Самая высокая мечта Ивана Леонова

(Впервые статья была опубликована в газете «Ключъ» г. Фрязино, №№ 48 и 49, декабрь 2014 года.)



Мне посчастливилось побывать в Туле у Ивана Антоновича Леонова – единственного в мире лётчика, воевавшего в годы Великой Отечественной с одной рукой. На его счету 110 боевых вылетов и 8 сбитых самолётов противника. Помимо двух своих детей, Иван Антонович поднял пятерых приёмных; воспитанников же детских домов, где он директорствовал, – не счесть. Много чего пережил – в феврале ему исполнится 92, – много чего может рассказать. Да не только рассказать – спеть под баян, справляться с которым научился не хуже, чем с самолётом. А ещё он член Союза писателей России, Почётный гражданин Тулы, Брянска и Шаблыкинского района Орловской области, обладатель титула «Настоящий человек» Фонда А. П. Маресьева, его имя внесено в Энциклопедический справочник «Великая Россия. Имена», про него написано множество статей, снято несколько телефильмов. В 1944-м Ивану Леонову было присвоено звание Героя Советского Союза, однако награду не вручили – посчитали погибшим. Несправедливость устранили в 1995 году, СССР уже не существовал, – дали Звезду Героя Российской Федерации.

Дома ль мышки-коротышки?..

Ваня Леонов родился 1 февраля 1923 года в деревне Моговка Шаблыкинского района Орловской области. Был тринадцатым ребёнком в семье, самым младшим (первенец Илья – с 1905 года) и очень слабеньким: братья прозвали «синепупой». Бывало, сидит у бурта, когда старшие картошку убирают, облепят его гуси – он ревёт, зовёт на помощь. Вообще, родители, как перебрались из города Карачева в деревню, занимались сельским хозяйством, – после революции дали землю, отец построил дом. Но дети взрослели, уезжали... и умирали: тяжёлое было время, – из сестёр и братьев до войны дожило лишь шестеро.
Начальная школа располагалась в Моговке, а семилетка, школа крестьянской молодёжи, – в селе Молодовом, километрах в пяти; Ваня ходил туда пешком; зимой же или в плохую погоду ребят возили на лошади. Учился посредственно, исключение составляли любимые история с географией. Занимался фигурным катанием, освоил гармонь, даже на вечеринки звали играть*, а ещё любил пускать воздушных змеев, сам клеил; мать ругала сына за суровые нитки, которые тот таскал у неё. Потом перешёл на модели самолётов – планеры, с резиновым моторчиком, бензиновым двигателем. Некоторые улетали так, что их приходилось искать с неделю.
Спрашиваю: «Так, значит, уже думали про авиацию?» – «Ещё как думал. Увижу самолёт, выскакиваю из дому и стою, задрав голову, пока не скроется».
Рано начал сочинять стихи, рассказы. С чего вдруг – сам не знает. Первое стихотворение, написанное в третьем классе, помнит до сих пор.


