А тогда еще цвел безвременник

насмешливое выражение.

Михаил,как, само собой, разумеется, выудил у Малохольного из кармана мятую папиросу, и, прикурив, продолжил, глухо и зло.

...-Дальше? Хотел я русалку эту тут же обратно в реку бросить, но глянул еще раз на лицо ее, на плечи, на пальчики ног с еле заметной, розоватой перепонкой и не смог. Не смог. Холодно там было, да и немец с пулеметом, сука нерусская все никак не угомонится. Бросил я ее братцы к себе на плечо и пошел по тропинке вверх, в блиндаж наш, тем более, что Мария Оттовна уже несколько раз мне платком маячила, мол пора бы и возвернуться....Прибавил я было шагу, да вдруг с особой ясностью вспомнил злые,мстительно - прищуренные глаза казашки нашей, Кылау Алақанды.

Донесет,как пить дать донесет, медсестричка наша. Как только увидит ножки русалки моей, так в «Особый отдел» и отпишется.Женщины ребята, это очень странные существа. Они иной раз побои и измену легче переносят, чем пренебрежение мущинское....

Прикрыл я ладонью ступни своей утопленницы, когда в землянку заходил, ну а там, шасть, к своей койке. У меня под матрасом пара носок шерстяных. Натянул я их девчонке на ножки, бечевкой у щиколоток подвязал, что бы не спадали, а сам быстрее к немке за консультацией.

Увидела Мария Оттовна в руках у меня русалку, и тут же указала на операционный стол.

2.

...-Ну а вы, что, глухари, совсем хрен за мясо не считаете? А ну живо на работы согласно разнарядкам....

Гуляев вздрогнул, глянул укоризненно на исходящего на мат дежурного офицера, и ссутулившись направился к колонне работяг: мужиков и политических. К высоким,щедро обмотанным колючей проволокой воротам.

-Эх ты, говно в погонах....Такую песнь обосрал...

Малохольный сплюнул, зыркнул на офицера злым глазом и в окружении уголовников зашлепал к бараку: ворам работать по статусу не полагалось.

-Эй, Михаил Иванович!- Уголовник неожиданно встрепенулся.

-Ты сегодня в наш барак после отбоя приходи, доскажешь свою историю...

...-А может быть тебя паря еще на двор сносить, покакать?

Великан добродушно ухмыльнулся и пропал за воротами.

...Дождь проплакал весь день и лишь к вечеру слегка распогодилось.

Гуляев,весь день, проработавший на погрузке песка, нет-нет, да и возвращался в мыслях к той, своей,рыжеволосой, зеленоглазой девочке.

...Как только русалка отошла от контузии и уже без посторонней стала передвигаться повдоль стен госпитальской палатки (блиндаж к тому времени расшвыряло прямое попадание тяжелой авиационной бомбы), хитромудрая немка начала незаметно, исподволь, натаскивать Гуляевскую подопечную на роль хирургической медсестры.Тем более, что казашка, та самая Кылау Алақанды,как-то ночью, зацепившись в темноте за что-то носилками, сгорела заживо вместе с молоденьким солдатиком, чьи крики и стоны она услышала сквозь кваканье минометов и мерный шорох мелкого дождя.

Утром,возле прокопченного остова сгоревшей машины, заметив оплавленные дюралевые ручки санитарных носилок, Мишаня нашел и сестру милосердия. Ее маленькое тельце, казалось, накрепко спеклось вместе с останками долговязого молодого паренька.

Гуляев,скрипя зубами, вдыхая мерзкий запах обуглившейся плоти, совсем еще недавно бывшей молодыми здоровыми людьми, вынес и захоронил, не разделяя тел и казашку и солдатика.

Вечером, пьяный и раздавленный Мишаня, глядя сквозь хмельные слезы на свою рыжеволосую, раз за разом с пьяным упорством все выпытывал и выспрашивал имя девушки.

-Нет, ты мне все ж таки скажи: ну как твое имя? Мамаша тебя как при рождении обозвала?

