До уровня подростков несмышленых
Род снизился людской.
В.Шекспир
Во избежание всяческих недоразумений, автор этой заметки считает необходимым уже в начале ее показать, что вынесенное в заголовок определение сомневающихся в том, что В.Шекспир был автором подписанных таким именем произведений, принадлежит вовсе не ему. Оно вытекает из слов самого В.Шекспира в пьесе «Генрих VIII»:
What we oft do best,
By sick interpreters, once weak ones, is
Not ours, or not allow’d…
Эти слова, вложенные Шекспиром в уста кардинала Вулси во второй сцене первого акта этой пьесы, Б.Томашевский, в переводе которого только эта пьеса и доступна русским читателям, изложил следующим образом:
Благое дело извращают часто
Все те, кому его и не понять.
Не нам припишут или очернят.
Как это: «И все бы хорошо, да что-то нехорошо». Ведь дословный перевод слов оригинала рисует несколько другую картину.
Во-первых, в оригинале ничего не говорится о «благом деле». В нем говорится всего лишь о деле, которое «мы» часто делаем лучше, то есть, лучше кого-то другого (других), занятого (занятых) таким же делом.
Во-вторых, в оригинале более подробно описываются «те, кому его и не понять». Во второй строке оригинала говорится, что интерпретаторы, истолкователи и, заодно, переводчики этих «наших» дел weak — умственно неполноценнее «ones». Автор этой заметки берется предположить, что под этим «ones» подразумеваются сразу и «мы» и тот (те), кого «мы» превосходим в деле, которым мы и он (они) занимаемся.
При этом, обратите внимание, перед этими interpreters стоит задача не только посеять сомнения, что «мы» являемся авторами наших дел, но и указать, что эти дела нам просто не позволены, не дозволены, например, по причине нашего статуса или образования. Поэтому слово «очернят» является только отсебятиной переводчика.
То есть, отсюда следует, что тот или те, по сравнению с кем «мы» делаем дела лучше, в каких-то отношениях стоят выше нас.
И если это предположение верно, то получается, что все эти интерпретаторы, толкователи и переводчики (в том числе на современный английский язык), в силу своей умственной неполноценности не способные понять сути дела, которое «мы» делаем лучше «ones», а потому не способные понять, что они творят, этим уязвленным «ones», стоящим выше и «нас» и этих interpreters, на нас просто-напросто sick — науськаны, натравлены.
Короче, более внимательное прочтение слов оригинала позволяет предположить, что относятся они вовсе не к произносящему их персонажу, а к написавшему их автору. И если такое предположение верно, то, получается, что сомнения в его авторстве сеялись в обществе уже при его жизни. Только, естественно, при его жизни, его современникам предложить, «приписать» какую-то конкретную кандидатуру на его место было абсолютно невозможно, поскольку сразу же стала бы очевидной абсурдность такого «приписывания».
И автор строк оригинала, написав их, показал, что он знает об этих попытках посеять сомнения в его авторстве. Он предупредил об этих попытках, травле его и читателей этой пьесы, в том числе ее читателей будущих. И всем читателям он показал, как к этим попыткам и к тем, кто такие попытки осуществляет надо относиться.
Поскольку эта заметка посвящена только конкретному качеству бывших во времена Шекспира конкретными «интерпретаторов» его дел и произведений, в ней не рассматривается вопрос о том человеке или о тех людях, дел которых значительно лучше дела Шекспира. И поэтому же не рассматривается вопрос, какие и почему дела Шекспира считались не дозволенными ему.
Здесь, наверное, достаточно сказать, что все отличие наших российских интерпретаторов от тех интерпретаторов, о которых писал Шекспир, заключается только в том, что их никто, наверное, специально на Шекспира не натравливает. Скорее всего, их деятельность определяется единственно только их умственными способностями и любовью к определенного вида «искусству» — травить людей за то, что они выше их и им непонятны.
Кстати, самым объективным и наглядным доказательством непонимания всеми дел и произведений Шекспира является непонимание его герба. И если это, по сей день признаваемое всеми непонимание, по сей день не мешает некоторым лицам сомневаться, что владелец этого герба был и автором произведений, под которыми стоит его имя, то означает это только одно — справедливость вынесенных в эпиграф слов этого владельца этого герба.
