В поисках неведомой Силы

Надо же так майдануться –
президент лижет задницу черную,
а народ забыл дорогу в уборную.
/на злобу дня/

Власта пытала меня – что такое мужество?
- Подлинное мужество, моя дорогая, это…. Ну, не воображай, будто мужество – это баба с мечом. Мужество – это когда заранее знаешь, что проиграл, и все-таки берешься за дело и наперекор всему на свете идешь до конца. Побеждаешь редко, но иногда все-таки побеждаешь.
Мы плывем на плоту к Месту Выхода Животворящей Силы. Колдун Барыс – наш проводник. С ним стало трудно ладить – то он злится, то дуется – настроение меняется сто раз на дню. Ест так много и жадно, что даже смотреть страшно, и все отругивается:
- Не приставайте ко мне!
Власта не выдержала и спросила:
- Может, в тебе солитер сидит? – есть же средства, скажи.  
Я попросил ее набраться терпения и поменьше докучать нашему проводнику.
Ко всем своим новым качествам Барыс еще и заважничал – будто он самый умный на свете – Власту прямо даже зло брало. Она собиралась в каждом встречном селении останавливаться и торговать до последнего покупателя: товару с собой набрали – будь здоров!
А колдун запротестовал:
- Нафик! Ставь палатку и оставляй человека с товаром – на обратном пути заберем.
- Поучи меня жить, старый пройдоха! – отругнулась Власта.
Барыс сердито засопел, но я заступился:
- Он дело говорит.
А еще колдун любит петь песни собственного сочинения.
В первый день плавания вечеряли у костра – Барыс вдруг откашлялся и таким гулким басом, будто где-то за лесом гром гремит, запел:
- Там, за рекою, лежит страна.
  Всегда желанна мне она.
  За той сияющей рекой
  Ждут меня уют и покой….
Ни за что не поверил, если бы не слышал своими ушами!
В первое исполнение даже не сразу опомнился от удивления. Но колдун стал повторять без приглашения на бис, и положительные эмоции иссякли. А когда он спросил – нравится ли кому его пение? – сказал, что мне очень нравится. Это было неправдой, но бывают такие обстоятельства, при которых не грех и соврать – раз уж все равно ничего не поделаешь.
- Твой ослиный нос так смешно шевелится, когда ты поешь, – оценила Власта вокальные потуги Барыса и высказалась за диалог у костра.
И что вы думаете? Лысый Барыс и говоруном оказался отменным (в смысле, не переслушать), и философом самостийным. Особенно в вопросах морали считал себя образцом и авторитетом. Мастерски владел искусством намека и не знал себе равных по части сплетен. Никогда не ведал скуки и не упускал случая выступить в роли главного арбитра по любому вопросу – наводил порядок в чужих спорах, давал советы, остерегал и предупреждал. Никогда не забывал упомянуть о слабостях другого, дабы возвысить себя любимого. О чем понятия не имел, так это о внутренних сомнениях. Эта черта забавляла меня и очень злила Власту.  
Однажды поинтересовалась – не потому ли он телом убог, что в язык удался?
Теперь-то я понимаю, в чем суть вопроса. Тщедушный и мелкий, он – все же мужчина, а в дела совал нос, с которыми справляться умеют только женщины.
Так вот, возвращаясь к разговору о бабе с мечом…. Однажды они (колдун с любимой моей) заспорили, рассорились, и Власта схватилась за меч. Я даже с кресла подскочил, опершись на костыли. Удивительно – начал понемногу пробовать подниматься с помощью известных приспособлений – а тут разом вскочил и стою во весь рост.
- Прекратите бузу, черт вас возьми!
Власта меч бросила и ко мне:
- Милый, ты ходишь?!
А я:
- Извинись перед ним.
- Ну, разве только от радости – прости, старый пень!  
- От этого «пня» зависит успех всей операции, и мы будем его беречь, как зеницу ока. Ты можешь придерживаться любого мнения о его личности, но без этого проводника мне не вернуть свое здоровье….
Тут напомнила о себе боль, и я вернул задницу в кресло.
