"Броня крепка, и танки наши быстры... "(рассказ)

(осенней призывной компании 2010 года посвящаю)


В дверь позвонили. Потом ещё раз.
-Кто там? – спросил Гарик, не открывая и даже не смотря в глазок. Его уже с утра мучила знакомая изжога, и вот теперь, кажется, она начала сбываться.
-Дед Мороз, - послышался из-за двери гнусавый голос. – Горемыкин Игорь Петрович дома?
- Нету, - быстро соврал Гарик. – А чего надо?
- А я ему подарочек принёс, - сказал Дед Мороз и, проказник этакий, глумливо хихикнул. – Хоро-о-ошенькай! Настоящий суприз!
-Ага, - сказал Гарик. – Из военкомата.
-Открывай, Горемыкин, - послышался другой голос, посуше и построже. Кажется, участкового. – Не дури.
-Ага, - повторил Гарик. – Спешу и падаю. Здравствуйте, товарищ участковый. А теперь, может, господин? Как в Штатах?
-Здравствуй, Горемыкин, – проигнорировал его полную яда реплику милиционер. Ему всё равно – товарищ, гражданин, господин. Хоть мистер твистер. Хоть, по-французски, дуайен. Ему лишь бы в семьях и на улицах морды друг другу не били, бельё с верёвок не воровали и  подъездах не ссали. В общем, чтобы соблюдались устойчиво низкие криминальные показатели. И, значит, начальство поменьше клизьмило из-за разных, мля, гондонов в человеческом обличии. В общем, чтобы все жили как люди. Вполне скромное милицейское желание жить спокойно, без пистонов.
- Здравствуй, - повторил он. -  А падать погоди. Сначала отслужишь. Да, угадал. Это я, ваш участковый. И ещё понятые.
- И Карасюк, - добавил Гарик уверенно.
-Открывай, - повторил участковый, не подтверждая наличия представителя военного комиссариата. – Я ведь не шучу, Горемыкин. Я могу и силу применить.
- Ага. Вы ещё про триста двадцать восьмую статью Уголовного Кодекса скажите.
- А чем она тебе не нравится? – притворно удивился участковый. – Твоя родная! Уклонение от прохождения военной службы. До двух лет.
- И когда её последний раз применяли? – послышался ехидный вопрос.
- Ну… - смутился участковый. Статья была абсолютно «мёртвой», то есть, неработающей. Да и попробуй сейчас посади! Все же умные! Тут же обратятся и к правозащитникам, и в Комитет солдатских матерей (а там такие тётки сидят! Хлеще любого прапора! Сожрут вместе с костями и не подавятся!), и, если уж очень умные, даже в Европейскую комиссию по правам человека. Юристов подключат горластых, независимых… Участковый, представив себе такую до невозможности гадостную картину, непроизвольно зажмурился. В общем, мама, полный караул! Нет-нет, только не на его участке! Очень умоляю! Да задерись ты, Горемыкин, с этой своей «непобедимой и легендарной»! Не хочешь - не служи! Только его, участкового, не трогай!
- Вот ты, Горемыкин, первопроходцем и будешь! – как ему показалось, очень изящно выкрутился из такой поганой ситуации участковый. И даже засмеялся довольно: дескать, и от ответа не ушёл, и честь мундира «соблюл». Дипломат!
-Да уж! - ехидно хмыкнул Гарик.- Какие у вас шуточки интересные! Может, у вас, товарищ участковый, и ордер есть? Может, не забыл на этот раз?
-Есть, - быстро соврал участковый. – Ты открой, покажу.
-Ладно, – немного помолчав, согласился Гарик. Он вообще-то был  покладистый малый. И относительно почти законопослушный гражданин (теоретически! Относительно! И то хорошо! А то у нас что ни призывник, то или пьянь, или наркоша.). Ни с кем не дрался. Бельё не воровал. В подъездах тоже не испражнялся и никому, в первую очередь злым хулиганам, не перечил. Как скажете - так и будет. Пожалуйста, будьте любезны. Шляпу снять? Тоже хорошо. Деньги отдать? Да заберите, да ради Бога! Портки скинуть? Да я об этом всю жизнь мечтал! Вам же надо! Я же понимаю!
