"Все под Богом ходим..." (рассказ)

винный отдел, досадливо поморщился, вздохнул и решительно шагнул на выход. Ахриповский дом был в двух шагах, только дорогу перейти.
Дверь открыла Наталья. Увидев Гололобова, конечно же, покраснела и смутилась «Конечно же», это потому, что она с самого их знакомства вдолбила себе в голову дурацкую мысль, что он, Андрей – отцов начальник, поэтому и относиться к нему надо соответственно. Андрей сколько раз ей говорил, чтобы выкинула эту дурь из головы, и то, что он – старший их бригады (да и бригада-то – он, Иваныч да Антон Петрович, шофёр), так это только по службе, а здесь он никакой не начальник, а просто …(он тогда чуть было не ляпнул -  «собутыльник», но вовремя придержал язык) коллега, товарищ по работе. И нечего  перед ним разные реверансы разводить! Наталья в ответ согласно кивала: да, Андрей Николаевич, я всё поняла, извините больше не буду (чуть ли не «честное пионерское») – но по глазам было видно, что ничего она не понимала и не хотела понимать, и так и будет считать его отцовым начальником. Ну не дура, а? Институт закончила! Развелось их, институтов!
- Привет! – сказал Андрей. – Тыщу лет у вас не был. Где?
- Здравствуйте, Андрей Николаевич! – чуть не в пояс поклонилась ему Наталья (тьфу, зла не хватает! Она бы ещё ботинки ему кинулась снимать! А чего? С неё станется!). – Проходите, пожалуйста! В маленькой комнате. Ой, да зачем вы тратились! – закудахтала она так, что у Андрея заломило зубы. – У нас всё есть!
- Рад за вас! – рявкнул Андрей. – Не мельтеши. Значит, сюда проходить-то?
- Сюда, сюда… Вы поосторожнее, Андрей Николаевич: у нас здесь приступочек…

Морда у «умирающего» была совсем не умирающей. Даже наоборот: заметно поправилась в щеках, которые вызывающе-бесцеремонно наползали на уши, что наглядно свидетельствовало: плохим аппетитом этот «покойник» совершенно не страдает. Нет, с такими арбузами просто так не помирают! Если только от ожирения!
- Здоров, болезный! – фальшиво-бодро сказал Андрей, присаживаясь на стул. – Вот, навестить пришёл. Да, видуха у тебя… -  он сочувствующе покачал головой и снова посмотрел на щёки. - Краше в гроб кладут!
-Здорово, - отозвался Ахрипкин жалостливым и в то же время каким-то недовольным голосом. После чего оглянулся на дверь и понизил голос:
- Бутылку принёс?
- Какую бутылку? – Андрей от такой «умирающей» бесцеремонности даже растерялся. - Наташка же сказала, что ты чуть ли не к белым лебедям собираешься! Откуда я знал-то!
- Значит, не принёс, - моментально обидевшись, поджал губы Ахрипкин. – Спасибо.
- Да не знал я! – прижал руки к груди Андрей. -  И даже не думал! Это ты Наталье своей скажи! Она вчера на рынке моей в уши надула, что тебя чуть ли не тащить уже пора.
- Куда? – подозрительно сузил глаза Ахрипкин.
- Туда! Вперёд пятками!
- Да… -  и болезный недовольно пожевал губами. -  Не языки – помело.  И ты тоже хорош: сказали же, русским языком: человек помирает – нет, ты всё равно прёсся без бутылки! Никакого  напоследок сочувствия! И ещё шмели эти, бл..ди, разлетались!
Он неожиданно резво для умирающего состояния выхватил из-за изголовья какое-то пёстрое полотенце и саданул им по оконному стеклу. Здоровенный,  жёлто-коричневый шмель от такой стремительной атаки моментально  прекратил своё монотонное, похожее на гул тяжёлого бомбардировщика, гудение, призадумался о коварстве бытия, упал на подоконник вниз спиной, пошевелил лапками и перестал дышать.
- Отгуделся, бл…дь! -  с довольным злорадством констатировал безжалостный убийца и вернул полотенце на место. – А то с самого утра и гудит, и гудит! Никакого прям отдыха! Да ты ещё бутылку не принёс! Ну, вот разве можно выжить в таких скотских условиях?
- Ну, правильно, я виноват! –  Андрей чуть не задохнулся от возмущения. -  А не хрена самому  покойником прикидываться! Вон, щёки-то! За неделю не обцелуешь!
