Путь Черной молнии книга I

Александр Теущаков

ПУТЬ ЧЕРНОЙ МОЛНИИ

КРИМИНАЛЬНЫЙ РОМАН

КНИГА I

События, описанные в романе, происходят в Новосибирске во времена советской диктатуры, затрагивая факты массовых репрессий 1937 года в ЗСК (Западно-сибирский край) ведут к началу 90-х годов ХХ столетия. Нелегкая судьба досталась молодому парню, оказавшемуся жертвой судебной ошибки, и испытавшего на себе тяжесть Советских лагерей. Ради справедливости он вступил в тайную организацию «Черная молния». Не согласие со многими взглядами в уголовной среде и прогнившей советской, правовой системе, заставило его и друзей вступить в борьбу с несправедливостью. Ни один насильник и убийца малолетних детей, попавший в поле зрения организации, не уйдет от грозного приговора. Казалось бы, такая мрачная тема: «мир зоны и криминала», но даже в ней нашлось место благородству, дружбе и светлой любви. В романе "Путь Черной молнии" многое создано на реальных событиях, если в тяжелые времена перестройки существовала такая организация, как – «Белая стрела», то «Черная молния» была первооткрывателем в справедливом, народном гневе против коррупции и бандитизма.

Краткое описание:
«Черная молния» – объединение людей, решивших: справедливости от Советского государства (в лице его правоохранительной и пенитенциарной систем) не дождешься. Справедливость – личное дело каждого. Герои романа не идеализированы и жизнь на страницах книги не делится на черное и белое, и как напоминание людям: не все, кто «стоит на страже закона», – благородные рыцари, равно как и не все, законом наказанные, – подонки. Честь и благородство существуют с обеих сторон.
После прочтения первых глав, уместен вопрос: как такое произошло, что тайная организация, действовавшая против НКВД в 1937 году в Запсибкрае, вдруг всплыла в семидесятые годы и продолжила справедливую борьбу против коррупции госорганов и преступных бандитов? Раскрытие этой тайны лежит в глубине трилогии. А как же тоталитарное государство с ее подвластными ведомствами: КГБ, МВД, со всей карманной правовой системой? Разве оно позволит самообразовавшейся группе действовать вне закона? Нет, оно ведет постоянный розыск неуловимой организации.
Дружба, сплоченность, вера в справедливость – вот, что движет группой из бывших офицеров, не желающих жить по несовершенным законам общества. Они едины во мнении, что жить по закону может только тот человек, у кого есть совесть, но законы издают люди, и если учесть годы правления Кремля, то возникает конкретный вопрос: а справедливы ли законы и исполняются ли они всеми людьми? Вот по этому группа «Черная молния», взяла на себя смелость наказывать тех, кто не хочет жить по совести.
Только Бог дает и забирает жизнь у человека, но в государстве с тоталитарным режимом, где существует смертная казнь, она забирается против воли людей. Репрессии в таком обществе, являются нормальным инструментом для подавления свободомыслия. Важна независимая система правосудия, но она отсутствует при карательном режиме, потому смерть является основным фактором наказания. Все это выяснятся в книге, после жестокого подавления бунта заключенных в одной из колоний для преступников города Новосибирска.
Перед оголтелыми уголовниками, избежавшими сурового наказания за свои преступления, самыми беззащитными становятся дети, подростки - девочки. Насильники и убийцы, с помощью адвокатов и высоких покровителей, избегают смертной казни, но члены «Черной молнии» разыскивают подонков и выносят свой справедливый приговор, ведь не зря офицеры прошли свой профессиональный путь в правоохранительных органах – они знают свое дело.
От начала и до конца книги, многие герои, совершая в жизни противоправные деяния, приходят к выводу: жить нужно по совести и по закону. Цель произведения сводится к осмысливанию, исправлению и возвращению людей к нормальной жизни. Что может быть общего у человека, имеющего офицерское звание и криминального авторитета – вора в законе? Казалось бы, ничего – кроме ненависти друг к другу, но философские рассуждения и возврат к истокам образования воров старой формации, приводят некоторых героев книги к одному заключению – каждый из них обладает кодексом чести.
Книга рассчитана на читателей с крепкими нервами, так как в ней присутствуют нелицеприятные моменты при подавлении у людей стойкости духа, тоталитарным государством, органами правоохранительной системы, а так же со стороны уголовных преступников.

Жизнь человека, мало что значит, если он не совершил в ней честных, благородных и справедливых поступков.
А. Теущаков


