Бесаме мучо

а потом все отчетливее мелькает одна, резонная: «А, может оно и к лучшему? Чем черт не шутит?! Все лучше, чем  попусту время с шематоном тратить».
В страшном волнении бабушка ходит взад и вперед, и, наконец, прикрывает дверь в Зоину комнату, где с плаката за ней внимательно наблюдает Сезария Эвора.
«Надо дочке сообщить – думает она, но тут же спохватывается. – А чего сообщать? Еще ничего и нет».
В томительном ожидании проходит три часа. Бабушка нетерпеливо выглядывает из окна.
«Ну, точно, опять с ним встретились, - думает она, и мысленно уже выбирает платье, в котором пойдет к приятельнице на вечерок.
Но, вот, - звонок в дверь, и румяная, с блестящими глазами Зоя появляется в прихожей.
- Что так рано? – не без иронии осведомляется бабушка, но, получив ответ: «За Рахманинова – 5», - заключает внучку в объятия. Над дьявольски трудным концертом Рахманинова Зоя сидела не одну неделю.
- Умница моя, красавица, русалочка (У Зои длинные пепельные волосы и зеленовато-карие глаза). Иди, мой руки, обедать будем.
Налив внучке супу, бабушка усаживается напротив и продолжает ворковать:
- Такой умнице и красавице и пара должна быть под стать. Умный, порядочный, красивый…- Тут, вспомнив о лысоватости предполагаемого жениха, осекается и прибавляет:
- Ну, с лица воду не пить, главное, чтобы человек был хороший, а то бывает как яблоко – снаружи красивое, а внутри гнилое.
Поглощая фасолевый суп, Зоя слушает нетерпеливо и … иронично.
- Бабуля, ты меня когда-нибудь убьешь своими изречениями! Может, книгу афоризмов начнешь писать? У тебя получится!
Бабушка нисколько не обижается. Жемчужины народной мудрости – действительно ее конёк, и на каждый случай жизни у нее готова пословица или примета.
- Смейся, смейся, - подвигает она тарелку с котлетами. – Хорошо смеется тот, кто смеется последним.
- А также, цыплят по осени считают, - подхватывает Зоя. – Спасибо, бабулечка! – Я к себе, отдохну немного.
Бабушка провожает ее взглядом, выжидает немного и заходит в комнату.
- Да, кстати, нас Ада приглашает к себе послезавтра. День рождения у нее.
- Я не пойду. Что я там потеряла?
- Ну, Зоинька, неудобно. У нее никого близких нет.
- Иди сама, пожалуйста.
- Нет, она нас вдвоем приглашала. Обидится. Зоя, нехорошо так! Что тебе стоит?
- Мне надо программу разучивать.
- Один вечер ничего не решит. Бог тоже шесть дней трудился, а на седьмой отдыхал!
- Бабуля, ты опять?! Ладно. Только ненадолго.
- Конечно, ненадолго. Пойдем, поздравим, посидим немного и – домой. Ну, отдыхай, отдыхай!
Бабушка облегченно вздыхает. Основная трудность позади.
День проходит как во сне. Зоя с удивлением глядит на бабушку, которая необычно тиха, и даже изречениями не сыплет. Наступает послезавтра. Чудеса, да и только! Если Зоя уже решила, что наденет серое атласное платье, то бабушка только  перебирает свои наряды, добрая половина из которых времен Колчака и Деникина. Так, во всяком случае, считает Зоя.
Бабушка туда и сюда передвигает в шкафу тяжелые деревянные плечики, пока не останавливает свой выбор на фиолетовом переливчатом костюме. Впрочем, это для других он фиолетовый. Бабушка изысканно именует его костюм цвета божоле.
И, вот, крепко сжимая в руках сумочку, прифранченная, надушенная бабушка шагает рядом с Зоей и, то и дело, просит ее не бежать. Ноги едва влезли в лакированные черные лодочки. Или, это туфли ссохлись?
На пороге их встречает Ада, большая неповоротливая женщина в цветастом платье и фартуке. Начинается обряд целования. Зоя в который раз слышит, что она стала настоящей красавицей  и, что она бабушкина гордость. Женщины чинно целуются, причем Ада притягивает к себе бабушкино ухо и шепчет:
- Ну, ты, при всем параде! Они здесь. Но ты ничего не знаешь!
Бабушка хочет спросить: «А они?», но лишь крепче сжимает в руках  платок. Ах, недаром говорят, что простота хуже воровства. Как-то будет?
В комнате за накрытым столом сидит пожилая женщина в очках. Рядом с ней бледный полный молодой человек, при первом взгляде на которого бабушка убеждается, что он не вполне подходит под описания Ады. Во всяком случае, «легкая лысоватость» предстает изрядной плешью неопределенной формы.
- Проходите, садитесь, - хлопочет Ада. – Эта моя подруга школьная, Людмила, а это сын ее Вадим. Это приятельница моя близкая с внучкой. Спасибо, что уважили старуху, зашли.
Слышатся восклицания, утверждающие, что Ада вовсе не старуха, с чем та не без удовольствия соглашается.
Пьют здоровье хозяйки. Домашняя наливка вкусна, и языки постепенно развязываются. Впрочем, не у всех. Бабушка с тревогой поглядывает на внучку. Зоя скучает и лениво ковыряет холодец. Вадим ест увлеченно, при этом яйцеобразная его голова как-то смешно двигается.