Девушка говорила медленно, старательно выговаривая слова голосом низким и глуховатым, говорила не то,что бы с акцентом, а как-то непривычно, словно совсем недавно выучилась русской речи.

Получалось,что имени у нее до сих пор нет, дескать, у их народа имена девушкам дается только по исполнению им семнадцати зим. Мол, только так можно обмануть хитрое и кровожадное божество:Чернобога, всеми правдами и неправдами желающее заполучить в свои лапы не только чистые и непорочные девичьи души, но и сами их тела.

Гуляев смотрел, нет: погружался в травяную зелень ее глаз, и уже засыпая, сполз обессилено к ее ногам, вяло обнимая их, бормотал устало и умиленно...

-Так вот вы оказывается какие, русалки-то... Красивые...

3.

Известие о победе, дважды контуженного и даже слегка раненного Михаила Ивановича Гуляева, и его молодую супругу Анастасию, застало в Кенигсберге.

Мария Оттовна Грильборцер (подсуетилась добрая душа), выправила для девушки настоящие документы и, прощаясь с молодоженами,шепнула им как бы невзначай.

-Дуйте ребята к себе на Урал, да постарайтесь там лишний раз не высовываться...Люди вокруг разные. Да, кстати девочка моя: перепонки между пальцами я бы вам рекомендовала уничтожить. Операция минутная, но уверена: небесполезная.

4.

Михаил Гуляев, со своей молодой супругой поселился в небольшом опрятном домике в двух шагах от озера. Из сродственников Михаила, в живых никого не оказалось, так что новоселье прошло довольно скромно. Несмотря на то, что Гуляев опять вернулся на свою должность, жили они со своей Анастасией, мягко говоря, не богато. Деньги,которые любой иной ветеринар как, само собой, разумеется, принимал бы, Михаил брезгливо отвергал, отчего и слыл в своем Говорухине человеком хоть и честным,но глупым. Вроде бы даже дурачком.

Гуляев не обижался, работу свою выполнял старательно, но с односельчанами, даже с ближними соседями накоротко не сходился, от мущинских посиделок с разговорами«за жисть», старался отвертеться и все свободное время проводил со своей рыжей супружницей.

Она кстати так же старалась ни к кому особенно из баб, не прикипать. Благо у Гуляевых был свой колодец, и лишних причин выходить на люди у Анастасии не было. Так бы и жили Гуляевы бирюками в родном селе, тихо да себе на уме, как вдруг пронесся слух: на краю своего огорода, что почти вплотную подходит к озеру Кисегач, Михаил Гуляев, для своей Анастасии купальню сооружает.

Ну уж мимо данного факта, суровые до правды Говорухинцы пройти никак не могли. Еще бы, последняя купальня, из многих, в свое время построенных по песчаным пляжам Кисегача, так сказать наследие загнивающего монархизма, было сожжено еще в 1920году, сожжено вместе с креслами и легкими столиками. А крашенное в голубое, кровельное железо, сорванное крестьянами с детских грибочков и заброшенное ими же в ближайший омут, давно уже сожрала безжалостная ржа.

И вот на тебе: через два года после победы, когда страна еще не поднялась из руин, какой-то самый обыкновенный, Советский ветеринар, пусть и даже и дважды контуженный, сооружает для своей ветеринарши купальню.

-Что-то здесь не то... Жопой чую, что-то здесь не то...

Хмыкнул краснорожий, вечно полупьяненький местный участковый, разглядывая через морской бинокль, с чердака собственного дома кучу досок и бревен, заготовленную Гуляевым для своей эпохальной стройки.

Участковый вскорости уснул, прилипнув обслюнявленной щекой к своему биноклю, и всю ночь, в тяжелом, политически безграмотном сне доказывал товарищу Сталину о вреде купания на сытый желудок,называя при этом генералиссимуса Советского Союза Оськой, и своим в доску парнем, которого хоть туда, хоть сюда....

