Падая со ступенек вверх. Глава 1.

Глава 1. Часть 1. Он.


                 Сижу на краю кровати. Сигарета, свисающая из моего рта, распространяет по темной комнате неприятный запах. Ну, точнее, для кого-то неприятный. Я-то уже привык за пять лет, я его и не чувствую. Мне не надо поворачивать голову, чтобы описать, что находится за моей спиной: я сижу на большой кровати, которая сейчас выглядит так, точно Бородинская битва проходила на всех этих подушках и одеяле, которое, между прочим, валяется где-то сбоку. Я его даже не вижу. В центре всего этого месива лежит девушка, ее светлые кудри разметались по подушкам и ее полуобнаженной груди, она завернута в наволочку, находясь без сознания. Что ж, я, пожалуй, ее слегка утомил. Но я могу судить это по тому, что она, в конце концов, отключилась после очередного раунда. Она витает где-то в самых высших слоях атмосферы, переваривая моменты минувших часов, так что ей точно все равно на мерзкий запах курева. Потягиваюсь и медленно натягиваю свою одежду. Она практически порвала мою рубашку, хотя это случается практически каждую ночь, так что я более привык, что дамочки любят мне портить вещи. Как говорится: зуб за зуб, а в данном случаи — рубашка за белье. Ее кружевные трусики явно не выжили, но мне пофиг - ее проблемы, не мои. Всовываю руки в рукава, не застегивая, и иду на кухню, намереваясь намочить сухое горло. Я знаю, что дома кроме нас двоих никого нет, так что могу идти спокойно, а не вылезать из окна (и такое было). Захожу на кухню, точно это мой собственный дом, и достаю стакан, наполняя его холодной водой из-под крана. Я не брезглив, мне по-барарану на мнение, что из крана течет грязная вода. Пью ее с рождения и что-то жив, как бык, да и вообще я болею от силы раз в году, и то максимум один-два дня. Позволяя ледяной жидкости струиться по моему горлу, осматриваю фотографии на холодильнике: девчонка с родителями. Как ее там? Лора? Леона? Лила? А, без разницы. Что, я обязан запоминать все эти тысячи и тысячи? Увольте.
          Слышатся легкие шаги и трение материи по полу. Полуоборачиваюсь, допивая последние капли. Блондинка накинула халатик, и ее все еще возбуждённая грудь четно выделяется через тонкую шелковую ткань. Люблю шелк, он красивый и легко рвется.
– Уже уходишь?, - ну только не плачь. Ненавижу женские слезы.
– Солнце, ты все равно не выдержишь еще один заезд, - улыбаюсь я и, подойдя к ней, легко целую в стертые за ночь губы. Солнце, киска, зайка, малышка, детка, - у меня тысячи прозвищ и кличек для подобных моментов. Их легко запомнить, а девушка просто бьются в экстазе, что же еще надо?
– Выдержу, - надувается она и тихо стонет под моими губами.
– Нет, уже светает. Мне пора, - отворачиваюсь и иду в холл, застегивая рубашку и поправляя манжеты. Я хоть и подонок, но люблю выглядеть аккуратно, кроме, разве что, волос: они должны быть в творческом, как я называю — сексуальном, беспорядке.
– Вот, - она протягивает мне бумажку. Даже не смотрю на клочок бумаги, так как понимаю, что увижу там имя и семь цифр, которые я все равно никогда не наберу. Но ей об этом знать не обязательно: не терплю женские вопли и истерику. Поэтому киваю и мельком оставляю на ее розовой щечке быстрый поцелуй. Девушка начинает таять, а меня уже нет: я иду к своему черному мотоциклу. Беру шлем и все же бросаю косой взгляд на бумажку: Мила. А, ну ок. Даже не задумываясь, комкаю листок и бросаю его за спину, надеваю шлем и нажимаю на газ. Нет, я не могу сказать, что эта Мила плохая. Она не бревно, она достаточно выносливая, но все же … О черт, ну вот не надо опять придаваться ностальгии. Ни одна девушка не сравнится с Файерой*. Вот она была штучкой, что надо. Она могла … К черту все. Ее нет и больше никогда не будет. Выжимаю ручку мотоцикла до отказа и на полной скорости несусь в рассвет.
        Проезжая мимо торгового центра, бросаю взгляд на часы — 04:56. Черт. Я немного опаздываю. Ругаюсь сквозь сжатые зубы и резко выворачиваю руль, выруливая сначала на тротуар, а потом лавирую по узким улочкам подворотни. Там тысячи и тысячи поворотов, но я мог бы нарисовать все эти районы с завязанными глазами, так как тусуюсь тут лет с 11.  Возможно, Вы приняли меня за дикого бабника. Что ж, не могу не согласиться. Мне чужды чувства, эмоции, переживания. Моя жизнь — это вечная гонка, гонка, чтобы получить то, что считаешь нужным. Все, что в моей жизни имеет смысл — это секс и мимолетное увлечение (я не влюбляюсь в страшненьких, без обид), без последствий и обещаний. Мне не нужно от девушек ничего, кроме пары часов наедине. Хей, обзывайте меня потише, пожалуйста!
Но, знаете, это только ночью. Днем Вы бы меня не узнали...