Бабушка еще крепится, но тут Вадим обращается к матери:
- А помнишь то платье? Ты надевала его на праздник.
Оказывается, за столом  почему-то идет разговор о тканях, причем Вадим принимает в нем живейшее участие
«Боже мой, - с тоской думает бабушка.- Говори уж лучше «одень» вместо «надень», но не жуй так громко и не говори с набитым ртом».
- А ты чего такая вялая? Ешь-ка, ешь,- обращается Ада к бабушке, и та послушно склоняется над тарелкой. Не сегодня-завтра, Бог даст, и прабабушкой станешь. Силы понадобятся.
- Да уж, что уж,- бормочет бабушка, силясь улыбнуться.
- Жаль, у меня пианино нет, - тараторит Ада, а то Зоинька вам бы сыграла. Знаете, она изумительно играет.
Завязывается бестолковая беседа, во время которой Людмила выспрашивает Зою, какая музыка ей больше нравится, и вспоминает какой-то симфонический концерт в Ленинграде. Рассказывает о нем она долго, не упуская ни малейшей подробности. Вадим ест. Покончив с холодцом, винегретом и пирожками, он тащит себе на тарелку половину жареной курицы и в течение нескольких минут исправно действует руками, так же как до этого исправно действовал вилкой и ножом.
Зоя отвечает вежливо и равнодушно. Да, ей нравится Рахманинов и Шопен, да она любит и современную эстрадную музыку.
- А чем вы занимаетесь, Вадим? – размыкает уста бабушка.
- Он – геолог, - отвечает Людмила. Я вначале беспокоилась, что его по экспедициям затаскают, пыль, грязь – кому это нужно? А потом ничего, удалось устроить его в институт. Сейчас уже младший научный сотрудник.
Тем временем на стол подают чай с тортом. Младший научный сотрудник слегка осоловело смотрит на торт, как бы решая для себя, сыт он или не сыт. Наконец, решив этот вопрос в отрицательном смысле, ловко орудует ложкой, в результате чего немалый кусок торта исчезает по волшебству, а скатерть вокруг украшается горой крошек. Зое давно уже не сидится, и она жалостливо косится на бабушку. Та полусвирепо глядит на Аду, но именинница с жаром повествует Людмиле особый рецепт засолки огурцов.
Наконец, Зоя не выдерживает и щипает бабушку. Та поднимается:
- Ну, Адуся, еще раз с днем рождения. Будь здорова и счастлива – церемонно возглашает она. – Нет-нет, провожать нас не надо. Очень приятно было познакомиться. Конечно, еще увидимся, Бог даст.
Пока все чинно плывут в прихожую, Зоя уже успела надеть туфли и переминается с ноги на ногу. Вадим подает плащ бабушке, но после трех неудачных попыток найти рукав, та мужественно надевает его сама и благодарит Вадима. Ада клюет бабушку в щеку, вопрошающе заглядывая  ей в глаза, за что получает короткий толчок в руку. Толчок этот означает: «Что за кошмар ты нам предлагаешь?», но Ада понимает его как: «Поговорим после», и удовлетворенно улыбается.
Идут по улице молча. Девушка заметно впереди, и бабушка уже не просит ее замедлить ход. В небе давно зажглись звезды, а воздух тонко пахнет сиренью и огурцами.
Бабушка почему-то уверена, что Вадим после их ухода вернулся к столу и продолжает поглощать снедь, но молчит.
Дойдя до дома, Зоя чмокает бабушку в щеку и лукаво спрашивает:
- Можно, я немного пройдусь, погуляю?
Бабушка прекрасно знает, что «немного» - это почти час, но молча кивает и лишь просит Зою не простудиться и накинуть жакет. Поднявшись домой, она нехотя подходит к разрывающемуся телефону и долго слушает словоохотливую Аду, утверждающую, что «это все ничего, к человеку присмотреться надо, а не рубить сплеча».
- Нет, нет и нет,- устало отвечает бабушка и, спохватываясь, добавляет:
- С днем рождения тебя еще раз, Адочка. Спасибо, все было замечательно и вкусно. Ты так старалась. А сейчас извини, пойду, отдохну.
Разговор окончен бесповоротно. Будучи хорошей, а, главное, давнишней подругой, Ада понимает, что лучше не настаивать, чем портить отношения.
- Что вы? Это вам спасибо. Спокойной ночи, - роняет она и вешает трубку.
Костюм цвета божоле водворяется на обычное место. Стоило трудиться!
Заварив чай, бабушка входит в комнату внучки. Босоногая островитянка с плаката словно подмигивает ей. Женщина нажимает кнопку магнитофона и с опаской вслушивается в тягучие звуки: «Бе-са-мэ! Бесамэ м-мучо!»
Она выглядывает в окно и еще издали различает две тонкие фигурки: девушку в сером платье и юношу с гитарой.
- А, может быть? – шепчет бабушка, - Может, все и будет хорошо?! Дай-то Бог! И чего я, старая дура, переполошилась? Будто, у нее это последний шанс, а дальше…
Бабушка вспоминает собственное изречение о последнем дыме последнего поезда и хихикает.
Голос Сезарии Эворы властно и томительно наполняет комнату. Бабушка улыбается и украдкой крестит фигурки в окне.
- Вот, уж, и вправду, бес меня замучил! - шепчет она и возвращается в кухню.
- Бе-са-мэ! Бесамэ м-мучо! – несется из магнитофона. Какой же все-таки глубокий, волшебный голос у этой Сезарии Эворы!

***