ЧАСТЬ 1

БУНТ ОТВЕРЖЕННЫХ

Глава 1

Томский палач

Летом 1937 года в горотделе НКВД города Томска по адресу Ленина 42, шла напряженная работа с подследственными арестантами. Начальник оперативного сектора Иван Васильевич Овчинников: высокий, симпатичный мужчина средних лет, переведенный из Прокопьевска осенью 1936 года в Томск, ни на минуту не терял контроля над следователями. Официальные допросы не особо тревожили Овчинникова, его больше интересовала скрытная работа следователей-колольщиков, набирающих катастрофические темпы в разоблачении антисоветских элементов. Подчиненные всегда чувствовали хорошее расположение со стороны начальника, особенно он покровительствовал смертельным колунам-забойщикам , способным «разговорить» в день пять-шесть арестованных. В Томске среди коллег, а особенно между репрессированными гражданами, Овчинникова называли местным «Берией». На службе в НКВД он выкладывался полностью, не щадя своих сил. Энергии в нем – хоть отбавляй, и по природе своей он был сильным, волевым и неуступчивым. Кроме всего, он не давал спуску нерадивым подчиненным и при случае мог отругать, а то и обложить матом.
Два дня назад Овчинников, пройдя через подземный коридор из управления НКВД в тюрьму, вызвал к себе старшего следователя Зеленцова, присланного в помощь томским коллегам из Новосибирска. В его подчинении находились прибывшие с ним малоопытные следственные чекисты. Овчинников уже третий раз делал замечания Зеленцову, указывая на плохие показатели в его работе. Вот и сегодня не выдержал и, вставляя крепкие словечки, спросил старшего следователя:
– Зеленцов, сколько дел раскрыл твой отдел за два прошедших дня?
– Из семи следователей, работающих не «покладая рук», трое самые перспективные, они раскрыли пятерых подозреваемых в контртеррористических действиях бандитов: двое из них поляки и трое украинцы.
– Зеленцов, ты почему портишь показатели нашего отдела?! – гневно выкрикнул Овчинников, – урод, я что тебе приказал? Чтобы каждый день не менее пяти раскрытых дел от каждого следователя ты подавал мне на подпись. А вы как работаете? Зеленцов на миг потерял дар речи. От возмущения перехватило дыхание, но наблюдая за разгневанным начальником, он прокашлялся и спокойным голосом доложил обстановку:
– Товарищ капитан я не имею права применять физические меры воздействия на арестованных, а просто так они не хотят давать показания. Не буду же я, в самом деле, выколачивать из них признания. Выстойку  к обвиняемым я применяю – это ведь между нами и начальством не возбраняется.
– Что, оппортунистом заделался?
– У нас другие методы, товарищ капитан…
Овчинников резко перебил следователя.
– Методы, говоришь. Не та обстановка и не то время, заниматься подобной практикой! Ты соображаешь, что говоришь? Откуда ты такой взялся? Как ты ведешь борьбу с врагами советской власти? – Овчинников засыпал вопросами Зеленцова и при этом стучал кулаком по столу так, что на крышке подскакивали предметы. – Недалекий ты уродец! Понимать надо, что ты тормозишь всю работу нашего горотдела. Да что там нашего, в УНКВД Новосибирска мне поручили к концу месяца раскрыть подпольные организации контриков, церковников и прочих религиозных фанатиков. Сотни твоих коллег добывали информацию по районам, ловили террористов, доставляя их в Томск, а ты мне разводишь демагогию и поглаживаешь по головке врагов народа. Знаешь, что говорил товарищ Ленин: "Нужно не резонерствовать, как это делают хлюпкие интеллигенты, а научиться по-пролетарски давать в морду, в морду! Нужно и хотеть драться, и уметь драться. Слов мало". Понял, Зеленцов?! Так что не потворствуй разным сволочам. Разве тебя так учили вести борьбу с контрреволюционными элементами? Ты хочешь саботировать ответственные решения партии? Понимаешь, чем это может для тебя обернуться? Я напишу рапорт и дам такую характеристику, что тебя из органов выметут поганой метлой. Ты хочешь с арестованными контриками местами поменяться?
– Товарищ капитан, я сегодня же постараюсь исправить ситуацию.
– Каким образом? Судя по твоей мягкой методике, отстегаешь ремнем двести подследственных?
– Как прикажете, так и поступлю.
– Не нужно быть слюнтяем. Тебе партия и народ доверили почетную миссию по освобождению Родины от контрреволюционной заразы, а ты их жалеешь. Знаешь, что сказал товарищ Ежов товарищу Миронову после совещания: «Если враг Советской власти держится на ногах – стреляй!» А ты Зеленцов слабохарактерный, по тебе видно, что не проливал свою кровь в гражданскую, когда белые сволочи уничтожали наших товарищей.
– Иван Васильевич, я все понял, и обещаю исправиться.
– Ладно, за резкий выговор не обижайся на меня, терпеть не могу хлюпиков. Сам должен понимать, контра зашевелилась, нужно действовать оперативно и каждый день раскалывать их до самого копчика. Сейчас пойдешь со мной, и я покажу тебе, как работают настоящие следователи. Увидишь, как ведется допрос третьей степени , и заметь, они в день разоблачают до десяти врагов народа – вот какими темпами ты должен работать, а с методами ты сейчас ознакомишься.
Спустившись в подвальное помещение, Овчинников повел за собой Зеленцова по мрачному коридору. С правой стороны располагались камеры, в которых теснились двадцать человек вместо положенных трех. Ночью арестованным приходилось сидеть и спать поочередно, так как размеры камер не позволяли всем разом уместиться на трех, железных нарах. Днем подследственным категорически воспрещалось садиться, а тем более ложиться, того, кто нарушал распоряжение начальника тюрьмы, ожидал перевод в карцер. Камеры и коридор не отапливались, только температура человеческих тел поддерживала тепло в помещениях.
Дойдя до конца коридора, Овчинников постучал по двери кулаком. Изнутри послышался шум открываемого засова и крупный, вспотевший мужчина в фартуке, отдав честь, запустил в допросную камеру офицеров. Это был сержант Латышев. Зеленцов обратил внимание, что фартук и засученные до локтей рукава, были забрызганы кровью.
Перед столом на стуле сидел мужчина среднего возраста. Лицо его было избито, правое ухо кровоточило. С нижней губы тоненькой струйкой спускалась окровавленная слюна. Руки были стянуты назад сыромятным ремнем, а голова беспомощно свисала на грудь.
– Как дела, арестованный разоружился ? – спросил Овчинников второго «забойщика» в форме сотрудника НКВД, в звании лейтенанта, им оказался следователь Редькин.
– Пока упорствует, но ничего, сейчас заговорит. Можно продолжать