О ПРАВДЕ В ИСКУССТВЕ СЛОВА

В обильной почте, ежедневно доставляемой мне интернетом, часто приходит поразительная информация об Ионе Лазаревиче Дегене.
Этот человек действительно заслуживает самого высокого уважения. В июне 1941 года он, шестнадцатилетний, едва закончив девятый класc школы, добровольцем вступил в истребительный батальон, сражался, выходил из окружения, воевал в пехотных частях, был разведчиком, окончил танковое училище, командовал экипажем танка, потом танковой ротой. Гвардии лейтенант. Его танк уничтожил большое количество вражеской техники, включая самые новые немецкие танки и самоходные орудия. Награждён орденами и медалями, дважды был представлен к званию Герой Советского Союза (но не получил). Несколько раз был ранен. Вследствие тяжелейшего ранения в конце войны стал инвалидом. После войны окончил медицинский институт. Защитил кандидатскую и докторскую диссертации. Ему принадлежат многочисленные медицинские публикации и ряд новых хирургических методик. В 1977 году эмигрировал в Израиль, где продолжал работать ортопедом-травматологом. Автор большого количества стихов и других литературных произведений.
Каждая информация о И.Л.Дегене содержит короткое стихотворение, написанное им в 1944 году, особенно высоко ценимое авторами писем и вызывающе у них подчёркнутое восхищение. Ниже привожу его полностью.

Мой товарищ, в смертельной агонии
Не зови понапрасну друзей.
Дай-ка лучше согрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.
Ты не плачь, не стони, ты не маленький,
Ты не ранен, ты просто убит.
Дай на память сниму с тебя валенки.                                          
Нам ещё наступать предстоит.