          Спустя пять с половиной минут я начинаю тормозить, подъезжая к шикарной вилле на краю города. Да-да, знаю: вилла на холме, где солнце встает и все такое, но это только так звучит. Вот честно, если бы Вы тут жили с рождения, то Вы бы сбежали. Останавливаюсь около высокого забора, слезаю с мотоцикла и хватаюсь за небольшой куст позади нашего участка. Этот куст искусственный, но сделан очень хорошо, так что все верят, что это настоящее диковинное растение. Убираю его в сторону, открывая проход в стене, и затаскиваю туда свой транспорт. С другой стороны та же штука, только я ее оставил в стороне, так как знаю, что предки ночью не выходят. Прячу мотоцикл в кустах, тщательно декорируя, чтобы не вызвать подозрений, и иду к дому, стараясь держаться самых темных мест — вдруг маман захочется выглянуть из окна. Подхожу к заднему выходу и стучу три раза. Прислушиваюсь. Тишина звенит в моих ушах, потом слышатся едва уловимые шаги, и дверь открывается. Я проскальзываю внутрь и сразу же иду по коридору налево, минуя открытое пространство. Захожу в комнату для слуг и только тогда останавливаюсь. Следом за мной идет Эмили, моя няня и горничная. Она еще совсем молодая, но знает меня практически с рождения. Она единственный человек, который в курсе моей двуличности, потому что только ей я могу доверить свои грешки. Я бы, наверное, любился бы в нее, но я слишком плохой человек. Между тем она очень красивая женщина, с ухоженными, уложенными на голове русыми волосами и серьезными, но ласковыми для меня одного зелеными глазами, которые напоминают о траве. Из-за правил, установленных в нашем доме, она ходит в фартуке и блинном серовато-бежевом платье. Эмили прячет меня, когда я сбегаю по ночам, и открывает мне двери. Она же готовит мне одежду и помогает, если надо. Во всем, о чем бы я не попросил.
           Чувствую, как от быстрой езды по моей спине течет пот, и иду в свою комнату, на цыпочках проходя мимо комнаты матери. Наконец достигнув цели, оставляю дверь приоткрытой, так как знаю, что сейчас зайдет Эмили. Сбрасываю ботинки и носки и сажусь на дорогой, деревянный пол. Моя комната большая. Честно. 30 на 30. И тут есть все: и рабочий стол, и пять шкафов (два из которых с одеждой), музыкальный центр, телевизор, игровые приставки, надувные кресла-лежаки, мини-танцпол,  комод для учебников и тетрадей, ящик для канцелярских товаров и кровать. Вот только она у меня с прибамбахом: она висит в воздухе. В принципе, конструкция напоминает гамак, только полутора местный, висящий над полом сантиметрах в 70-80. Опережая Ваши вопросы — нет, я не падаю.
             Шаги и скрип двери. Я знаю, что сейчас Эмили вошла с тазом в руках и полотенцем и прошла в ванную, дверь в которую выходит из моей комнаты. Поднимаюсь и иду следом. Мягко плюхаюсь на стул, позволяя теплым женским рукам снять с меня рубашку. Когда-то я был категорически против того, чтобы кто-то раздевал меня и тому подобное, но Эмили … Это другое, она мне как мать и сестра в одном лице. Девушка стягивает мою рубашку и кладет ее в карман своего фартука: опять будет подшивать. Откидываюсь спиной на край ванной,  Эмили берет губку, мочит ее в воде в тазу и начинает протирать мою вспотевшую грудь. Мы не рискуем включать воду ночами, потому что эти звуки могут услышать родители. Я закрываю глаза и даю себе чуть-чуть вздремнуть, так как сегодня уже не получится лечь. Сквозь мягкую мочалку чувствую женские пальцы и слегка улыбаюсь.
