Вояжер

прыгать хотели.
Единственный автобус доставил всех авиапассажиров в город к железнодорожному вокзалу. Отсюда было уже рукой подать до Челябинска. А еще ближе Увелка, и была ночь перед выходными.
Господи, как же я люблю наш рабочий поселок! Радость, счастье, покой – вот что значит для меня родительский дом. Как же я тосковал по нему в тесном кубрике пограничного катера!
Утром меня разбудил звук раздвигаемых мамой штор. Очнувшись от сна, на какой-то миг удивился, что вообще смог уснуть. Накануне ночью заявился с вокзала, разбудил родителей, накрыли на стол – разговоры, разговоры, разговоры с отцом и... яблочное вино, в огромных бутылях заготовленное зятем на зиму. Не помню, как легли спать. И сейчас чувствовал себя так, будто вернулся на землю с далекой планеты.
- Отец уже снег убирает, - упрекнула мама.
Поднялся с кровати и подошел к окну. Стоял пасмурный холодный день. Затянувшие небо тяжелые, темные облака грозили снегом. До весны далеко. Пока ясно одно – я попал без сомнения в феноменальную полосу удач. Дома все хорошо – здоровье и радость. В Челябинске меня ждет триумф. Жена? А черт с ней! – не хочется думать. За сына мы еще повоюем….
В Челябинск вернулся воскресным вечером. Только поднялся из душевой, стук в дверь – визитер.
- Вас вызывает к себе заместитель Генерального директора по АХЧ.
В голосе комендантши общежития прозвучало нечто такое, что побудило посмотреть на нее внимательнее.
- В чем дело?
- Ваша жена выписалась из общежития.
- И что?
- Вам надо сдать комнату и переехать в общежитие для несемейных.
- Но у меня договор с Трубицыным (это зам Генерального по кадрам).
- Идите к Трубицыну, идите к нашему заму – решайте, а я человек маленький: мне сказали, я передала.
Какой-то скорбный неприятный смешок вырвался из моей груди. Комендантша удалилась, изогнув губы в саркастической ухмылке. А мне на душу пал тяжкий груз – у нашей семьи отнимают жилую площадь, по сути, ее надежду на будущее.
Впрочем, хватило одной сигареты, чтобы вернуться в отнимаемую комнату успокоенным и умиротворенным – с радостью попрощаюсь с чертогами, если меня отпустят с завода. При этом старался удержать губы от дрожи – переселенцам положено нервничать.  
Десятью часами позже вошел в приемную заместителя Генерального Директора «Станкомаша» по административно-хозяйственной части. В углу еще стояла роскошная  новогодняя елочка напоминанием о прошедшем празднике.
- Да, здесь, - улыбнулась секретарша на мой вопрос и кивнула на дверь, разрешая войти.  
Переступая порог, тяжко вздохнул. Даже мысли о теме визита было достаточно, чтобы волны досады прокатились по телу – даром теряю время.
Господи, заставь его оставить меня в покое!
Черные волосы хозяина кабинета блестели бриолином – экзотично. Он выглядел вполне благополучным и, кажется, не имел никаких жизненных проблем. Мне не хотелось быть похожим на него. А уж унижаться перед таким и подавно. Я и не стал.
- Вы, наверное, не в курсе, что эту комнату мне обещал Трубицин при поступлении на завод. Не будет комнаты, не будет меня на заводе.
- А ты ценный кадр? – усмехнулся здешний зам. – Такая игра - кто кого замотает? Ну, пусть мне позвонит Петр Иванович.  
Потопал к Трубицыну.  А пересекся с ним на вертушке центрального КПП завода.
Увидев меня, замгендира по кадрам со вкусом выругался. И еще раз. А потом решил поделиться своим настроением:
- Богу ей, удивлен, что голова у тебя еще на плечах! Настолько, что спрашиваю себя – есть ли на свете такие везунчики?
- А в чем дело?
- Скажи – какую тебе можно поручить работу, чтобы ты ее не завалил?
Мне стало грустно. Мне стало не по себе. Я нахмурился.
Меня лишают жилья – что еще ужаснее могло произойти?
