Операция "Освобождение"

Бросить на произвол судьбы? Впрочем, какое он право имеет претендовать на что-то…
Он внезапно понял, что ему – важно. Важно даже не получать эту поддержку и душевное тепло, но… он запутался в словах. Просто с Адисоном была жизнь. Не с теми путаными и жёсткими отношениями с Ирвади, от которых он давно уже устал и только теперь в полной мере прочувствовал, насколько именно. Жизнь была с Адисоном, с работой, с Зокийят Ауринни, при всей пугающей бездне, стоявшей за её спиной. И он хотел в эту жизнь, отчаянно и безнадёжно, не знал, как поймать ускользнувшее, ушедшее, бывшее только что рядом – и пропавшее, как вчерашний сон. Вчерашний сон?!
— Я несвободен, — медленно выговорил Варна. – Несвободен внутренне, в душе. Я привык, как это ни противно вам видеть со стороны, к этой несвободе. Более того, создаётся впечатление, что она мне нравится. При этом я знаю, что есть – жизнь, и я в неё хочу, и всё это… как-то неправильно.
Он жалко улыбнулся, не получил ответа от Адисона и вздохнул.
— И если я правильно понял, то вы способны помогать только тем, кто сам, изнутри рвётся к свободе, кому перекрыли воздух обрушившиеся обстоятельства, но кто изначально – жил, а не существовал, и упал в неживое существование благодаря удару снаружи. Я прав?
Адисон, подумав, кивнул. От него по-прежнему не чувствовалось ни тени эмоций, как будто стояла стена.
— Почти, — он снизошёл до уточнения. – В твоём случае всё-таки наличествует и внешний фактор. Нормальные мёртвые сначала питаются любовью, а Ирвади сразу начала со страха. С твоего страха. Впрочем, как это и было при жизни. Она же постоянно стремилась заставить тебя чувствовать себя виноватым, ведь так? Но ты прав в том, что без внутреннего порыва в правильном направлении уничтожение внешнего фактора ни на что не повлияет.
Варна вздрогнул.
— Ты хочешь сказать, вы не сумеете ликвидировать призрак?
— Нет. Просто отпустить её так, как помогаем сделать мы, ты не можешь.
— Создать новый импульс любовью…
Варна встал, хотел было налить себе воды, но пошатнулся. В глазах Адисона мелькнул испуг, Варна почувствовал, как его коснулось что-то прежнее и настоящее, но Адисон тут же погасил свой взгляд, и всё пропало. Варна как будто висел в пустоте и ненужности, от этого хотелось кричать, но было нельзя.
— А… как мне освободиться?
Адисон пожал плечами.
— Когда ты надевал этот ошейник и отдавал поводок, ты не спрашивал, как это сделать. Как-то всё получилось быстро и без проблем. Это даже и не ошейник… это как опухоль, как незажившая болячка, в которую прорастают сосуды, она делает вид, что она нормальная часть организма, и когда пытаешься её сковырнуть, то она кровоточит, и больно, как будто по живому. И отступаешься. И не ковыряешь. А в конце концов всё равно требуется хирургия. Иначе будет перерождение и смерть.  
Он снова замолчал. Варна всё-таки дотянулся до стакана и налил воды, долго и жадно пил, потом налил ещё. Что-то совершалось в мире, огромное и важное, рядом словно возникла невидимая дверь: захочешь – войдёшь… а там будет новое, неизведанное, опасное… и живое.
— Некоторые ищут другой ошейник, — наконец сказал Адисон. – Точнее, другую руку, которой можно отдать свой поводок. Но для начала надо его вырвать из прежней руки. В любом случае. А когда человек с помощью этого другого поводыря научился ходить сам, то поводырь должен быть отринут. Брошен. Его надо оттолкнуть, пошатнуться и устоять.
Варна вдруг представил себе, как он отталкивает Адисона. Не так, как сейчас, сейчас тот сам закрылся, а он, Варна, своей рукой и насовсем. Чтобы больше не делиться ничем, не общаться… ну да, как происходит с сотрудниками в синей форме. Только у тех разрыв официально прописан в их обязанностях, они не имеют права привязываться к своим пациентам, а тут… резать по живому. По реально живому.