В том же году умерла мама – в Моговке стоит памятная доска «Первой колхозной ударнице Шаблыкинского района Леоновой Пелагее Мироновне», – хоронили тремя или четырьмя деревнями как партийного руководителя. Хозяйство их с отцом вскоре после этого пришло в упадок (старшие уже разъехались) – в доме стало нечего есть, а потом и дом продали. Ваня больше года жил у племянницы матери Коммунистихи – её муж проводил коллективизацию, – потом у брата Ильи в Брянске, потом у сестры Полины в деревне (когда отец снова женился).
После семилетки Иван поступил в железнодорожный техникум при депо Брянск-2, но проучился недолго: материально трудно было. Перешёл в школу ФЗУ (фабрично-заводское ученичество), специальность – «помощник машиниста». По окончании, через полтора года, преувеличив возраст, устроился работать на маневровом паровозе ОВ («овечка»). Параллельно со школой ФЗУ стал заниматься в аэроклубе ОСОАВИАХИМа. Он уже не был слабым, как в раннем детстве, из него получился неплохой спортсмен, обладатель значков ГТО, ПВО и «Ворошиловский стрелок», и в соревнованиях по бегу Иван неизменно брал призовые места. Как-то в училище пожаловали красавцы в хромовых сапогах – лётчики. Собрав молодёжь, объявили: желающие записаться в аэроклуб должны иметь не менее семи классов образования и отличную характеристику. Был у Ивана друг, Сашка Соломонов, они вдвоём мечтали о небе, они первыми и подали заявления (вместе и окончили, но Сашкина семья переехала – и связь с другом оборвалась).
В аэроклубе Иван отличился: из 300 курсантов первым самостоятельно поднялся в небо на «У-2» (с 1944 года – «По-2»), о чём 10 февраля 1940 года сообщила газета «Брянский рабочий». Потом, как только нужно было кого-нибудь прокатить, инструктор обращался к Ивану. Тот знал, что показывать: входил в вираж, делал переворот через крыло, мёртвую петлю, боевой разворот, бочку, срыв в штопор, выход из штопора... Из аэроклуба Ивана по разнарядке направили доучиваться в Армавирскую школу пилотов истребительной авиации. И там из 600 курсантов он опять-таки первым самостоятельно поднялся в небо, теперь на истребителе «И-16».

Война! Началась война!..

22 июня 1941 года в лагере лётного училища был сандень – курсанты занимались стиркой, глажкой, когда раздался крик дневального: «Война! Началась война!..» Ивана оторопь охватила, хотя и знал, что что-то такое готовится. И тут же построили на линейку... После выпуска, в конце июля, молодые лётчики стали писать заявления с просьбой отправить на фронт. А их погрузили на машины, с машин на поезд – и без остановок промчали до Читы, оттуда – в Монголию. Иван с друзьями, Самотохиным и Бахмутовым, оказался в 56-м, а потом в 22-м истребительном полку. Там из них действительно приличных лётчиков сделали, вдобавок переучили с «И-16» на «ЛаГТ-3» – «пересадили с блохи на корову», с куцего бочоночка на истребитель с потолком в 7-8 тысяч и форсированными моторами, которые не боятся разрежения воздуха. Весной 1942 года именно на «ЛаГТ-3» Иван сбил разведчика в небе над Москвой, на почти 7 тысячах метров, на глазах у всей столицы, солнце уже взошло. Говорит, случайно.
Они со Самотохиным перегнали в 16-ю эскадрилью ПВО Москвы с завода в Горьком два «ЛаГТ-3». По пути у Ивана барахлил мотор на больших оборотах – «полетела» крыльчатка нагнетателя воздуха в карбюратор. К утру механики обещали поменять наддув. Чуть свет – Иван на аэродром; самолёт как стоял, так и стоит под брезентом. Он злится, а ему: «Да не психуй, лейтенант, сделано всё!» Как это? Две с половиной тонны – без подъёмников, за ночь? Ведь нужно было приподнять двигатель!.. Иван верит и не верит. «Пока сам не попробую...» Ему: «Ну, это твоё право». Позавтракали, покурили, хотя он не курил никогда, завёл, вырулил по дорожке, обороты прибавил – нормально – и взлетел. Набрал три тысячи, четыре, пятая пошла, чего-то отвлёкся, и тут в наушнике зашипело: «Маргаритка-10, слушайте внимательно! Под ракурсом две четверти идёт „Юнкерс-88“. Атаковать и сбить!» Легко сказать! Иван живьём его никогда не видел, а тут атаковать! Но приказ есть приказ. Он туда, сюда – нет «юнкерса», и признаков полёта – никаких. Передал на землю, ему в ответ: «Наклони самолёт на 40-50 градусов!» Наклонил – и увидел инверсионный след: «Вот ты где, голубчик!» Пристроился к нему. Но «Юнкерс-88» – это же «летающая крепость»: две пушки в носу, турель вверху, турель внизу и ещё одна на хвосте. Вспомнил «стариков»: ты, мол, напрямую не лезь, заходи сзади и снизу, чтобы турельщику мешал свой хвост. Так и сделал. Пошёл в стороне от «юнкерса», с понижением, но всё подворачивал, подворачивал, потом резко добавил форсажа и взмыл свечой вверх. Как только показалась в прицеле часть хвоста, дал длинную очередь с двух пушек. Своим самолётом неприятеля едва не зацепил, проскочив между крылом и стабилизатором. А «юнкерсу» хоть бы хны: не собирается падать. Иван хотел «свалиться» в сторону и дать ещё заход, смотрит – один парашютист выпрыгнул, второй, третий... И дымок пошёл, потом вырвалось пламя, потом чёрный дым повалил. На землю Иван сел героем: его вытащили из кабины, стали подбрасывать – опытные лётчики, по пять-шесть медалей за Испанию, Финскую, Халхин-Гол , даже неудобно стало, – а командир корпуса расцеловал и орден Красного Знамени у себя с гимнастёрки отвинтил, а ему привинтил.
Ещё Иван Антонович вспоминает, как над Курской дугой, где воевал в составе 192-го истребительного полка, на «Ла-5» завалил «Юнкерс-87» – его хотя и называли «лапотником», очень маневренный был самолёт: за 16 секунд делал вираж на 360 градусов. Сначала отколол от группы, а потом, уже без патронов, гонял вокруг водонапорной башни, пока тот не зацепился за неё крылом.
15 июля 1943 года – роковой день: трагедией закончился разведывательный полёт. С ведущим Иваном Шестаком они уже закончили съёмку, как заметили два «фоккера». Разведчикам не положено атаковать, да не удержались – Иван Антонович жалеет об этом до сих пор. Сбили одного неприятеля, но из-за облаков появились ещё четыре, взявшие Леонова «в клещи». На развороте почувствовал, как левая рука плетью повисла вдоль сиденья. Самолёт горел, всё решали секунды – выпрыгнул, ударился о стабилизатор, потерял сознание. Пришёл в себя примерно на трёх тысячах. «Фоккеры» методично добивали: ранили в ногу, подрезали одну из строп парашюта, пробили в четырёх местах купол. Скорость падения резко выросла, но повезло: упал в болото. Потом была ампутация руки (вместе с лопаткой), извлечение многочисленных осколков... В Центральном авиационном госпитале при проведении очередной операции хирург не сразу справился с перевязкой артерии, потеря крови была критической, требовался перелив из вены в вену. Вызвалась молоденькая медсестра Нина – Нина Васильевна Фролова. «Из госпиталя я уехал женатым человеком. Это особая тема**, – признаётся Иван Антонович. – Вместе мы прожили 63 года».