И все вернулось на круги своя.
Колдун зашипел:
- Слышала, баба? Впредь не лезь под горячую руку.
- Провалиться на месте! Тварь убогая! Ты что о себе возомнил?
- Ну, вот что, кобыла сисястая, я всерьез говорю: будешь злить меня, я…. превращу тебя в жабу.
 Тут Власта, понятно, взорвалась:
- Ах ты, отродье поганое, да я тебе голову оторву.
Ухватила колдуна за бородку-клинышек и кулаком по макушке. Он оттолкнул ее.
- Сгинь, вражье племя!
- В жабу, говоришь?
Опять коршуном налетела и стала колотить кулаками куда попало. Не представлял, как разнять их, а слуги попрятались. Наконец старость уступила натиску молодости, и колдун задал стрекоча. Не отдышавшись еще, Власта вернулась ко мне на колени.
- Ты – повелитель мой, но не заставляй перед ним унижаться.
Я улыбнулся:
- Давай условимся – ты будешь слушаться колдуна Борю всякий раз, когда он сумеет тебя заставить. Справедливо?
И после этого они вроде поладили. А если уж когда и пикировались, то примерно в таких выражениях:
- Тщеславному позор уготован.
- Кто сердцем рад, тот ликом светел.
- А с виду не скажешь, что паразит.
- Перестань лаяться, баба!
- А ты заставь, попробуй, - Власта помнила наш уговор.
Колдун с обидою смотрел на меня. Стоило Власте сказать пару слов в его адрес, он становился мрачным и настороженным – ворчал, медленно затихая. Нет, он не выглядел жалким, скорее – карикатурно-смешным. Олицетворял собою ошибку Природы, но оптимистично не тяготился – и это симпатизировало: в конце концов, на оптимистах держится мир. Да и человек он порядочный, по большому счету – хотя не считал это достоинством.
Любовь моя словно кошка – сидит, щурится, а глаза искрятся – ну, вылитая кошка, дорвавшаяся до валерианы. Кошка, обладающая, однако очень трезвым взглядом на жизнь: и в споре и в ссоре никогда не лазает в карман.
Тут мне такие мысли пришли.  
А может, извечная пропасть, разделяющая красивых от убогих людей, всего лишь мираж? Ведь никто не сомневается в своем уникальном происхождении. Вдруг это всего лишь пикантное выражение, коварно принявшее вид непреложной истины? Что, к примеру, мешает Власте влюбиться в Барыса? Меня ж полюбила, хоть я – инвалид. Может, общепринятое мнение только управляет нашим поведением, но не отражает искренних чувств? Что, если внешнее противоборство моей прекрасной купчихи и убого проводника, скрывает внутреннее взаимное влечение?
Подумал так и сказал:
- Не горюй, Боря. В жизни все не так плохо, как кажется.
- Об этом толкуй с купчихой своей, - буркнул он. – Испокон веков так ведется: баба да убоится мужика сваво, а ты ей волю даешь.
Я с лукавой улыбкой взглянул на любимую:
- Пожалуй, предки судили мудро.
Так в пересудах, ссорах и вздорах, порой даже в драках, началось наше путешествие на плоту по двум рекам к Месту Выхода Животворящей Силы. Дни были теплые, безоблачные, с легким освежающим ветерком. Считая, что нам сопутствует удача, мы веселились и радовались жизни. Один лишь Барыс оставался мрачен и ворчал:
- Грядут тяжелые времена.  
Тяжелые времена настали, когда на слиянии двух рек мы повернули против течения. Если, сплавляясь, почти не встречали неудобств кроме оводов да комаров, то ко всему добавился тяжкий бурлацкий труд. Впрочем, моим инженерным гением механизированный.
Расскажу о придумке.
На плоту сооружен был шпиль с четырьмя рычагами. Бурлаки тащили берегами длиннющие тросы с якорями, разматывая на каждый шаг. Якорь крепили за валун или дерево, конец троса через огон на шпиль; четверо ходят кругами за рычагами – тросы тянут плот против течения. Три пары бурлаков по берегам неширокой реки обеспечивали беспрерывность движения. С утра до вечера – перерыв на обед с «адмиральским часом».