Подавленное настроение уступило место беспокойству – я чего-то не догоняю.
- Отпустите меня, - попросил заместителя Генерального Директора по кадрам.
- Куда ты собрался?
- Отсюда.
- Я так и понял. Финансовое управление требует немедленного твоего увольнения по статье приказом, а Ямпольский прислал докладную – в этом году ты еще не был на работе.
Живот у меня как-то перевернулся и стал давить снизу вверх, а ум скоропостижно скончался.
- Ты не собираешься спросить меня, что я решил? – опустил уголки губ Трубицин.
Живот сделал еще один кувырок и выдавил из меня стон, но мозг начал работать. Однако сам я ничуть не нервничал – даже не было учащенного сердцебиения. Спокоен, как Наполеон на Эльбе. Это потрясающе!
- Ты еще зевни! – хмыкнул Трубицин.
Если найдешь способ заставить меня орать или рыдать, я дам тебе на это посмотреть, - подумал, а вслух сказал:
- Меня ждут с отчетом в финуправлении.
- Конечно, иди, - согласился замгендира по кадрам. – Приказ на тебя будет у Чайки.  
И я пошел, стараясь не выглядеть слишком самодовольным, но не смог сдержать улыбки. Трубицин проводил меня взглядом. Что в нем, даже не задумался – возможно, заместитель Генерального Директора посчитал себя оскорбленным.
Ради Христа – это его дела!
Идти в финуправление ужасно неловко. После угроз Петра Иваныча уверен – там ждет меня полный провал. Чтобы зазря не погибнуть, зашел в отдел кадров и написал заявление на увольнение по собственному желанию, указав причиной несоблюдение «Станкомашем» договорных обязательств. Отнимаемая комната стала своего рода психологической уловкой, чтобы заставить чувствовать себя во всем правым и всеми любимым, ценимым, востребованным, за исключением отдельных негативных личностей.
Задача была превосходно выполнена, и я в полной мере ощущал все четыре чувства. Зарегистрировав заявление, начал в полную силу наслаждаться свои положением без вины виноватого. Задавался вопросом, что подвинуло Филю Ямпольского накатать на меня докладную – должно быть, переделали кальки технологи, и теперь нет доказательной базы. Это следовало предвидеть.
Михфил болтал ногами под столом. Странно как-то посмотрел на меня.
Или, может быть, это общее изменение к странности всего окружающего мира?
Он выглядел спокойно и уверенно, как если бы отдыхал на троне, а не сидел на столе. Нет, правда - он выглядел достаточно хорошо. Смотрел на меня с насмешкой в глубине темных глаз. И это было самым потрясающим в сложившейся ситуации.
Я почувствовал, что ладони мои вспотели – так захотелось ему врезать.
- Что случилось в Чапаевске?
- Пошли, - Михфил спрыгнул со стола.
Его начальница, женщина с приятным голосом, была и внешне красивой - вызывающей желание. Смотрела на меня зелеными глазами очень холодно – изо всех сил старалась не показывать излишки эмоций на лице. Наверное, делая макияж, практикуется перед зеркалом. Сейчас ей удавалась роль строгого начальника – она надеялась, что это так. Однако руки выдавали – руки ее мелко тряслись от внутреннего напряжения.  
Такой был момент - многие вещи имели смысл и замечались.
О приятности голоса я снова вспомнил, когда она заговорила:
- Главный Чапаевский финансист потребовал от своего коллеги у нас немедленного и обязательного твоего увольнения. Хотя вроде бы не за что: ты – образец оперативности и исполнительности. Я бы сказала – пугающей настырности: сумел убедить партнеров дважды оплатить один счет. Так вот, Александр Иванович требует твою голову в обмен за лояльность на будущее. Поэтому… без обид.
Красивая женщина с приятным голосом, незримо нервничая, справлялась с ситуацией. Надо было соответствовать – Господи, дай мне сил!
- Я не обижен, - горько так хмыкнул.
Она широко распахнула глаза:
- Если это твой единственный комментарий к событию, тогда – всех благ!
