды ОНА крепко зажала меня в кулачке — и я понял: что-то должно случиться.      

      Так и вышло.    

 — Я умираю, — тихо сказала ОНА и заплакала. — Но может быть... когда-нибудь... в следующей жизни...      

      А после, ОНА выбежала в сад, выкопала ямку и осторожно положила меня туда.      

      И земля сомкнулась надо мной.        

   ...Как долго, невыносимо долго, я сплю. Вокруг кипит подземная жизнь: что-то шевелится, ползает, шуршит, задевая меня своими мохнатыми лапками; земля то оседает, то поднимается вновь.      

      Как мне тоскливо здесь одному.      

      Но вот однажды, что-то громадное обрушилось на меня, и сразу же возник ослепительный свет.      

      А затем, я вспомнил давно забытое ощущение: прикосновение человеческих рук...      

— Смотри... монета!      
— Дай-ка сюда... Да это ж серебро!      
— Во, блин, как чувствовал, что сегодня надо картошку копать.      
— Ну, Серёга, ты как знаешь, а это дело обмыть надо!      
— Да ты погоди, может, тут целый клад зарыт, надо поискать...      
— Нет тут ни фига. Ты монету свою подальше спрячь, а то вон, тёща твоя, уже уши навострила, поглядывает...      
— Тьфу, зараза! Заберёт ведь. Огород же её...      
— Что значит "её"? Огород этот государству принадлежит, так? Пока народ за эту землю кровь свою проливал — тесть твой, скотина, царство ему небесное, "кулак" недорезанный, добро награбленное в землю зарывал, так?      
— Ты чё, сдурел? Какой "кулак"?      
— А что ж у вас тогда монеты серебряные в огородах валяются?      
— Да пошёл ты!!!      
— Сам пошёл!!!      

"Серё-ё-ёжа, Витя, что там у вас?"      

— Ничего, мама. Так... ерунда одна. Вы бы отдохнули, а то солнце вон как припекает.      

"Я, Серёжа, в могиле отдохну".      

— Ну, мама, вам видней... а только нам с Витькой отойти надо, на полчасика.      

"А-а?"      

— Отойти, говорю, надо... по нужде, на полчасика.      

"Что же это за нужда такая, Серёженька?"    

— Тьфу ты, чёрт! Естественная, мама, какая ещё?!            


                                                Сон-трансформация N2        

Я умер. Меня больше нет. Горячим потоком я устремляюсь навстречу судьбе, открывшей мне свои объятия. Я заполняю её всю, вплоть до мельчайшей чёрточки, крохотного листика и выпуклого кружочка. Я растворяюсь в ней, в элементах её причудливого орнамента. Она творит меня по своему образу и подобию. Теперь я — воплощение самой судьбы.    
Круг замкнулся.          


                                                                    * * *             

"Это — тебе!" — произнёс смущённо мальчик, кладя на пухлую ладошку девочки серебряный перстенёк.      
"Ой, он мне большой, — рассмеялась девочка. — Ну, ничего, — добавила уже серьёзно, — вырасту — будет как раз!"