ПРО ЛЮБОВЬ ОДИНОКИХ ЖЕНЩИН

жить и много над этим думать.
Откуда я знаю всю эту историю? Я не просто ее знаю, я несколько раз встречалась в своё время и с Аркадием, и с Лидой. С ней мы однажды, по-молодости, очутились на одной вечеринке, даже немного поговорили. Но общаться нам было непросто – два закрытых интроверта без особой любви к каким бы то ни было контактам. Много лет спустя мы оказались уже во взрослой и очень респектабельной компании в роскошном ресторане. Узнали друг друга, обрадовались, что есть, с кем перекинуться парой слов, но не больше. Я была с Глебом, Лида с Аркадием. Они оба статные, красивые и видно было, что счастливые. Он был хорош, да! А она удивительно элегантна и мила.
Потом... Я упоминала, что Аркадий увлекался живописью, художниками? Вот на этом они и сошлись с моим Глебом, поэтому мы ещё несколько раз встречались вчетвером по поводу покупки-продажи каких-то картин, кажется. Мы с Лидой всегда были одеты, как надо, как требовалось, только она чувствовала во всём этом себя явно как рыба в воде, а я – как рыба, выброшенная на сушу. И снова мы с ней мило вели светскую беседу. Но я замечала взгляды, которые она бросала время от времени на мужа. Мне ещё тогда подумалось: интересно, по мне тоже заметно, что я люблю своего Глеба, как мартовская кошка?
Через какое-то количество лет опять же где-то среди людей о них говорили... уже не помню, что, но что-то нейтральное. А уж когда всё случилось, то, разумеется, говорили много. Кто-то что-то рассказывал, здесь подробности, тут детали, так и сложилась из кусочков мозаика, картинка. Что-то я, конечно, дорисовала своим дефективным воображением. Но, судя по тому, что я о них слышала и знала, всё примерно так и было. Я только имена поменяла от греха подальше. Хотя все, конечно, узнают моих героев. Господи, кто все-то? Читательницы женского журнала. Это не та публика, не та...
А я... а что я? Уже несколько лет живу одна в своей наполненной дорогими и хорошими вещами квартире. Из поликлиники ушла, больше не работаю. В какой-то момент совершенно случайно написала популярную статью в женский журнал про проблемы детей с дефектами дикции. Опубликовали и попросили ещё. Потом ещё. Так я и превратилась во внештатного автора с гонорарами. Постепенно стала писать и на другие темки, в частности, на женские. И завелось у меня именно там, в журнале, полторы подруги – а больше мне не надо. Я и с ними-то общаюсь исключительно через Интернет. Привет, девчонки!
Если кто-то подумал, что живу я на гонорары, то это, скорее всего, весьма давний эмигрант: на российские гонорары можно жить ровно половину недели и то не шибко хорошо. У меня очень порядочный и замечательный бывший муж. Которого я, наверное, люблю до сих пор. Любит ли он меня – не знаю, но деньги из Штатов переводит регулярно. И как раз именно те деньги, на которые можно спокойно и сытно жить. Глеб – самый добрый человек на свете, вот! А я – дефективная, да, не стала дорабатывать до пенсии. Когда увольнялась, только ленивый не высказал мне, какая я дура.
Может, я и на самом деле совсем "тю-тю", но в сегодняшних условиях работать среди людей не могу. И ждать эту унизительную грошовую пенсию... господи, да они, там наверху, ещё такого натворят, что неизвестно, будет ли хоть какая-то пенсия в этой стране лет через пять! Мне как-то уютней наблюдать за происходящим апокалипсисом из своей уютной антикварной норки. А наблюдать есть за чем. И эти наблюдения наводят меня на мысль, что дефективная, возможно, вовсе не я. Тех денег, что присылает мне Глеб, хватает не только на мою скромную жизнь и более чем скромные запросы, но и на "отложить" на ту самую старость, которой всех стращают в России. И правильно делают! Старость у большинства здесь ужасающая, а будет еще хуже. Ничего ж из обещанного, скажем, моему поколению, уже нет и не будет. Фонды, государственные программы – всё потрачено и сожрано, отнюдь не пенсионерами. Надеяться не на что. Надо жить сегодняшним днём, благо у меня есть такая возможность.
А ещё у меня в Америке сын, самый прекрасный в мире сын! Он скоро закончит обучение в том самом университете, где преподаёт его отец, и будет учиться дальше, как я шучу, "на прохфессора". Потому что сильно умный. Мы с ним на связи довольно часто, несколько раз в неделю – точно. Просто не всегда бывает просто сойтись во времени, живя в таких разных часовых поясах. Но стараемся. И я вижу, каким всё более красивым он становится - ну, вылитый папка. И такой же порядочный и добрый. Пару раз в год он ко мне приезжает... Ну, про это я даже говорить не могу – каждый раз задыхаюсь от счастья, чуть с ума не схожу! Постоянно зовёт к себе, но, увы, не для меня такие перелёты и потрясения – я слишком норное животное.
Как и многие молодые американцы, Дрюнька постоянно подрабатывает и шлёт своей мамке бесконечные подарки и сувенирчики. И что чаще всего? Не догадываетесь? Банданы и бейсболки, конечно! Знает мой бзик и всё время прикалывается, хулиган: находит там, в Штатах, какие-то сумасшедшие головные уборы с самыми придурочными надписями – вот они все мои! Пришлось в шкафу специальную полку выделить, поскольку их накопилось несколько десятков. Паршивец маленький, это он так дразнится.
А я что? Я, между прочим, их ношу. Со своими любимыми балахонами - чем безразмернее, тем лучше, шокируя прохожих, хоть немножко знающих английский язык. Потому на моей бандане или бейсболке вполне может быть написано "fuck off", "all shit", "I am a killer", "psycho evil" и прочие весёлые фразочки. И это в моём-то возрасте!
Я одинока и свободна. Счастлива? По-честному – не совсем. Нет рядом Андрюньки, нет в моей жизни Глеба. Двух моих самых любимых людей. Почему я не делаю то же самое, что сделала Лидия? Да потому что они, дорогие мои, живы и, слава богу, здоровы, хоть и за тысячи километров от меня. Мы уже никогда не будем вместе, это очевидно. В то же время я обожаю свои одиночество и свободу. Они мне дались не так уж и просто, была борьба – с жизнью и с любимым человеком, это вам не в оловянные солдатики играть. Я одержала свою победу. Такую вот неоднозначную победу. Пришлось выбирать, и я выбрала. Но любимый мой жив – и это самое главное! Он есть, существует, дышит, работает, смеётся, возможно, влюбляется. А рядом с ним – его копия, моя гордость – наш сын. И вот это сочетание – свобода, одиночество, а на том конце Земного шара два дорогущих мне человека – всё это вместе уже и есть счастье. Только бы все были живы... Чтобы все были.
Разбередила сама себя, чёрт... Пойду пройдусь. Возьму сигареты, надену самую наглую бейсболку с самой разнузданной надписью... Буду гулять, курить, кутаться в любимый шерстяной балахон (нынче похолодало) и думать про хитросплетения любви, свободы, одиночества и... смерти. Я ещё не разобралась окончательно, формулу не вывела. Да и может ли она быть, формула эта? Которая для всех...

