Вздымая пыль босыми ногами, по немощеной улице, сломя голову, мчался мальчишка лет десяти. Прижимая к груди доску, формой напоминающую корабль, машинально разглаживая паруса, закреплённые на круглых палках. За ним с хворостиною в руках бежала девчонка лет четырнадцати, видимо, старшая сестра. Не выдержав темпа, она остановилась. Помахав в след беглецу хворостиной, повернула к дому , на ходу ругаясь, как взрослая: - Ну, погоди гад, если утонешь, домой не приходи!-
Посёлок расположен на самой окраине CCCР и, вполне естественно, что про него почти не вспоминали, там, в высоких кабинетах, из которых управляют всей страной. Местные жители рассказывают, что именно здесь родилась шутка, в которой одна из работниц жалуется: - Как тут можно работать? Сорок градусов в тени! А ей начальство отвечает: А кто тебя в тени сидеть заставляет? Ты на воздух выйди!-
Речушка, которая пересекала посёлок весною, летом превращалась в тихий ручей, рассадник лягушек, пиявок и комаров, которые нещадно жалили жителей. Летом от насекомых спасения не было! Если закрывали в доме окна, задыхались от духоты. Заснуть можно было лишь при маленьком сквозняке, или на плоской крыше барака, не обращая внимания на комаров. Взрослые чем-то спасались, их комары не жалили.
Но почти все дети этого богом забытого посёлка отличались пухлыми мордашками и узкими глазами. И это не от избытка пищи. Острые позвонки спины видны сквозь застиранные рубашки, шитые и перешитые из материнских юбок. Пацаны, засучив штаны до колен, пускали в ручье самодельные корабли. Малышня, бегающая по берегу в одних трусах, к взрослой игре не допускалась. Мальчишки хвастались друг перед дружкой количеством пушек и парусов, которые обвисали при малейшем попадании на них брызг мутной воды. Паруса делали из чистых тетрадных листов, за что кораблестроителей нещадно пороли матери.
Пушки изготавливались из шпулек для ниток. И великое счастье, если мать или старшая сестра, заметив, что нитки на шпульке кончаются, отдавали этот незатейливый предмет на палубное вооружение, а не выбрасывали с глаз долой.
Другое дело ранняя весна, когда с окрестных гор начинала стекать талая вода. Тогда, этот гнилой ручеёк превращался в ревущего зверя, принося в своих струях с рядом лежащих холмов глину, щебень и небольшие валуны и при их помощи, намывая острова самой причудливой формы. Затем вода, зажатая в бетонное русло между нефтебазой и станцией, выбегала на простор, правда, ограниченный забором стадиона и грунтовой дорогой, которую одолеть уже не хватало силы, она успокоенная уходила в бетонные кольца, далее теряясь в хлопковых полях. Этот период разлива для местных мальчишек был самым прекрасным и загадочным временем их жизни. В кораблики не играли. Их могло утащить в трубы и выбросить невесть где. Считай, весь зимний труд по созданию боевой каравеллы или пиратского дредноута мог пропасть даром.
В этот период предавались другой забаве. Разбежавшись по домам, побросав сумки с книгами и наскоро перекусив тем, что было, бежали к разливу. Стараясь найти себе остров, который острым краем врезался в поток мутной бурливой воды. Встав как можно ближе к воде, каждый начинал неотрывно смотреть на бегущую у ног мутную воду. У кого быстро, у кого чуть дольше, но вдруг наступало сладкое мгновение. Когда организм отключался от окружающей среды и детская душа, если это, конечно, она... Мальчишкам было не до уточнений, душа отделялась от тела! Наступало ощущение полёта. Вначале медленно, потом гораздо быстрее, и вот несколько мальчишек, парят в голубой высоте над невзрачным поселением, куда послевоенная военная судьба забросила их родителей. Внизу видны черепичные крыши бараков для технического персонала. Явно различим базар с сидящими прямо на земле продавцами и дом культуры, который почему-то все гордо именуют «Дворец». И в стороне от него, страшная в своей зловещей сути, Зона, обнесённая в несколько рядов колючей проволокой и с вышками по углам.
Об этом они задумаются гораздо позже. Сейчас просто радуются жизни, радуются полёту, который для них естественен, как глоток воздуха, отравленный гарью завода, на котором вынуждены работать их рано постаревшие матери.
Отцы в это время там глубоко, под землёй осваивают, новые пласты угля.
Резкий окрик кого-либо из проходящих невдалеке по дороге взрослых с первого раза не действует. Лишь физическое воздействие опускает счастливую стайку в обыденную серую жизнь. Развлечение окончено, надо бежать домой, чтобы к приходу уставшей мамы, выполнить часть той работы, которая ложится на плечи женщины.
Необходимо сбегать на сортировочную станцию и, невзирая на крики и ругань путевых обходчиков, набрать ведро угля на железнодорожных путях. Угля, что выдавался по разнарядке, едва хватало на ползимы
Насыпанные с верхом вагоны при формировании составов иногда теряют свой груз, мальчишки стайкой набегают на такую ссыпавшуюся кучкой удачу и подбирают с земли драгоценные крохи угля.
Во всей округе деревьев раз-два и обчёлся, за порчу зелёного насаждения можно получить очень серьёзное наказание.