– Ой, да ладно…, - это был второй комментарий, и я вышел вон.
Вечером в дверь моей комнаты постучали.
Миниатюрная блондинка с волосами золотистого оттенка, собранными в высокий хвост, с голубыми глазами и россыпью веснушек карамельного цвета на лице и руках – это была комендантша общежития, одетая в потрепанные синие джинсы и водолазку грязно-зеленого цвета.
- Я извиняюсь за беспокойство. Можно войти?
Она уселась в единственное наше кресло и элегантно закинула ногу на ногу.
Я не знал, что сказать или сделать – стоял и смотрел, ждал, что предпримет гостья.
Выдержав паузу, в ходе которой внимательно осмотрела комнату, она сказала:
- А у вас ничего – чистота и порядок. В смысле, без женщины управляетесь.
- Приучили во флоте.
- Когда комнату освободите?
- Как только подпишут мое заявление.  
- Вы увольняетесь?
- И уезжаю.
Она вздохнула.
- Хочу предложить вам альтернативный вариант.
Она достала из кармана джинсов сигареты с зажигалкой и положила на стол.
- Сильно уважаю мужчин, способных совершать настоящие поступки ради… ради красивой женщины. Не подумайте, что я о себе говорю…. Вы нравитесь моей подруге. Она живет в нашем общежитии. Так зачем же вам уезжать? И увольняться зачем? Переезжайте к ней – живите, работайте. Слюбитесь – женитесь. У нее ребенок возрастом вашего малыша. Чем не семья?
Действительно альтернатива. Даже приятно – кому-то я нравлюсь. На самом деле это лучший комплимент месяца, а поскольку январь – то и года.
- Сходите, познакомьтесь, присмотритесь – что вы теряете?
Комендантша назвала номер комнаты.
- Надеюсь, это не шутка?
- Шутка? Да она давно любит вас – все уши мне прожужжала.
Сама залилась вся румянцем – как будто себя предлагала в невесты.  
- Один маленький визит – что вы теряете?
Мы смотрели друг на друга. Чтобы прервать неловкую тишину, я спросил:
- А вам я нравлюсь?
- Идите к черту! – комендантша поднялась, прихватив сигареты. – Я пришла к вам с высокоморальными намерениями.
Она была права. После ее ухода головой овладели исключительно пристойные помыслы. Мелькнула, конечно, мыслишка о сексе, но я ее быстро загнал в самый дальний угол, где у меня хранились плохие задумки. Например, о том, что комендантшу я бы трахнул без всяких предварительных смотрин. Яркая дамочка - чтобы ее описать, слово «незаметная» выбрал бы в последнюю очередь. Грустно то, что это была самая веселая мысль из тех, что пришли в мою голову.  
Итак, кто же она, влюбленная в меня прекрасная незнакомка? Мое воображение работает сверхурочно. Кстати, о работе разума сверхурочно – после дневных потрясений удивительно, откуда берутся силы на мысли.
Почему не спросил ее имя? – карал себя – у меня это совсем вылетело из головы.
Вопрос остался без ответа. Вздохнул и отправился в Дубовский за шампанским.
Чтобы составить план знакомства с неведомой воздыхательницей, ушел с головой во внутренний монолог. И замечтался. Стою у заветной двери с бутылкой в руке, и постучался уже – а плана-то нет!
- Кто там?
Тут я глупость сморозил:
- Деда Мороза вызывали?
Она и дверь распахнула с желанием послать куда подальше, а, увидев, вспыхнула:
- Ой! Извините…
Ну что сказать – женщина прежде мне незнакомая, но серьезная без всякой снисходительности и приятная. Зовут Люся. Сына Вовкой, но он спал в детской кроватке. Шампанское на кухню пошел открывать. Сели, выпили, шепотком побеседовали. Потом я задумался, серьезно задумался – не вдохновляет Люся, не женюсь я на ней. Судьбой не суждено нам быть вместе. Что делать?
- Слушай, - погладил ее ладонь. – Можешь помочь? У меня в этом году еще не было женщины – тяжело.  
- Ой! – она вспыхнула и щеки прикрыла ладонями.
- Ну,