ПОСЛЕСЛОВИЕ

И снова я сижу перед редакторшей, милой моей провинциалкой с неправильными ударениями. Она заметно нервничает.
- Это очень красивый рассказ! Такая настоящая любовь, такая печальная. Вот в этом и проблема.
- Проблема?
- Понимаете, нужен хэппи-энд. Только не обижайтесь! Ну, нельзя на Восьмое марта расстраивать наших читательниц! Пусть бы всё закончилось на том, как героиня вылечилась, а?
- И в чём тогда вообще смысл истории? Они жили долго и счастливо?
- Ну да, что в этом плохого? Кстати, у вас не было мысли, чтоб они в Израиле после больницы поехали в Иерусалим к святыням, поклониться и поблагодарить.
- Они были атеисты, - я очень старалась не злиться и не ржать. Приходилось прикладывать много усилий, честно.
- Это сейчас не очень приветствуется. И, вы знаете, лучше, чтобы Лиду вылечили в Москве, пусть в самой лучшей и дорогой клинике, но у нас!
Я обалдела и, глядя на редакторшу во все глаза, тихонько пробормотала:
- Как создавался Робинзон.
- Что? - вздрогнула и без того напряжённая бедняжка. - Какой Робинзон?
- Это Ильф и Петров, читали?
- А, "Двенадцать стульев", - обрадовалась девушка.
- Нет, это другая вещь, - вздохнула я. - Впрочем, неважно, продолжайте.
- Так как вы смотрите на то, чтобы она вылечилась в Москве?
- Допустим. Это всё?
- Ну, еще нужен какой-то финал и лучше жизнеутверждающий. Я подумала... как вы на это смотрите... если бы они потом усыновили ребёнка, а? Это в тренде, востребованная тема! Смотрите, состоятельные люди, нашедшие любовь уже немолодыми, не имеющие своих общих детей, усыновляют сироту. Здорово же, правда? Нашим читательницам очень понравится!
Какое-то время я помолчала, переваривая происходящее. Нет, я уже совсем не злилась, если только на себя. Ведь я сама вступила в отношения с журналом, рассчитанным на тех, кто смотрит сериалы и читает шлак. Я описала известную мне историю, вроде бы, на вполне понятном для них языке, слезливо и даже в некоторых местах святочно. Но, очевидно, учла не всё. Соглашаться? Или послать? Послать или соглашаться?
Да, господи, какая, в конце концов разница! Пусть будет так, как им надо. И всем хорошо: мне гонорар, редакторше – покой, читателям – почёсанное брюшко.
- Сделаю, окей, - и моя провинциалка шумно вздохнула, её явно отпустило дикое напряжение. Ещё бы: под угрозой срыва было срочное задание, а она, бедняжка, видимо, за меня поручилась.
- Только на сей раз у меня одно условие, - твёрдо сказала я, - лав-стори будет под псевдонимом, не под моей фамилией.
Ударили по рукам.
Словом, в ближайшем номере читайте рассказ, который закончится триумфальным выздоровлением Лидии после лечения в московской больнице и усыновлением супружеской парой самого несчастного мальчика из самого бедного детского дома, после чего ребёнок становится самым счастливым. И все будут довольны, здоровы в ближайшие сто лет. Ведь после хэппи-энда, очевидно, всегда бывает хэппи-лайф и никакой смерти. Тётенькам-читательницам понравится. Руководству журнала тоже.
Мы никогда не умрём и даже не заболеем. Мы живём в сказке, в вечной сказке... Не так ли?