— Иди и освобождайся. Сам. Как хочешь. Если бы в твоём плену было что-то настоящее, я бы дал совет: разлюби. Но здесь ничего подобного нет… Не возражай. Мне не нужны сказки о великой любви с первого взгляда и до гроба, я сам могу такого насочинять про кого угодно. Твоё дело – выкорчевать из своей души и Ирвади, и то, что заставляет тебя искать, кому бы отдать поводок. Второе, кстати, важнее. Пойми, люди могут быть друг другу дороги и нужны без всяких поводков и ошейников. Просто – не надо. Не надо спрашивать, когда ты придёшь. Выставлять напоказ, как ты ждёшь, волнуешься, когда на самом деле хочешь просто положить человека в шкаф на полочку, и чтобы он там был твоей собственностью. Не надо этого. Просто не надо. Она же знала, что на самом деле ты давно уже ушёл. Потому и дёргала. Потому и дёргает до сих пор. Теперь уйди окончательно и больше не возвращайся. К себе – прежнему. Это твоя задача и только твоя, никто не сможет тебе помочь.
Варна молчал. Бездна надвинулась и подступила со всех сторон, и в неё надо было шагнуть.
— Адисон. Это не всё.
— Тебя сильно удивит, если я отвечу, что — знаю?
Варна обдумал вопрос.
— Нет. Не удивит. Может, скажешь сам, что – ещё?
— А вот тут – нет. Не хочу выдавать желаемое за действительное. Слишком больно ошибаться.
Варна усмехнулся.
— Ну хорошо… Адисон. Мне нужно видеть Зокийят.
Адисон очень постарался не поднимать глаза на Варну.
— Видеть? На протяжении какого-то времени? Не один раз увидеть для какой-то цели и всё?
Варна снова основательно обдумал вопрос.
— Да. Именно видеть. Для этого мне нужно разрешение, потому что я больше не следователь по её делу. От начальства я такое разрешение вряд ли получу. Нужен какой-то предлог от Службы.
— Ты хочешь, чтобы я придумал этот предлог?
Тишина была бесстрастной. Ей было всё равно, чем её прерывают.
— Нет. У меня есть одна мысль… если бы не отстранение от дела, я бы довёл её до конца. Теперь это должен делать Шакрату, но он может быть против. И те, кто хочет повесить на неё убийство бывшего главы Айвера, могут быть против. И её посадят. И если Служба не вмешается, то так и произойдёт. И в лучшем случае Шакрату окажется там же, где и я.
— Хорошо. Какое вмешательство Службы тебе нужно?
Варна дотянулся до Адисона и заставил посмотреть в глаза.
— Зокийят Ауринни – из рода Властителей Смерти. Она утверждает, что провожала застрявшие души. Пусть она докажет. Пусть проводит – при свидетелях. Пусть это будет задокументировано. И послужит к доказыванию её невиновности.
— Проводит – кого?
Взгляд Адисона был сильным и цепким, как сквозь прицел. Варна прекрасно понимал: тот знает, о ком идёт речь, но хочет, чтобы Варна сказал имя сам.
— Проводит Ирвади. В мир мёртвых. Я понял, кто она…
У Адисона хватило силы воли не рваться с вопросом, а дождаться, пока Варна скажет сам.
— Зокийят — хищник. Знаешь ведь, хищники убивают только больных и слабых, они очищают породу. Так вот…
Он страшно волновался.
— Она проводник тех, кого некому любить. Поэтому она была возле убитого главы Айвера. Тот тоже был не слишком-то хорошим человеком… Я проверил всех, возле кого заставали её. Если на ком-то и не висел криминал, то отзывы были… мягко говоря, не слишком хорошими. Я не знаю, почему она такая. Первая версия была – что она питается смертями. Но это не так.
— Точно? – осведомился Адисон. – Ты её оправдал в этом? Или доказал невиновность?
— Доказал.
—  Как?