Поэтому редко кто рисковал поднять лежащую сухую ветку тополя. Проще сходить на шахтный двор и утащить одну-другую из досок, поднятых на-гора с породой и поломанных во время взрывных работ. Но и это при поимке квалифицируется как воровство, что чревато серьёзными последствиями
Половодье спадало, наступал промежуток в играх. Водного потока не было, а вода ещё холодна, чтобы лезть в неё босыми ногами. В туфлях ходили только в школу, даже в кино бегали босиком.
Сейчас и не вспомнить кто предложил эту странную забаву. Рудничное управление переехало в новое здание, а в старых бараках, переделанных когда-то давно под одну общую контору, разместились различные организации. Был снят пропускной режим. По гулким коридорам мог бегать кто угодно. В некоторых комнатах ещё находились технические службы.
Во всём городке контора Рудоуправления было единственным зданием, с полами, выложенными трофейной керамической плиткой.
Военнопленные выложили своеобразный узор, на который взрослые сотрудники угрюмого здания не обращали внимания.
То ли случайно, или кто подсказал, но если слегка скосить глаза к переносице и смотреть только на пол, то плитки пола меняли рисунок, получалось, что ты не идёшь, а плывёшь над ним. Вернее, плывёт только верхняя часть туловища, а ноги и всё остальное, находится неизвестно где, и ты их не чувствуешь. Кто-то из мальчишек изменил угол зрения, ещё больше собрал глаза в кучу и заорал от восторга, тело отсутствовало, а над полом плыла только голова, пол поднялся к самому подбородку, тело находилось в невесомости!
Но как-то раз, восторг перешел в жуткий крик, полный ужаса. Идущий мимо рудничный инженер успел ухватить пацана за торчащие вихры и с силой выдернул его из пола. Глаза мальчишки не смотрели на переносицу, они смотрели внутрь головы. Крик ужаса не останавливался. Приехавшая скорая помощь увезла его в поселковую больницу, из которой его затем переправили в Областную лечебницу.
Детям доступ в здание перекрыли. Любой сотрудник мог настучать по шее и сдать властям, а власть в то время казалось страшной. НКВД-эшники несколько дней простукивали и ковыряли полы, поднимали эту плитку, допрашивали инженера, но всё без толку. Постепенно этот случай забылся.
Прошел год. Вернулся из Областной лечебницы наш друг. Парень как парень, такой же, как и все, но он отошел от забав и полностью ушел в учёбу. Правда, от поселковой компании друзей так просто не отделаться!
Его всё-таки заставили рассказать про тот случай. Уговорили, чтобы поведал о причине ненормального крика и ужаса?
Товарищ долго отмалчивался, но, не выдержав напора друзей, рассказал: - Я почувствовал, что ноги, стоят на ступенях уходящих вниз. Чувство интересное, над плиткой плывёт только голова, видно даже окурки на полу. Тело не чувствуешь, будто его нет и никогда не было. И вдруг, что-то неведомое начинает тянуть за ноги вниз, заставляя сделать шаг туда в глубину, я понимаю, что ниже плитки, только бетон и мой следующий шаг - это шаг в неведомую темноту, я очень испугался! Вот потому и заорал, не хотел просто так уходить из жизни. Чтобы про неё не говорили, а быть живым гораздо лучше!
Нам, слушателям стало понятно, это он повторяет заученные слова взрослых! Слишком пафосно звучало. Каждый для себя решил, что если бы ему выдался такой шанс нащупать ногой ступеньку, то уж он бы обязательно заглянул, что там под зданием, как бы страшно ни было! В этих местах проходили воины Александра Македонского! Нам всюду мерещились древние клады. Но это лишь размышления. Неизвестно, кто и как себя поведет в подобной ситуации.
Прошло много лет, я уже давно не жил в том ущелье. Но как-то по делам службы пришлось заехать в родной городок. Бараков нет, их будто и не было! На этих местах выросли уютные домики на две семьи, в окнах виднелись кондиционеры. Улицы и переулки замощены. Всё засажено акацией и вишней. И только горы не изменили внешнего вида.
На месте Рудничного управления рос парк. В середине центральной зелёной лужайки разлеглась как хозяйка, большая глыба сиреневого минерала, формой чем-то напоминающая человека, прилёгшего отдохнуть. Что-то в душе подсказало, что это именно то самое место, где Вовка Коваленко нащупал ногой ступеньку.
Вдруг захотелось узнать судьбу этого места? С большим трудом разыскал одного из сверстников, с которым когда-то бегал по гулким коридорам.
Он мне и поведал: Вовка с отличием окончил в Питере Горный институт, занялся наукой, и его включили в группу молодых подающих большие надежды учёных. Для подтверждения какой-то новой теории прислали их из Питера сюда, на отработанный рудник. Группа доцентов в окружении рудничного начальства шла по центральному штреку старой выработки. Вдруг Вовку Коваленко как бы качнуло в сторону, и он, раскинув руки, уперся в стену выработки. На глазах всего народа вначале руки, а потом и он весь ушел в породу! Чуть отвернув голову, спокойно произнёс: - Как не прячься, а от судьбы не уйдёшь, забирает меня Шубин* в помощники! -
Пытались долбить монолит, да, что толку, с Шубиным не поспоришь. На следующую ночь в парке появилась эта глыба! Она, вроде, растёт, медленно, но растёт! Нутром чувствуем, своя она! Хотя видно, что камень не местного происхождения.