У меня первое прочтение этого стихотворения вызвало ощущение сильного душевного неблагополучия, можно сказать, ошеломления, усиливающееся с каждым новым поступлением писем. Пытаясь разобраться в столь сильном ощущении, после долгих размышлений я решил примерить это стих на себя. Как говориться, не дай бог, но попробуйте и вы представить себя в такой ситуации.
Страшный мороз военной зимы. Осколок шального снаряда разорвал мою амуницию, вспорол живот и часть грудной клетки. От ужасной боли перехватило дыхание, нет сил  стонать, на глазах выступили тотчас же замёрзшие слёзы. Я ещё жив, но, без сомнения, не жилец. Тащить меня три километра в медсанбат под настельным огнём противника по глубокому, по пояс, снегу невозможно, да и не успеть. Рядом мой друг. С ним мы в боях с сорок первого. Только вчера в траншее спиной к спине отбивались от рослых, умелых в бою и напористых немецких солдат. И вот он, деловито согрев руки в моей, парящей на морозе ране, стаскивает с меня, ещё живого, валенки. С замёрзшего трупа снимать их труднее. Валенки ему нужны. Предстоит наступление, а его валенки истоптаны до дыр, изрезаны колючей проволокой. И тут, заметив в моих глазах какое-то движение, он не то утешает меня, не то объясняет мне свой поступок: „Ты не плачь, ты не маленький. Ты не ранен, ты просто убит…“
Евгений Евтушенко назвал стих Дегена гениальным, ошеломляющим по жестокой силе правды. От прошедших войну людей мне приходилось многократно слышать другую правду. Раненый из-за потери крови гораздо тяжелее переносит холод, тем более, мороз. Зная это, друзья-соратники сразу же старались укутать раненного товарища, особенно его ноги, снимая с себя, полушубки, ватники, фуфайки. По-видимому, невоевавший Евгений Александрович почерпнул восхищённую оценку стихотворения Дегена из каких-то других источников.
В девятнадцать лет солдат Деген испытал столько, сколько многим не выпадает за всю жизнь, и научился зорко видеть действительность. Суть в анализе и оценке этой действительности. Если и вас восхищает стих Дегена своей правдой, то резонно спросить: какова моральная ценность этой правды? Возможно, стих правдиво изобразил конкретный эпизод страшной войны, обрушившейся на нашу страну. Но, раздумывая над словами Евтушенко, мне представляется, что, желая показать суровую и жуткую, калечащую нравственно правду войны, Деген рассказал о мерзавце, способном, объясняя это целесообразностью, усугубить страдания умирающего соратника, сняв с него валенки на жгучем морозе. И тут имеет смысл задаться вопросом: что такое правда вообще и что такое правда в литературе?
Основательно покопавшись в справочной литературе, я сформулировал, может быть, не лучшее, но наиболее понятное мне определение: правда – наибольшее количество информации, максимально соответствующей действительному состоянию конкретного предмета, исследуемых обстоятельств или существу затронутого вопроса.
Широко известному утверждению, что двух правд не бывает, противопоставляют парадоксальное утверждение, что у каждого своя правда. И в самом деле: даже в науке точные сведения зачастую носят двойственный характер, то есть дихотомичны – расщепляются в процессе исследования проблемы. Несколько наугад выбранных примеров: в математике постулату евклидовой геометрии о непересекаемости параллельных прямых предлагают иное представление геометрия Гауса-Лобачевского и геометрия Римана; состояние микромира в физике описывают одновременно волновая и корпускулярная теории; однородная по химической структуре вода в нормальных условиях представлена лабильными комбинациями отдельных молекул Н2О, линейных молекулярных цепочек и клатратов – объёмных структур из нескольких молекул. Двойственны и нередко противоречивы  сведения исторической науки, тем более, информация о текущей политике, положения педагогики. Разнятся взгляды на мораль, эстетические представления людей разных поколений, в немалой степени зависящие от окружения, воспитания, образования, социального статуса.
Здесь же хотелось бы предложить размышления о правде в литературных произведениях, её роли в нашем сознании и её общественной значимости. Из большого количества афоризмов, высказанных известными деятелями литературы на эту тему, приведу два. „Никогда писатель не выдумывает ничего более прекрасного и сильного, чем правда“ (Ю.Н. Тынянов „Как мы пишем“. Сборник. „Издательство писателей в Ленинграде“. 1930). „Правду следует подавать так, как подают пальто, а не швырять в лицо, как мокрое полотенце“ (Марк Твен). В этих цитатах можно усмотреть если не прямое противоречие, то, скажем, некоторую разнонаправленность суждений.
Любое явление, событие, ситуация, с которыми встречается  на своём жизненном пути человек, так или иначе претворяется в его сознании. Восприятие человека сопряжено с его опытом, воспитанием, сложившимся образом мышления, характером, склонностями и фантазиями. В той или иной мере оно неизбежно находится под влиянием традиций и представлений окружающего общества. Впечатления, окрашенные особенностями индивидуального восприятия, уточнённые и отшлифованные в процессе размышлений вкупе с уже сложившимися представлениями и убеждениями, составляют духовный багаж человека. При выходе из под пера литератора он отражается в фабуле художественного произведения. Художественная литература, отображая авторское видение жизни, не преследует цель скрупулёзно изложить документы и факты, не отражает их зеркально. Она стремится обрисовать отдельные эпизоды, имевшие место в действительности или вовсе придуманные автором столь убедительно, чтобы читатель мог их представить себе в деталях.
Литературная фабула становится убедительной не только благодаря образному, насыщенному эмоциями и захватывающими размышлениями описанию излагаемых событий и их логичному развитию, но и благодаря их ‘похожести‘, сходству в отдельных моментах с жизненным опытом читателя. При этом искушённый читатель сознаёт, что написанное автором только похоже на правду, подобно правде,  правдоподобно.
Правдоподобие в творчестве поэта, писателя, драматурга – краеугольный камень психологического воздействия на читателя – безусловно является одним из главных приёмов литературного творчества. Мощное воздействие правдоподобия даёт автору возможность вербовать единомышленников из числа людей, чьё воспитание, жизненный опыт, мысли и пристрастия не противоречат изложенному в произведении. Порой силой авторского убеждения случается массово зомбировать доверчивых (чаще,  молодых) читателей. К этому стремится литература агитационной направленности, патриотическая, любовная, религиозная.
Целые поколения читателей формировались как личности под влиянием легенд о благородном разбойнике Робин Гуде. Подобно юному Вертеру много молодых людей покончили жизнь самоубийством из-за любовных неудач, разочаровывались и порывали со светским обществом как Чайльд-Гарольд, строили жизнь по примеру героев романа „Что делать?“. Масса молодёжи, подражая Оводу, видела смысл жизни в революционной борьбе, миллионы подростков в СССР старались походить на Тимура и его товарищей. Зомбированные литературой, пропагандирующей идеологию и успехи социализма, тысячи белоэмигрантов себе на гибель возвращались в Советскую Россию в тридцатые годы прошлого века. Восприняв гитлеровскую пропаганду, 150 тысяч евреев сражались в рядах вермахта. И в наши дни миллионы людей становятся верными адептами религиозных доктрин буддизма, иудаизма, христианства или ислама после чтения соответственно Трипитаки, Торы, Библии или Корана.
                 Для правдоподобия произведения не важно, содержатся ли в нём продуктивные или  разрушительные идеи, представлены реальные или выдуманные сюжеты и персонажи, время и место действия. Даже оптимистический или пессимистический финал произведения не столь существен. Важно, чтобы содержание, эмоциональный настрой и высказанные суждения вызывали резонанс у читателя. Для этого они должны играть на его склонностях, подтверждать и укреплять его воззрения, возбуждать его чувства, формировать его настроение, предлагать решения имеющихся проблем.
Пример из памятного всем недавнего прошлого. Распад СССР, очернение исторического опыта страны, слабость властей, экономические потери и неурядицы, разбушевавшийся криминалитет и разрушающая привычные устои пропаганда породили у значительной части населения растерянность и неуверенность в будущем. На этом фоне конец прошлого века „обогатил“ нашу публику прозой и стихами, сплошь изложенными грязным площадным матом. Ряд видных деятелей отечественной культуры и литературы выступил в поддержку подобных „произведений“. Публичное чтение их собирало полные, восхищённо реагирующие залы, а издания успешно продавались благодаря беспардонной рекламе их якобы истинно русского народного языка. Привлекающей эту публику идеей была вседозволенность и лозунг: чем хуже – тем лучше.
В эти же годы заметно снизилось количество и качество издаваемой художественной литературы. На соотечественников обрушился водопад опубликованных и экранизированных откровенных сексуальных сцен, сюжетов о бандитах и о финансовых хищениях. В немалой степени этому содействовала назойливая реклама в СМИ и в интернете.
Результат: детвора не вылазила из интернетных игр, построенных на „стрелялках“ и на острых криминальных ситуациях. Представители старших поколений