- Спасибо, что пришли! – сказал Коля, как только увидел новую девушку.
- Меня Ульянка попросила. Она болеет, а у меня как раз отпуск. Решила, так сказать, помочь подруге.
Ульяну Лоскутковы знали ещё с прошлых процессов. Сидела с диктофоном, записывала ход заседания, делая иногда пометки в тетради. Вся эта информация потом появлялась на сайте.
- Вы и есть Николай Лоскутков? – спросила девушка молодого человека. – А Вы, - обратилась она к стоящему с ним рядом пожилому, - наверное, Арсений Игоревич? А я Маша. Сегодня буду репортёром.
Лоскутков-старший поблагодарил Машу, хотя понимал: то, что она услышит, едва ли будет для неё интересным и увлекательным.
- Можно спросить: за что Вас судят? Улька говорит: на какой-то митинг пошли…
- Вот за это и судят, - ответил Коля. – А ещё за то, что мешал полицейским себя избивать.
- Офигеть! Весело живём!
Заседание началось на час позже обещанного. Лоскутковы давно уже не питали иллюзий. У нас если кого захотят посадить – посадят. Не побрезгуют притом никакими средствами. Единственная мысль, которая не давала покоя Арсению Игоревичу: почему Коля? Почему не он? Он ведь тоже был на этом митинге. Впрочем, умом Лоскутков-старший понимал, что ему таким образом мстили как руководителю правозащитной организации.
Маша сидела рядом с отцом подсудимого, держа в руке диктофон. Судья пригласил свидетеля Коровина. Арсений Игоревич мельком взглянул на соседку. Какая-то искорка загорелась вдруг в её глазах. Неужели влюбилась девочка?
Коровин с живостью рассказывал, как, являясь сотрудником ОМОНа, должен был отслеживать и информировать органы о нарушениях, допускаемых митингующими. Для этого он, будучи в гражданской одежде, смешался с толпой социалистов. Сказал он пару слов и про Колю. Мол, лично видел, как этот молодой человек выбежал из толпы и напал сзади на троих полицейских. Правда потом, после наводящего вопроса адвоката, количество жертв нападения вдруг увеличилось до пяти. Позже, когда адвокат напомнил, что двое потерпевших в указанный момент находились в другом конце площади, Коля, по словам свидетеля, вдруг сорвался с места и быстренько перебежал в тот конец, чтобы их там отлупить. Потерпевшего, которого Лоскутков-младший сначала якобы ударил по голове, оказалось, по его же собственному заявлению, били в живот.
- Ну да, в живот, - сказал Коровин. – Я так и говорил. Про голову и речи не было.
Коля, наблюдая этот театр абсурда, откровенно смеялся. Действительно, забавно было смотреть, как свидетель юлит, потеет, путается в показаниях. Уши Коровина становились всё краснее, а вскоре и вовсе сравнялись с его бордовым свитером.
Маша вдруг вскочила с места, как ужаленная, и пулей вылетела из зала. Все присутствующие недоумённо посмотрели ей вслед.
Коровин продолжал размахивать руками, выдумывая на ходу разные подробности, чтобы через минуту клятвенно заверить, что он такого не говорил.
- Молодец! Медальку получил! – не сдержался Арсений Игоревич, когда свидетель закончил.
Потом прокурор зачитывал отрывки из показаний потерпевших омоновцев, вгоняя зал в состояние скуки.
Следующее заседание объявили на среду, после чего люди начали одеваться и покидать зал. Только Машино пальто оставалось висеть на вешалке. Где же она сама? Должно быть, где-то в здании. Не пойдёт же она в ноябрьскую погоду в одном платье!
- Ладно, я пока присмотрю, - отозвался Коля.
Арсений Игоревич вышел в коридор. Пройдя мимо нескольких дверей, он, наконец, увидел Машу. Она сидела в уголке и тихонько плакала.
- Маша! Что случилось?
- Милонга… аргентинское танго… Он был такой страстный!... Настоящий мачо!...
- Кто? – спросил сбитый с толку Арсений Игоревич.
- Да этот ваш свидетель! Как же так? Ведь мачо никогда не врут!
И снова потоки слёз. Арсений Игоревич был несколько растерян.
- Не унывай, Маруся! – сказал он, по-отечески гладя девушку по головке.
- Я бы так не страдала, если бы… если бы не отдалась ему… тогда, после вечеринки… А где Коля? – она вдруг спохватилась, осматривая пространство вокруг своего утешителя. – Его посадили?
- Пока нет. Сторожит твоё пальто.
- Ой! А я тут сижу, реву! – Маша быстренько встала со стула и устремилась в зал суда…
Вскоре вся компания шла по направлению к метро.
- Да, что-то я сегодня… Хотела вас поддержать, а тут сама…
- Хочется плакать – поплачьте, - посоветовал Коля.
- Да уже, честно говоря, не хочется. И Ульку подвела. Вот кулёма!
- Там всё равно ничего интересного не было, - утешил девушку Арсений Игоревич.
- Когда прокурор зачитывал протоколы, - добавил Лоскутков-младщий, - я чуть не уснул… Кстати, Вы давно занимаетесь аргентинским танго?
- Два года, - ответила Маша.
- Я когда-то давно тоже занимался.
Оставшийся путь молодые люди частенько останавливались, чтобы показать друг другу некоторые элементы этого танца. Случайные прохожие оборачивались, принимая их за счастливых влюблённых и, наверное, завидуя. И никто и подумать не мог, что парня собираются посадить в тюрьму, а девушка, вернувшись домой, побежит к Ульяне оплакивать бесславную гибель своего мачо. Да, Ульяна, окажись она на месте Маши, едва ли стала бы плакать. Она бы осталась в зале, дописала бы всё до конца, на прощание одарив разочаровавшего её мужчину презрительным взглядом. Но всё-таки Арсений Игоревич надеялся, что она не станет осуждать Машу. Что она поймёт её, как подруга. И как женщина.
