Купец по прозвищу Черный Хвост

накопило необычайное количество мудрости, увлекательных знаний, парадоксальных истин…. До сего дня мало практически успел узнать, но то, что открылось – манит. Хочу власти, богатства, славы. Хочу работать с людьми, которые научат, как преуспеть в этом мире….
Мне не с кем пикироваться – попробую с вами, уважаемый мой читатель.
Предвижу тираду – в юности все кажется преувеличенно значимым: болезнь такая – гигантомания; с возрастом это проходит; сначала все уменьшается до нормальных пределов, и это проявление зрелости – видеть все таким, какое оно на самом деле; затем все уменьшается, высыхает, съеживается – и это уже пора мудрости: «суета сует», «и это тоже пройдет», «ничто не ново под луной», «насрать!»….
Скука, одним словом. Но надо признать, в нашем двадцатом веке в нашей стране, строящей коммунизм, шансов, как-то возвыситься, у меня практически нет. И было бы глупо упускать таковой в этой первобытной стране. Я ведь заметил – здесь нет ни лодок, ни паруса, ни колеса. Или не инженер я? Решено – остаюсь здесь навсегда. Надеюсь, вы поймете меня. Искать меня все равно некому – да и мало кто знает, что исчез я в пещере Титичных гор. Не дезертирую, нет – иду на битву куда более опасную и трудную. На битву не за прогресс народа отсталого, а за собственное величие, ибо своя пижама ближе к телу. Мне дано право выбора – и я его делаю. Может когда-нибудь – кто знает? – и захочу возвратиться в мир породивший меня, но не сейчас.  
И снова тирада – нельзя оставлять за спиной такую слабость, как любовь; это заведомый проигрыш; если человек хочет добиться чего-то, он должен быть сильным, у него должен быть стержень, должна быть основа – характер, злость, холодный и трезвый ум; а это несовместимо с щенячьим, сопливым чувством обожания; ты страдаешь, что потерял ее, а того не поймешь, что был обречен на полное поражение, когда встал на колени под ее окнами: каким же ты был дураком! кори теперь себя за слюнтяйство; слабый не может стать победителем; любовь – это слабость; надо было пересилить себя, зажать волю в кулак, контролировать чувства, не идти у них на поводу, а подчинить своей воле, и тогда получил бы желаемое….  
Ну и где тут любовь?
Пишу за читателя – это мудрая будет любовь; проанализировал все возможности, проявил характер, добился желаемой женщины: она обожает тебя, ты – победитель! а сейчас у вас получилось – она поставила тебя на колени и ушла к другому; или тебя утешают японцы, считающие, что «любовь – это мать одиночества»?
Меня утешает уже тот факт, что она была. Добиться и обладать – в этом счастье?
Ну, очень умудренный жизнью читатель – люби себя, люби детей, а женщину покори и владей; создай себя, построй свой мир; стань таким, рядом с которым она почтет за честь быть: женщины подчиняются только силе….
Она не такая.
Тот же тип – все женщины одинаковы; просто некоторые даже себе не хотят в этом признаться, но очень бывают рады, когда их переубеждают; добившись мужа, они считают, что достойны лучшего; а тебе пора видеть мир таким, каков он есть, не идеализируя никого и ничего; помни: не предают только враги, но всегда предают женщины и друзья ….  
Да, наверное, так и надо жить: упал, встал, отряхнулся и дальше – но не умею.
Тот же тип – учись!
Будь по-твоему. К своему диплому инженера-механика добавлю циничный взгляд на все ценности жизни и сделаю карьеру властелина первобытного мира….
Ночью мне приснился Челябинск в дожде. Я бродил, на улицах никого – только дождь мелкий, нудный, осенний, запах дождя и я.  Уже забыл, когда в последний раз видел подобные сны – все больше кошмары одолевали.
В превосходном настроении проснулся утром.
Мы уже плыли. Хозяин вернулся ночью с бала, и сразу отчалили. Может, забыли кого из команды на карнавале? Во мне циник ликует: ноги ходят – пусть догоняют!
