Around The Corner. пятый маневр

   Да. Одинокий тигр карабкается по стене каньона, по трещине, складке, телу которого с едва различимым шепчущим шорохом скользит так часто не видимый ветер. Дракон в глубине более-менее голубого медленно маневрирует, для смотрящих стоя внизу - вверх - и воображаемо шарящих глазами, словно это шаркающие, в тапках, ноги - представляясь обычным в наших краях сгущением воздуха. Нет. Дракон стремится покинуть теневой ствол между землей и высоким, в абсолютной, почти космической пустоте, перьевым облаком, поскольку для Pterodactyloidea тепло и прохлада как да и нет, ускорение и замедление крови, дыхания, силы, внимания и интереса к жизни. А тигр? Тигр живет изнутри и порождает множества тепловых точек, которые кратковременны и остывают прежде, чем кто-либо начнет собирать в умозрении их предполагаемый конгломерат. И да, и нет. Драконов и других крылопальцевых, как водится, не существует в помине, а тигр так умеет совпасть с реальностью, что вы, выступая расслабленной жертвой, едва ли почувствуете его присутствие, пока ваши кости не затрещат, ломаясь, и ваша кровь не потечет снаружи. Потому имеем в виду поставить в известность, что на Вас готовится покушение. Доверенное лицо уже сообщило о переводе двух с половиной миллионов условных валютных ценностей на один из западноевропейских депозитов. В связи с этим у нас есть два так называемых пути. Либо ограничиться уже доступной нам суммой и не мешкая исполнить заказ, либо, что в большей степени согласуется с нашими представлении об общечеловеческой этике, - отказаться от запланированного убийства и довольствоваться удвоением гонорара с Вашей благопристойной помощью через прилагаемый к письму счет в Swiss Volksbank. Ведь всему этому тесному и достаточно краткому месту приличествует исчезнуть, как из него самого, положив предел праздничному праздночтению и толкованию черт, для начала исчезли мы все, один за другим. Очень скоро само время будет вовлечено в тление и - нелепое - истончится. Слово воспоет и растает столь же немедленно. Мало читаемый, не чтимый никем, кроме ленивой молвы, поэт, выпавший из межсезонья между V и VI веками, некий Цзо Цзынь, почти не пострадав, по-нашему, по-геростратовски, обрушил на себя славу, просто разгерметизировав плен приличий щемяще местнического, мелочного и мещанящего Сианя, - почти что нечаянно. Была посеяна паника: смешав саке с седуксеном, Цзо потерялся в призрачном, зря драконов, тигров и вообще странное, тело отпустив, что называется, в свободный выпас. С воплем "вэньцзя цзя!!!..." ("папка для бумаг") он выплеснул голого как лампочка себя в уличное двуличье, лабая публичную как никогда цитату Адама, прищурившуюся, неатлетично облысевшую и давно зависимую от содовой и седативных. Удивление на пороге зияющей в метре от каждого из нас бесконечности двигало им подобно многим модой выдуманным Кадмонам; но каково было впасть в ступор и вытаращить дрессированное до глазури взирание убаюканным до знакомых знаков и простым как затылок прохожим?! За час непринужденного бега его некрупный пенис вписался в пейзажную живопись пяти тысяч мировоззрений как сианьцев, так и приезжих и пришедших и вползших и внесенных и заблудившихся в сиюминутном сем. Как некая нерешительная указка, изображающая волну, как осцилографически мерцающая синусоида, как, наконец, пример формально горизонтального маятника Фуко, его в такт трусце амплитудящий фалинь, фаллос, флюид definitio резким, но не спешным, росчерком отмежевал прошлое от внезапно вакуумированного настоящего, где. Ни да, ни нет. Плывшие в сморении дремотой течением Янцзы - и те хватались цепко за весла и принимались подгребать против только затем, чтобы длить и длить невозможное, возмутительное, зримое чрезмерно и остро зрелище бескомпромиссного бегуна без одежды. Наповал валило влипающее в ум озарение, что он нисколько не неуместен. Напротив: невыразимо обесценив все остальное, себя он уверенно вверял норме - этой последней бастионе бестолочей и припадочных. Совершенная суггестия socium; декадентский и выморочный выпад; эскапада декапитируемого; бред о настоящем искусстве. Вероятность транса среды априори подразумевалась. Спустя всего сто лет его уже ставили в пример как камертон классического китайского поэтического языка. Конформисты и конфуцианцы признали великого Цзо своим. Даосы тоже недолго сопротивлялись, как повелось, не сопротивляясь ничему подобно воде, и завели в обиход голый бесцельный бег как специальный раздел пустотных практик даосской йоги. Скорее всего, все-таки нет. Вероятно, посередине, где-то внутри этого самого или. И, поскольку валить васю следовало почти с пяти ли, Сунь Цзяо Цинь Сяо Хо остановил выбор, дал тому, так сказать, упасть и замереть на автоматической крупнокалиберной винтовке с фантастически высоким темпом стрельбы, патроны для которой не помещались в подсумок и приносились на рубеж события в отдельной корзине, сверху накрытой, чтобы избежать недоразумений, желтой или даже рыжей материей, возможно - небольшим отрезом шелка.