Самая высокая мечта Ивана Леонова

другой... не помню сколько. Тысячу раз выезжал на трассу, и никогда ГАИ не было, а тут... Как глянул на меня – и чуть ли не в обморок. Пока я рассказывал... Он ухохатывается. Ладно, говорит, езжай потихоньку. С тех пор я и стал заниматься пчёлами. До десятка ульев было. Сами мы почти не едим, зато друзей полно, раздавали по баночке-другой, не жалели».
Спрашиваю про Михаила Михайловича Громова, командующего 1-й воздушной армии***: «Он же вас поддержал тогда, разрешив летать на „По-2“?» – «Не поддержал – оживил!» Иван Антонович рассказывает, что примером для него стал лётчик царской армии Александр Северский (тот летал с ампутированной чуть ниже колена ногой). «Почему бы и мне не попробовать? Но коснулось сути... Сделал сначала на ногу. Если, конечно, потренироваться, может, и достиг бы результата. Но всего пять или шесть полётов дали. Командир эскадрильи Романов: „Слушай, лейтенант, не будем циркачить, давай-ка иди на станцию наведения!“ Но позволил ещё поэкспериментировать с протезом и своим самолётом. Слесари колдовали, механик Евгений Дементьев... Устройство, как на мотоцикле, пробовали... И всё равно полёта два-три выполнил – сам понял, что не получается, сам пошёл к капитану проситься на станцию наведения . Но и тот завёлся****: „Да ну, подумай ещё!“ Иду в столовую, по инерции двигаю плечом вперёд-назад. Дурак, чего сразу не сообразил соорудить такое седло, шарнир, трубку – и на рычаг газа?! В общежитии из старого сапога сделал приспособление – всё остальное быстро пошло. Романов потом подходит: „Что будем делать?“ Я ему: „Испытывать новое изобретение“. – „А где?“ – „А на меня посмотри!“ – „Ничего не вижу“. Что он мог увидеть в рукаве?! Я показал – он на меня матом: „...Идиот, что ж ты нам ... морочил?!“»
На следующий день Иван полетел за газетами в Смоленск. Летел и пел от радости, обо всём, что попадалось на глаза: увидит ворону – про ворону, телеграфный столб – про столб. Прилетел, мешки с почтой загрузили, полез в кабину и поскользнулся – держаться-то нечем, – разбил колено. Ему: «Что с тобой, лейтенант?» – «Да ничего, оступился». Взлетел, нога болит, а тут болтанка – то вверх на пятьдесят метров бросит, то вниз на сто, особенно когда над лесом или пахотой. Романов по возвращении спрашивает: «Ну как?» – «Отлично!» Сам не может ступить на ногу; но всё зажило. А потом как-то и Громов полюбопытствовал: «Где мой крестник? Месяц не вижу!» Ответил механик соседнего самолёта: «Как где? Полетел». – «Как полетел?» – «Ну, вы же сами разрешили...» Командующий забыл уже, что разрешил: «Я думал, у него ничего не получится, и он откажется!»
На «По-2» Ивану Леонову удалось сбить «Фокке-Вульф-190». Но как-то и сам угодил в переделку. Возвращался от партизан глубоким и очень длинным оврагом, в котором оставалась окружённой немецкая группировка. Предупреждали, что надо бы стороной, но положился на авось. До середины оврага долетел, как по крыльям застучали пули. Хотел сделать манёвр, нога замлела, кровь хлещет, дыру и закрыть нечем. Другую ногу перебросил, прижал больную, а ведь и управлять чем-то надо... Перед глазами круги. Но увидел дорогу, столбы телеграфные, без проводов, и сбоку – неплохая площадка. Сел, выйти нет сил, штанина полна крови. И вдруг смотрит – танк стоит, и танкисты бегут к нему.
В 1944 году Громова перевели «начальником ПВО страны», на его место поставили Хрюкина. Кто-то похвастался: «У нас лётчик однорукий летает!» – «Как это, кто разрешил?» – «Громов». – «А-а, Громов... Он к Сталину ногой дверь открывает, а я не могу. Завтра же – ко мне». Вошёл Иван в кабинет – командующий к нему навстречу. «Наслышан, наслышан, Иван Антонович!..» Положил руку на плечо. Хорошего не жди, раз подхалимаж такой к совсем ещё пацану. «Война-то кончается. Может, не рисковать? Если, не дай Бог, попадёшь в плен, скажут, у русских воевать некому». И Ивана поставили ведать секретной почтой. Однажды улетела бумажка, из-за которой неизбежно грозил расстрел. Как получилось... Разложил почту, открыл окно – и вдруг ветер. Они с помощницей собирать, что разлетелось, – и одной бумажки нет. А если попадёт к противнику?.. Потом замначштаба углядел за шкафом – к стенке прилипла. Как Иван тогда затанцевал! Но сразу после этого пошёл отказываться от должности. Направили адъютантом в 900-й истребительный полк (базировался в Литве), и тут тоже Иван чуть под трибунал не попал. Адъютант, если он лётчик, имеет право летать, да ему-то никто бы не разрешил – с одной рукой на истребителе «Як-3». Но как-то смотрит, машина прогрета, стоит на взлётной – и так захотелось показать, что может, чтоб все увидели и потом разрешили летать!.. Взлетел, сделал несколько фигур, сел, а его уж солдат с автоматом дожидается – и на гауптвахту. Уже готовился суд за самовольство, за невыполнение приказа... Но кто-то кому-то в Москве доложил – и на другой день выпустили: иди, мол, свободен! Как будто бы опять Громов заступился.