-Конечно, покажете. Только сначала не мне. Ирке.
-Какой ещё Ирке? – поняв, что опять позорно проиграл, раздражённо рявкнул участковый и с ненавистью посмотрел на затаившегося сбоку капитана Карасюка. Сволочь, подумал он с холодным бешенством, глядя на замершую у стены, напряжённо скрючившуюся капитанскую фигуру. Всё время меня на посмешище выставляет. У, рожа отожратая! Взяточник поганый! Недостойный коррупционер!
-Да ладно, товарищ участковый! – расслабленно засмеялся Гарик. Дескать, экий вы притвора-пересмешник! Всё под дурака косите! Нет, не видать вам при таком легкомысленном поведении капитанских погон! Как пить дать  не видать! Если только при выходе на заслуженную пенсию. Да только когда это ещё будет!
- Первый год, что ли, замужем-то! (он уже понял, что и на этот раз никакого прокурорского ордера на его, Гарика, задержание у участкового нет. И вряд ли будет. Подумаешь, в армию он не хочет! А кто в неё, непобедимую и легендарную, сейчас хочет? Не, ребята, пулемёт я вам не дам! Комсомольцев-добровольцев нынче нету! Повывелись как мамонты в ледниках товарно-рыночных отношений! Вот по такому случаю почему бы сейчас и не покуражиться?).
- Вон её дверь-то! Напротив! Номер двенадцать! Звоните, она дома! Ждёт вас,  дедов морозов, никак не дождётся! С вашими, блин, тухлыми подарками! А хотите, я ща ей сам по мобиле отзвонюсь? Откроет! Я с ней уже заранее договорился!
- Никакой Ирке, гражданин Горемыкин, я ничего показывать не собираюсь! – непонятно на что надеясь и от этого становясь ещё более  смешным в глазах присутствующей здесь, на лестничной площадке, общественности в виде вышеназванных понятых, и в свою очередь уже от этого общественного смеха ещё более раздражительным теперь уже на весь белый свет, сказал участковый. – Мне ещё долго тебя ждать, Горемыкин?
-Ладно, участковый, - помолчав с полминуты, примирительно сказал Гарик. У милиционера недоверчиво вытянулась морда лица: неужели…? У Карасюка – наоборот: расплылась в торжествующей улыбке. Вот и чудненько, вот и ладушки! Уели, наконец, гада! Дожали сволочугу! Ведь сколько крови нашей выпил, нехороший!
- Я жрать пошёл. (Участковый яростно сплюнул. Карасюк не менее яростно, но в целях дальнейшей конспирации почти беззвучно выматерился.) Надоел ты мне… со своими подарками новогодними. К Ирке не хочешь, так иди похмелись … снегурочка. На площади как раз новое рыгло открыли. Прямо перед Новым Годом. Да ты, небось, знаешь. Наверняка, небось, уже отметился. С коррупционными целями.
-Не, ну я тя достану! – послышался из-за двери другой голос, не участкового, но тоже очень знакомый. До того знакомый, до того родной, что ни с каким другим Гарик его спутать совершенно не мог.
-Я тя всё равно достану!
-Товарищ капитан! – обрадовался Гарик. – Здравия желаю! Я же сразу почувствовал, что вы непременно здесь! С Новым вас Годом! Счастья семейного! Здоровья! Положительных успехов в вашей нелёгкой призывнической работе! А товарищ участковый не сказал, что вы тоже здесь. Нехорошо, товарищ участковый, обманывать своих проживающих на участке! Это вас,  как представителя законной власти, совершенно не красит! Вы, товарищ капитан, тоже не похмелились?