Летел и пел от радости

Интересуюсь у Ивана Антоновича насчёт дачи, что там выращивает – всего понемножку. Смеётся: «Поверите или нет?.. Что я одной рукой десять соток вскапываю, сажаю картошку, окучиваю, поливаю, потом собираю пять-десять-двенадцать мешков... и раздаю соседским бабулям». Как не поверить, если знаю, что в 1970 году он построил дом в Брянске, в котором его семья прожила тридцать с лишним лет, что неоднократно был среди лучших на областных соревнованиях по мотокроссу, управляет всеми видами и марками автомобилей, да и сейчас, в 91 год, рука у него мощная, как у центрового профессиональной баскетбольной команды. Что же до сельхозработ, то долгое время Иван Антонович занимался пчеловодством. Как начинал – обхохочешься. У друга, врача, отец был пчеловодом; как умер, некому стало ухаживать за пчёлами; мать попросила приехать посмотреть, тот Ивана Антоновича позвал. Приехали, полезли разбираться. «Меня тыц одна пчела, тыц другая. Я от укусов распухаю, как подушка. Глаза и закрылись. А другу надо в город. Говорит, как хочешь, а вези, чтоб я к двум был в операционной. Ладно, отвечаю. А у тебя спички есть?.. Поставил под один глаз три штуки, на распорку, под