Погода, пейзажи за бортом… умереть не встать! Если б еще сейчас встать…. Клянусь! запрыгал бы на одной ноге по плоту, вереща, как после приема у венеролога: «Я у мамы дурочка, три пера – не курочка!» Но, увы, спинка болит, ножки немощны – так что, лежу и любуюсь. Вот и хорошо, вот и ладненько – то, что доктор прописал.
Лука Максимыч Чернохвостов, короче хозяин, напротив, не в духе – глянул на сияющую рожу мою как москвич на урюпинца, и пошел изучать результаты ревизии.    
Вечером похвалил:
- Да ты молодец! Далеко пойдешь.  
Если бы Максим Лукич обладал даром предвидения, он вряд ли стал благодушествовать по этому поводу. В жизни действительно не все получается так, как хочешь. И я решил помолиться, как простой смертный: «Господи, молю тебя – прости меня за самозванство и помоги на новой стезе! Я поставлю тебе такую свечищу, что ты с облака рухнешь. Я никогда ничего не просил у тебя и несу безропотно по воле твоей крест неходячего. Помоги мне только сейчас – один раз, всего один раз, а там уж я как-нибудь сам. Ведь это такая малость для тебя и так важно для меня. Прости и помоги!»
За ужином «кормил» народ скабрезными анекдотами из нашего мира «осовременив» их, чтобы поняли. Дело было вечером, делать людям нечего – ржали все. М-дя, мужики есть му-жи-ки, в какой эпохе не живи – темы одни. Оно и понятно – телевизоров нет, а свободное время проводить как-то надо.
Хорошо…. Приятно посидеть и немного расслабиться в окружении пусть первобытного, но все же человеческого общества. В прошлый визит в пещеру Титичных гор в наперсниках, помнится, был у меня тираннозавр. Молчун, а как пасть разинет – береги уши!
Забавно это – вернуться почти через десять годов прямиком в то место, где уже был, и застать его постаревшим на сотню–другую тысячу лет. И что интересно, тогда мне власть сама в руки шла, а я от нее – на костер, в бега…. Теперь, вернувшись изощренным циником, не отягощенным более ничем, кроме собственноручно установленных принципов, никак ее достичь не могу. Парадокс? Да, так и есть, но в любом противоречии есть свои закономерности – надо просто подходить к ним с несколько эгоистической точки зрения. Достаточно встроить происходящее в собственную систему восприятия, и тогда оно становится неотъемлемой частью личности. Это помогает легко перенести изменение мира и собственную физическую беспомощность. По крайней мере, внешне я от здешнего первобытного человека ничем не отличаюсь. Ну, может, волосы у меня потемней, а кожа светлей, да глаза не такой голубизны. Сейчас это не имело значения. Ведь никто из них не сказал, что я пришел из другого мира, и на версию моего божественного происхождения не шибко-то повелись. Ну, а что до моего сознания…. Это отдельный разговор.        
Вот памятью перегружен, как минимум на двух человек. Что же она такое, наша память? Странная человеческая способность помнить прошлое и мысленно переживать его вновь? Не то жестокий палач, не то великий дар – не забывать ничего и черпать силу из воспоминаний, пусть горьких порой. Для каждого верен свой вариант, но я предпочитаю второй. Ведь, ныряя в прорубь, рассчитывал попасть к людям Падающей Воды – тем самым, что хотели назначить меня Хранителем Веры. Теперь готов был им стать, а попал вот сюда. Завидую ли себе, тогдашнему? Знаю, что зависть – это мысленная кража. Знаю – если жаждешь чего-то добыть у другого, готовься вместе с добытым принять и его заботы, тревоги и муки. А тут своих полон рот – не до зависти!  
Между тем, плот плыл по течению – все, кроме двух мужиков на рулях, сидели у огня в закопченной глиняной чаше и внимали хозяину, подводившему итоги вояжа.