Если мир твой рисован красками...

Встречался с Косыгиным, Ждановым, Мао Цзэдуном (по его распоряжению лётчикам выдали бурки), тепло отзывается о Ельцине (от него в 1995-м принимал Звёзду Героя), Лужкове, Жириновском, Путине (подарил Президенту свою книгу, а тот сказал: «Теперь вы принадлежите народу, он вас любит»). Не мог я не спросить про отношение к Сталину. «Мы „сталинскими соколами“ не на словах были: патриотизм был настолько высокий, невозможно даже передать. Да и не имею права про него плохое говорить. Несмотря даже на то, что голодал, что когда учился в аэроклубе, нечего было надеть – летал в залатанных валенках с дедовых ног... Несмотря на трудности, я был уверен в завтрашнем дне».
В гражданской жизни Иван Антонович, как сам считает, ничем иным не занимался, кроме воспитания молодёжи (он окончил Минский государственный педагогический институт им. Горького). А самая большая ценность – это тысячи душ, сердец, прошедших через школы и детдома, где он был директором. Спрашиваю, что беспокоит ветерана? «Кроме здоровья – ничего. Однажды мне едва ли не полностью сняли скальп – остались полосы крест-накрест и затвердения от трещин. Головные боли, мне кажется, от этого. Это если обо мне...» А так жаль ему, что смысл жизни у людей часто сводится к накоплению денежных знаков; кажется, исчезни они – и всё замрёт. Что нынче «в славе жулики, пройдохи, в моде сукины сыны», что нет уважения к старикам, как, например, на Кавказе.
Потом взял баян и спел, озорно так, «Сердце красавицы склонно к измене...», потом звучало «Тренируйся, бабка, тренируйся, Любка...», а романс «В том саду, где мы с вами встретились...» заставил петь и меня.
Сейчас у Ивана Антоновича вторая жена – Нина Николаевна, очень заботливый человек и радушная хозяйка.

Имя Леонова занесено в Книгу рекордов Гиннесса, только удостоверения нет: заупрямился поляк из комиссии. Когда фиксировали достижение, лётчик, что впереди был, при посадке руки кверху поднял – да толку-то. И пусть Иван Антонович к этой книге относится несерьёзно – мол, в ней кто дальше плюнет, – хочет вновь подняться в небо, к самой высокой своей мечте, на спортивном «Як-52»; надеется, что врачи разрешат. И пусть скоро исполнится 92 – что с того?! В самом деле, задумаешься – и сразу вспомнишь его «Монолог о старости»...



Андрей ШАШКОВ

Примечания:
* В дальнейшем играл на баяне, аккордеоне, пианино, участвовал в конкурсе «Играй, гармонь!».
** Эта и другие «особые темы» подробно раскрыты в книге И. А. Леонова «Назван человеком из легенды».
*** Легендарный лётчик, Герой Советского Союза, совершивший в 1937 году беспосадочный перелёт из Москвы через Северный полюс в Америку.
**** Станции наведения самолётов фашисты оперативно пеленговали и уничтожали, личный состав держался не более двух недель.