Вопреки пересудам, руки у Михаила Ивановича Гуляева, росли оттуда, откуда надо, и уже через неделю, на обрывистом бережке, что возвышался на задах Гуляевского огорода, красовалась купальня, старательно сколоченная ветеринаром из свежеструганной, розовато-желтой кедровой доски. Крепкие, двухметровые столбы,срубленные из молоденьких лиственниц, отвесно уходили в воду,хрустально-прозрачную и студеную. И полы и стены купальни поражали стройностью линий. Похоже Мишаня делал презент своей рыжеволосой благоверной не выпуская из рук ватерпаса. Крышу купальни, покрытую деревянной черепицей, венчал петух,выкрашенный оранжевой краской и с широко разинутым хайлом.

В первую же субботу, аккурат перед баней, чета Гуляевых обновила купальню.

Легкий туман, курившийся над черным зеркалом ночного озера, разве что чуть-чуть заглушал громкие крики Михаила, и счастливые стоны Анастасии.

Местные бабы, с грохотом захлопывая окна и форточки, сердито фыркали, поглядывая на своих мужиков презрительно и зло...

Постепенно и не торопясь, второе послевоенное лето уходило за лесистый горизонт,темно-зубчатый от разлапистых елей, лишь кое-где разбавленный желтыми мазками стволов вековых сосен, да пестрыми кляксами рано краснеющих кленов.

5.

Почти все жители сел и деревень, разбросанных по берегам Кисегача, так или иначе,кормились при вокзале. Время было довольно голодное, и каждый нес к проезжающим поездам, что только мог. Кто отварную картошку, посыпанную крупной солью и мелко-порубленным зеленым лучком, кто вяленую красноглазку, твердую как фанера и белесую от соли, кто жаренные пирожки с капустой или щавелем, а кто раков, красных, вареных.

Когда Анастасия впервые увидала на перроне торговцев раками и поинтересовалась стоимостью за дюжину, она долго, до кашля смеялась и ушла, смеясь, провожаемая недоуменно-злыми взглядами торговок.

Михаил, в сарае, сгребал деревянной лопатой сухие и твердые,словно дробь козьи какашки (коза Аврора, покамест была единственной живностью молодой семьи Гуляевых), когда перед ним, с мешком на молочно-белом плече появилась голая русалка.

-Миша...

Заслышав ее низкий, влажный голос, губы его тот час же растянулись в счастливой улыбке.Отбросив лопату, Михаил обхватил Анастасию и прижал ее, теплую и родную, к себе, забыв на миг и про лопату, и про козьи орешки, и про самую козу,нетерпеливо выбивающую дробь розовыми копытами.

-Завтра воскресенье, Мишка. Так что готовься: с утра на станцию...Раков понесешь.

-Раков?- Гуляев осторожно поставил девушку на скамеечку, и, бесстыдно рассматривая супругу, все ж таки поинтересовался.

-Тося. Какие раки? У меня и раколовки -то нет...

-Да ты Миша, похоже, совсем забыл, какая я тебе досталась....Эх ты...

Она рассмеялась, и по доскам, хорошо заметным в темноте направилась к купальне.

Через минуту, скрипнула калитка на задах, и раздался влажный всплеск воды.

Гуляев,хотя и знал о способностях своей Анастасии находиться под водой довольно долгое время, тем ни менее поспешил в купальню. Способности способностями, но Кисегач это вам не речушка на под Краснодаром. Здесь глубина до сорока метров доходит, да и вода из-за множества ключей бьющих со дна, ледяная даже в жаркие летние дни.

Михаил скинул куртку и лег голым животом на влажные от первой росы доски. Хорошо вокруг. Тишина. Лишь только где-то на противоположном, болотистом берегу озера, плачет в тоске выпь: громко и трагически.

Желто-лимонный серп луны беззвучно плюхнулся в антрацитные воды озера и задрожал мелкой, чуть заметной рябью.

Неожиданно тяжелый, мокрый мешок, полный шевелящихся раков шлепнулся перед Гуляевым.

А вот и сама русалка, голая, в мелкой капле воды по светлой коже, поднимается по лестнице. Увидала Мишаню,сомнения его по позе, по лицу мужа прочла и всплакнула благодарно.

-Спасибо тебе родной мой, за то, что любишь меня так. За то, что не побоялся меня и не побрезговал мной.