- Мой плот – остров чистоты в море грязи, око разума в буре безумия, – Черный Хвост говорил серьезно, совсем не подозревая о мелодраматическом звучании своего заявления….
Силился и никак не мог понять, к чему это он. Впечатление – сейчас будет нас подбивать в речные корсары.
Низкий и угрожающий рокот грома прокатился по ночному небу.
Самый старый на плоту заявил:
- Кости пророчили нынче грозу.
- Может, не гром, - возразили ему. – Не сверкало вроде.
В тот же миг молния навернула, очертив берега, и раскатился гром над рекой. Сильный холодный ветер заставил водную гладь вспениться рябью. Воздух отяжелел, набухая дождем. Мир перевернулся с ног на голову в одно мгновение.
Я вдруг заметил, как тяжело опустились плечи хозяина – вид его стал удрученным: он был явно напуган. От каждого звука вздрагивал так, что я бы не удивился, услышав, как его кости в суставах щелкают друг о дружку. При свете молнии увидел, что и глаза моей спасительницы засверкали от ужаса и непролитых слез. От грохота грома женщина закрывала лицо руками.
Новый разрыв снаряда небесного пробил дамбу, и хлынул поток ледяного дождя. Все кинулись прятаться, а я остался у потухшего мангала неходячей рекламой позитивного мышления. Потом обо мне вспомнили и перетащили в палатку.
Гроза порвала ночь.
Утро было низкое и голубое – проколотое высокими соснами на берегу. Воздух чист и так ясен, что казалось возможным разглядеть все пространство до моря, к которому стремилась река. Густые ивы в клочьях тумана чернильными пятнами отражались в воде. Ветер еще дремал после вчерашней грозы.
Нет нужды быть честным с самим собой – дикари панически боятся грома. Усвоим.
Несколько дней прошли безо всяких событий. Тишина ночей нарушалась время от времени лишь порывами ветра в листве, криками ночных птиц, рычанием и воем невидимых в темноте животных. Я тяготился бездельем.
Как-то полуденным зноем большая любопытная ворона заглянула в мою палатку.  
- Чего ты хочешь? – спросил, не удивляясь, что не вижу ничего дурацкого в подобной беседе с дикой птицей: ведь в тот мой визит в эти края я понимал их язык.
Птица глядела, почти не моргая.
- Ты хочешь покушать?
Ворона подняла одно крыло и, засунув под него голову, клювом принялась очищать перья, выискивая блох.
- Или ты прилетела болтать?  
Гостья переступила с ноги на ногу, тряхнула головой и уставилась на меня одним глазом.
- Тебя Господь прислал?
Ворона сохраняла спокойствие.
- Ты хочешь меня поклевать?
Черные глаза ее блеснули, крепкий оранжевый клюв слегка раскрылся.
- Не боишься – башку сверну?
Ворона подняла хвост и оправилась.
- Это твой ответ Чемберлену?
В палатку вошел мой слуга. Ворона была не так резва, как того требовала обстановка – успела только каркнуть, трепыхнувшись в его руках. Малый взял ее за кончик крыла – бессильно болталась свернутая голова – у него возник на добычу план.
- Ощиплю и в котел.
Судьба.
День был благословенно спокоен, а воздух чист, когда мы ошвартовались. Обитатели города – не все, конечно – высыпали на берег, встречая нас криками:
- Привет! Вернулись! Какая радость! А где остальные?
Народ на плоту просто вопил от восторга. Только хозяин наш в последний час путешествия все мрачнел и мрачнел, а спасительница моя укрылась в палатке.
Потом бум спал – все, кому надо, сошли на берег.
Когда апельсиновая корка осталась от солнца на горизонте, хозяин с фавориткой своей молодой притащили  меня на ужин. Нас всего трое на плоту осталось.
Уже в сумерках в сопровождении двух здоровяков с факелами на плот явилась жена Черного Хвоста, вышагивая, как мужик – размашисто и уверенно. Сверкающими глазами она мне сразу показалась намного круче своего муженька, хотя выглядела гораздо моложе его и