- А сам только что сказал: краше в гроб кладут, -  язвительно напомнил «умирающий». (Нет, это не умирающий, нет! Он ещё каждое слово помнит! Он ещё соображает!)
- Всё, закрыли тему! – решительно сказал Андрей. – Успеешь, належишься ещё! Чего у тебя случилось-то?
- Да ничего, - спокойно сказал Ахрипкин. - Хочу и лежу. Имею право.
- Как? – опешил Андрей. -  Я не понял! Чем болеешь-то?
- Да сказал же: ничем, - ответил тот всё так же спокойно. – Нормально всё.
- А… А лежишь чего?
- «Лежишь»… - передразнил его Ахрипкин. -  А мне чего, стоять надо? Или плясать перед тобой?
- Не, ну… -  Андрей окончательно растерялся. – Ты чего? Так и лежишь? Давно?
- Да уже месяца три. Да, три! С Покрова.
- И совсем не встаешь?
- А зачем?
- Как это зачем? А на толчок?
- Ну это раз на раз… Когда хочу -  встану. А когда неохота – Наташка или Людка мне судно принесут. Или утку.
- Не, ты погоди… Я так и не понял. Чего у тебя болит-то? Какая болезнь?
- Вот пристал… -  и Ахрипкин досадливо поморщился. – Ничего у меня не болит! Ничего! Абсолютно!
- А чего тогда лежишь?
- Снова здорово… Я же тебе только что объяснил!
.   - Ты мне ничего не объяснил! Это не объяснение!
- А мне чихать, объяснение или нет, - сказал Ахрипкин и демонстративно повернул голову к стене. Обиделся!
- Руки-ноги-то у тебя шевелятся? – не отставал Андрей.
- А на чем же я на толчок-то хожу? – опят раздалось язвительное. – На ушах, что ли?
Они опять  замолчали. Андрей с опаской покосился на Иваныча. Смутные и очень нехорошие мысли зашевелились у него в голове.
- Миш… Иваныч… может к тебе Сашку привезти? Кондрашкина, а?
- И к себе не забудь! – последовал тут же решительный ответ. (Кондрашкин был старшим в психиатрической бригаде). А то, ишь ты, навестить пришёл!  Какой нормальный! Был бы нормальный – про бутылку бы не забыл! Ещё друг называется!  Я когда тебя в «интенсивке» навещал – я хоть раз пустым пришёл? Не, ты скажи –пришёл?
Андрею стало стыдно. Пять лет назад он угодил с инфарктом в отделение интенсивной терапии. Сутки не приходил в сознание, капельницы ставили по десять штук на дню. Ничего, выкарабкался. Иваныч действительно  приходил тогда к нему не один раз. И каждый раз -  с плоской фляжкой. Андрей сначала пробовал было брыкаться: ты чего, сдурел, старый чёрт? Мне нельзя категорически! Я лучше знаю чего тебе можно, а чего нельзя, безаппеляционно заявил тогда Ахрипкин и сунул под нос знакомо запахшую за неимением стакана мензурку. «И сразу! Одним глотком!» И действительно странно: такое грубейшее нарушение больничного режима оказало на него, Андрея, прямо-таки ошеломляюще выздоровительное действие. Уже через неделю он спокойно ходил по больничному коридору и даже поднимался пешком по междуэтажной лестнице, чем однажды привёл свою лечащую врачиху Марию Антоновну в такой ужас, что её саму впору было госпитализировать в «интенсивку» вместо него, Андрея.
- Теперь, наверно, на участок уйдёшь? – спросил его тогда там, в «интенсивке», Ахрипкин. – Конечно, чего ж! Там всё поспокойней!
Он сказал это вроде бы совершенно безразличным голосом, как само собой разумеющееся, но Андрей сразу понял: не хочет, чтобы уходил.
- Да ну его, этот участок, - ответил он тогда. – Я уже на «скорой» привык.
- Так тебе же теперь инвалидность дадут! А с инвалидностью кто ж тебя на «скорую» пустит?
- Дадут… А я её оформлять не буду. Чего мне с ней делать-то? Дома сидеть?
Ахрипкин, подумав, согласно кивнул: да, дома сидеть – это ещё хуже тоска. Всё правильно. Помереть на рабочем месте -  это так почётно! Может, даже медаль дадут, посмертно. Или орден. Имени Сутулова. Тьфу ты, накаркаешь ещё…

- Так и не узнает никто, про Сашку-то - понизив голос, продолжил Андрей о своём, о девичьем. – Я Вальке скажу, он вызов  напишет как на плохо с сердцем.