Капитан Карасюк, заместитель начальника первого, призывного отдела городского военного комиссариата, был хорошо (да что там хорошо – близко. Можно сказать, даже задушевно.) знаком Гарику. Сначала, в самом начале их знакомства, он, капитан, разговаривал с ним очень даже ласково. С так сказать, должностными любезностями. Почти прямо по-отечески. Что служба в армии – священный гражданский долг каждого молодого гражданина, достигшего… («Гражданский» и «гражданина» в одном предложении. Да-а, это называется – стилистика…Нет-нет, не моя! Его, Карасюка!). Что она делает вчерашних неопытных юношей настоящими зрелыми мужчинами (это в каком, интересно, смысле?  И при чём тут армия, если мужчинами? Хотя она, армия, тоже – по идее -  женского рода. Тоже, понимаешь ли, до того может утомить своими ненавязчивыми задушевными приказами, что легче ей, непобедимой и легендарной, отдаться, чем объяснять почему ты этого не хочешь делать). Что все молодые люди, следуя заветам своих отцов и дедов, должны, так сказать, и обязаны (и здесь эти товарно-рыночные отношения! Ну, всё заполонили, буквально всё! А ещё жалуемся: никакой духовности! И как на фоне   т а к и х   отношений можно воспитать и закрепить в молодых трепетных сердцах большую и светлую любовь к нашей общей матери-Родине? Откуда ей быть-то, большой и светлой, при таком сугубо прагматическом подходе?)… Ну и тому подобную дребедень.
Потом, поняв, что эти сопливые сказки на пациента должного эффекта не производят, приступил к сначала скрытым, замаскированным под всё тот же непонятный долг, но с каждым разом всё более и более неприкрытым угрозам, постепенно переходящим в открытую агрессию и прямо-таки натуральный террор. А в их последнюю, нет, в предпоследнюю, но тоже незабываемую встречу он Карасюк, по-индюшачьи надувшись, так прямо и заявил: поскольку вы, гражданин Горемыкин, в плане своей ответственности чересчур медленно дозреваете, то отправлю-ка я вас, почти уже подсудимый гражданин призывник, исполнять священный долг прямиком на острова Земли Франца-Иосифа. Хорошее место! Весь гарнизон – вы, Горемыкин, и три узбека из Ферганской долины. Но с российским гражданством, а, значит, призыву подлежащие. И вокруг, на тыщщи миллионов вёрст – ни души. Только постоянно ревушие от голода белые медведи и суровый, безмолвный и северный Ледовитый океан. Посередине которого этот самый Иосиф-Франц, и на горе - избушка. И узбеки. Которые тебя, Горемыкин, будут драть то по очереди, то все вместе. А что поделаешь: дикие люди, дети гор. Солнца в жизни не видели, одни ущелья. Для них и козу на возу – за счастье. А ты к тому же есть злостный уклонитель от исполнения священного супру…, тьфу, чёрт, совсем ты утомил меня, Гормыкин! Вот видишь, даже заговариваться стал! От исполнения уклонения священного гражданского долга. Ну, как же тебя, такого священного уклонителя, после этого не драть вместо козы и ущелий?
- Я тя всё равно достану! – продолжал исходить на лестничной площадке в бессильной злобе горемыка- капитан. – Послужишь у белых медведей! Обещаю!
- И торжественно клянусь! – весело продолжил за него из-за двери священный уклонитель. - А чего вы такой злой-то, товарищ капитан? Жена, что ль, по утрянке не дала? Или прямо из-за стола выдернули, не похмелимись налить? Ну, извините! Я здесь совершенно не при чём! Твои дела! То есть, конечно, ваши. На пару с товарищем участковым.
- Я те извиню! – понесло Карасюка теперь уже окончательно и бесповоротно. – Я те так извиню!
Да, насчёт непрохмеления вражеский уклонист Горемыкин был абсолютно прав: как-то так сегодня случилось, что он, Карасюк, как-то сразу, с самого с ранья вынужден был приступить к исполнению своих должностных, задери их в душу, в маму, в бычий хвост, обязанностей. Ну, за что ему всё это, за что? Ведь он же в своё время был отличником боевой и политической подготовок? На Доске висел, и в училище, и в части! Подворовывал тоже помаленьку, не наглея. Водку пил спокойно, не суетясь. Любил жену и секретаршу заместителя начальника штаба дивизии. Куда они делись, все эти подготовки вместе с этими Досками, всё это спокойствие с уверенностью в завтрашнем дне?
- Я те извиню! – переклинило у него. – Я те сказал, что отправлю тя твой священный долг исполнять к белым узбекским ведьмедЯм? И я тя к ним отправлю!
-А в прошлый раз в Чечню обещались! – напомнил Гарик участливо и даже несколько обиженно из-за такой карасюковской забывчивости. –