Круто?
Бурлакам доставалось – редко попадались безлесые песчаные берега. Они брели мелководьем, порой камышами, собирая в рот пиявок с себя, и чем-то напоминали ездовых собак, которых кормить не надо. Мокрая одежда парила на солнце. Лица осунулись, глаза ввалились, кудлатая щетина придавала обликам законченность зверя.  
Вода и под солнцем не сверкала – она была мутной с грязноватым оттенком.
Так или иначе, мы продвигались. В первые дни движение против течения шло в ускоренном темпе, а потом бурлаки, да и шпилевые подустали и сбавили. Каторжный труд – им приходилось по нескольку часов брести по колен или по пояс в воде с веревкой и якорем на спине.  
А меня возбуждало чувство приближающегося избавления от боли и придавало новые силы. За каждым поворотом реки рисовался призрачный образ Места Выхода Животворящей Силы – МВЖС.
Бесконечно пытаемый мною колдун увещевал:
- Как увижу холмы, так сразу узнаю. Да и вы почуете – там нет ни оводов, ни комаров. Мух и тех нет.
Продолжая рассказ, он как бы призывал слушателей разделить с ним восхищение тем, что видел там, куда держим путь.
- У меня сердце прыгает от радости, что я снова побываю в благословенном Месте.
- Что больше всего запомнилось? – любопытствовала Власта, обожая подробности.
Скалы, река, люди….
Вы бы послушали, как он говорил о таинственном Месте - дрожащим голосом с романтической поволокой в глазах.
- Так зачем же ушел, коли нравилось так?  
Вот тут колдун задумался, замкнулся и долго не возвращался к теме.
Берега сходились, и течение стало заметно быстрее, а на дне все чаще стали попадаться камни. Встречались и буруны, скрывающие пороги. На первом же плот наш тряхнуло, процарапало о каменистое дно, а когда сорвало один из якорей, швырнуло на ветви прибрежных кустов. Наше плавсредство трещало по швам.
Следующий перекат буквально поднял его из воды. Я думал, рассыплемся, застрянем или назад швырнет, но веревки выдержали, а шпиль был сильнее потока.
После порога течение немного поутихло, и мы пристали к берегу, чтобы проверить и при необходимости заменить вязку бревен. Веревки, свитые из не пойми чего, были необыкновенно жесткие и колючие – в кровь обдирали руки. Помучились с ними.
На следующий день едва не застряли у затора из топляка. Сунулись, было, а потом одумались – пристали к берегу и занялись его расчисткой, стоя по грудь в воде.
Наконец и эта ловушка позади. Река разлилась в широкую пойму, и течение успокоилось. Отталкивались шестами от неглубокого дна – казалось,  плывем по озеру,
Вот именно здесь, проснувшись однажды, вдруг осознал, что голос реки, постоянно журчавший меж бревен плота, изменился - ритм его стал иным. Долго прислушивался и понял - что-то необъяснимо чужеродное закралось в окружающее, перемена какая-то произошла. Причем началось безо всякой причины - прошлый день, вечер и ночь все было как всегда.
Власта рядом спокойно спала, но меня все больше одолевала какая-то странная тревога, требовавшая осмысления. Предрассветный час, а я так и не мог ничего сказать, кроме – что-то изменилось в окружающем мире.
Власта проснулась, ладонью потянулась к моей щеке, а я уклонился.
- Ты чего?
- Что-то не так все вокруг, - шепчу.
У меня особое чувство атмосферы – я грозу предскажу за день до. А сейчас ничего понять не могу, и беспокойство усиливается, перерастая в тревогу, которую тщетно пытаюсь рассеять логикой рассуждений.
Да, несомненно, что-то изменилось в окружающем мире. Я слышу журчанье воды и шелест листвы, и шорох травы под чьими-то лапами на берегу. Казалось – и загробные голоса тоже слышу.
С помощью Власты выбрался из шатра, но ничего особенного не заметил. Заря едва-едва освещала реку. Противоположный берег пока что выглядел бесформенной