- Я тебе непонятно сказал? – уже не на шутку взъярился Ахрипкин. – Ещё повторить?
Андрей хотел было обидеться, но… Чего обижаться? На обиженных воду возят. Да  и ему-то, собственно, какое дело? Хочешь лежать – лежи! Тоже мне… принцесса на горошине…
- Ладно, - сказал Ахрипкин примирительно. - Раз у ж пришёл – сиди. (Ишь ты-уж ты, разрешил, болезный! Спасибо большое, дяденька, дай вам Бог здоровьичка! Ещё пряников ему принёс… Надо было действительно солдатских сухарей! И не пакет – мешок!)
- Наташ! – крикнул «страдалец». – Чаю, что ли, поставь! Чего так-то сидеть, на сухую-то?
- Сейчас поставлю, - раздался за спиной Андрея тихий, приятный голос. – Здравствуйте, Андрей Николаевич!
- Здравствуйте, Людмила Михална, - сказал Андрей, оборачиваясь к приятного вида, аккуратненькой старушке, жене Ахрипкина. – Как здоровьичко? Как настроеньице?
Он нарочно утрировал эти слова, потому что знал: Людмила говорит именно так, с ласкательными суффиксами. Она была старше Ахрипкина  почти на десять лет, и, может быть, поэтому любила своего «Мишаньку» беззаветно и даже с какой-то робостью. Сам он рассказывал, что познакомились они при очень, с одной стороны, странных, а  с другой – совершено обычных обстоятельствах: Ахрипкин выехал по вызову к умирающему священнику одной из деревенских районных церквей, а этот самый священник оказался Людмилиным отцом. «Я Людку свою как увидел -  сразу влюбился», рассказал он как-то Андрею и при этом даже грудь этак по-гусарски выпятил: дескать, понял какой я гусь!. «Сразу! У неё глазиши были -  с блюдце! И смотрела так испуганно, беззащитно, прямо хоть плачь!»
- Ну, приехал –и  чего? – подзадорил его тогда Андрей.
- Ты про что? – не понял Ахрипкин.
- Про вызов  тот.
- А-а-а… Да ничего. Помирал он. Время подошло. Нет, мы с Евсеевым  спектакль-то, конечно, отыграли, тем более народу было кругом полно. Посуетились для виду, давленьице там померили, камфоры впрыснул… Ну, сам понимаешь, всё это для виду. Когда она, курносая, за тобой придёт, то впрыскивай – не впрыскивай, один хрен – всё равно заберёт. А Людке я тогда сказал, чтобы в город приехала, к нам на подстанцию, и обязательно в моё дежурство. Я ей справку выпишу.
- Какую справку?
- Да для виду я ей про справку надул! – хитро и довольно ухмыльнулся Ахрипкин. – Для продолжения знакомства! Должен же я был за что-то зацепиться! Обязательно, говорю, приезжай1 А то дом отберут!
- А при чём тут дом?
- Фу ты, ну ты! – рассердился Ахрипкин. – Да просто так! Должен же я был как-то её в город выманить!
- Понятно, -  кивнул Андрей. – И как это ты не догадался сказать, что если не приедешь  - дом сожгу.
- Это ни к чему, - не согласился Ахрипкин. – Это перебор. А то бы ещё в милицию сдуру заявила. Женись на ней потом, на предательнице!
- Ну и дальше чего? Приехала?
- Ага. Куда она денется-то?
- Да, - кивнул Андрей. -  И как только она за такого дурака замуж решилась? Поповские дочери,  они ведь всегда вроде умные.
- А куда б она делась? – довольно повторил сегодняшний умирающий и назидательно тогда палец вверх вытянул. – Бабу соблазнить – это искусство требуется. Это уметь надо!

-Андрей Николаич, хоть бы вы чего посоветовали, - проворковала незаметно-неслышно вернувшаяся из кухни «умная» Людмила. – Ведь лежит и лежит. Я уж к нему и так, и сяк: Миш, вставай! Скоро огурцы надо сажать! Уборная уже полная, говнвозку надо вызывать! А он, богохульник… -  и замолчала стыдливо. Андрей понятливо кивнул: можете не продолжать. Понятно и без слов: послал. Грубиян и матерщинник. А ещё помирать собрался! Хоть бы напоследок совесть поимел!
- Вообще-то есть сейчас в аптеках одно лекарство… - задумчиво ответил