– Вы не забыли, что сегодня у Вас первый день в университете?, - тихо спрашивает она. Я отвечаю, не открывая глаз:
– Даже если бы хотел, не забыл, - меня обычно нервирует ее «выкание», но сейчас я слишком расслаблен и распарен, чтобы протестовать. Дело в том, что я лучший ученик школы. Не ожидали? Да уж, я участвую во всех олимпиадах, которые только может предложить город, и если не побеждаю, то точно являюсь призером. Днем, да и вообще всегда для одноклассников, учителей и родителей я — пай-мальчик, золотой и бесценный, послушный и т.д. И вот я перехожу в университет. Правда, большинство моих «дневных друзей» так же переходят, так что мне все равно. Хотя я бы и так не скучал, мне не составляет труда завести друзей.
– У Вас будет больше предметов.
– Это плохо, Ми, - отвечаю я, как в детстве, и слегка приоткрываю глаза — и правда, она улыбается. Ее рука с мочалкой поднялась к моей шее и нежно массирует уставшую кожу. Вдруг она замирает, - что?
– На Вашей шее..., - она не договаривает, и я вытягиваюсь вперед, глядя в зеркале: у основания шеи горит красное пятно. Черт! Эта девчонка оставила мне засос. Да уж. Теперь мне не только прятать татуировки на руках (я всегда хожу в рубашках с длинным рукавом), но и этот чертов засос. Обычно я их оставляю, а тут.
– Приготовишь мне белую рубашку с высоким воротом, - грустно выдыхаю я и возвращаюсь к прежней позе. Эмили кивает и принимается за мою спину. Спустя две минуты я чувствую себя практически чистым, остался последний жест этого еженочного ритуала. Это последний штрих необязателен, но иногда я прибегаю к нему. Девушка наклоняется над ванной, выжимая из губки воду. Ее светлые волосы слегка выбились из пучка, прикрывая часть лица. Я тянусь и касаюсь ее локтя. Она вздрагивает всем телом, как всегда, когда я прикасаюсь к ней, и приподнимает смущенные глаза, - Эмили..., - шепчу я, беря ее за руку, и притягиваю к себе. Она слегка наклоняется, и наши губы соприкасаются, легко и практически неосязаемо, как прикосновение перышка. Она всегда дрожит, когда ее целую, но порой мне нужен этот ее невинный, чистый поцелуй. Если Вы тут думаете, что я целуюсь с взрослой женщиной, то, если я не особо ошибаюсь (но я не уверен), когда я родился, ей было где-то десять лет, что ли. Так что сейчас ей всего-то тридцать. Более того, она прекрасно сохранилась: ей не дашь больше двадцати трех. Ее губы мягкие, как и ее пальцы, а волосы пахнут лавандой. Я так привык касаться их... Но проходит минута, и я отодвигаюсь, даря ей нежную улыбку, - что на завтрак будет?
– Омлет, икра, тосты и манная каша, - девушка смущенно улыбается мне в ответ и выходит. Я вытираюсь и возвращаюсь в комнату, сажусь за стол и вбиваю в компьютере, который всегда находится в режиме ожидания, свой факультет. Ищу списки учащихся и просматриваю их: одно, два, три, десять, пятьдесят знакомых имен. Плюс двенадцать незанятых мест. Что же, пока что все идет как надо. Откидываюсь на спинку стула, устало прикрывая глаза. Смешивать две свои жизни во время университета нелегко, но я справлюсь. Я всегда справляюсь.
                       

*Файера — от англ. fire - “огонь»












Глава 1. Часть 2. Она.


         Как можно тише открываю окно в своей