—  Это не задокументируешь, — Варна усмехнулся криво, но искренне. – Я слышал её. Когда звал во сне. Цеплялся за неё в надежде на спасение… от кошмара. И… как-то вот так узнал. Она просто… не может не делать этого. Когда-то в неё вцепились и чуть не выпили до дна, она в ответ… проводила. Точнее, выпихнула. Даже сама не поняла, как. С тех пор она… на страже. Она слишком заметная, понимаешь? Её нельзя пропустить. Те, кто опустился, те, кто питается чужим страхом, – они слетаются на такое. А она – может придать этот импульс. Не знаю, чем. Ненавистью, наверное. Она умеет ненавидеть. Той самой ненавистью, которую ещё надо заслужить. Ну, ты говорил же… Той ненавистью, которая идёт рука об руку с любовью. В этом её сила и единственный способ выжить.
Адисон не изменился в лице, не дрогнули губы, выражение глаз осталось прежним. Он просто кивнул.
— Я сделаю тебе разрешение. Под свою ответственность. Если всё пойдёт не так, погорим вместе.

***
За окнами – над крышами, высоко над жилищем людей – серые тучи дрогнули, как будто усмехнулась сама вечность, и стали темнеть. Это не было обычным дождиком, бесцельно и безрадостно моросящим изо дня в день: долго собиралась и наконец надвинулась гроза, которую, всё же не смея открыто надеяться, ждали чаявшие весны. Гроза объяла небосвод от края до края, гроза ворчала беспрерывным громом, поднимая ветер, бросая в прохожих пыль – забивала глаза, как будто хотела всех обмануть… перед тем, как восстать во всю мощь и пролиться очищающим ливнем. В грозе была ясность, чистота и правда, от которой было некуда деться, гроза сияла прозрачным яростным взглядом Зокийят Ауринни и возникла в тот миг, когда та молча согласилась – проводить.
Не было слов. Ни тех, что казались нужными, ни лишних, — слов просто не было, они внезапно оказались не нужны. Не нужно было выяснять, откуда в глазах Зокийят взялась звонкая ненависть при одном имени Ирвади. Не нужно было ни прошлого, ни настоящего, — надвигалось будущее, стремительное и огромное, и не было ему преград. Те, кто мог видеть, тоже молчали. Они знали, как должен открыться Вход, чтобы забрать из мира живых того, кто к ним уже не принадлежит. Знали – и ждали. И если поначалу кто-то и ждал, что ничего не будет, то когда вихрь невозможной и желанной грозы ударил по щекам пылью, — недоверие исчезло. Ему больше не было места. Оно не могло существовать – рядом с Властительницей Смерти. Здесь – не нужны были доказательства, слова, аргументы, улики… всё было ясно и очевидно.
И Вход возник. Где-то там, в высоте, в хлестнувшем ливне, в бешеном порыве ветра, хлопнувшем дверью. В путанице серебристых нитей, видных только свидетелям из Службы. Вход – был. Он существовал. Он возник, потому что так велела Властительница Смерти. Нет, не велела, — позвала. Смерти не было, она не стояла за спиной, она не пришла, чтобы пугать живых, которым ещё не вышёл срок: она просто открыла Вход, потому что её попросили. Попросили тихо и уверенно, зная, что отказа не будет. Никогда. Потому что когда ты просишь того, что – правильно, того, что должно быть так же непреложно, как вслед за ночью надвигается рассвет, не бывает иначе. Потому что в других случаях может просить, требовать, умолять и упрашивать кто-то другой, запутываясь в панике, в паутине чужих устремлений, — но не имеет права просить Властительница Смерти. Её просьба может быть только редкой и только – наверняка. Она не имеет права промахнуться, — слишком высока цена. Теперь Варне почему-то стало ясно так же, как если бы ему это сказали: она ошибалась. Она просила не того и не так. Она платила за это – своей жизнью, своей душой, тем, что было дорого… и она боится ошибиться – каждый раз, но каждый раз переступает край пропасти страха, чтобы взлететь ввысь… и вызвать очищающую грозу. И за эти ошибки – вдруг стало на душе горячо – он вдруг захотел защитить её. От собственной силы, от судьбы… да Создатель знает от чего. Он не умел видеть, он не знал, в какой момент