Квинтэссенция

Все ее звали «маленькая Оскар». Я мечтал с ней познакомиться с самого первого дня моего пребывания в столице в качестве гостя клуба литераторов «Квинтэссенция». До этого были слухи, столь таинственные,чарующие, сладкие и приторно-терпкие, пахнущие ладаном и корицей, приправленные ложью, выдумкой, воображением, как гениев, так и бездарей (если, конечно,бездари обладают воображением вообще). Одни говорили, что она опасна и всесильна, может стереть тебя в порошок при одном только взгляде на первую строчку твоего опуса, другие говорили, что она бесцеремонна и вульгарна, но никто, уж поверьте мне, никто не говорил, что она – бездарность. Все лишь томно вздыхали от переполняемого восторга или зависти, называйте, как хотите, суть от этого не изменится.
Она питала страсть к человеческому голосу. Среди женских – она предпочитала нежные и мелодичные, чуть приглушенные, среди мужских – низкие, бархатные, ласкающие. Когда кто-либо ей читал стихотворения Китса, а она только этого поэта могла спокойно воспринимать на слух, она полуприкрывала темные опаловые глаза и с наслаждением втягивая кальянный воздух, покачивалась в такт стихотворению. Я представлял ее некой всемогущей богиней Герой, которая восседает на поэтическом Олимпе, властно даруя или отнимая всевозможные таланты из творческого рога Изобилия.
Наконец я получил долгожданное приглашение в клуб«Квинтэссенция». Это случилось благодаря одному моему стихотворению, которое вызвало огромный шум в столичных поэтических кругах тем, что прославляло бездарность как форму самовыражения в искусстве среди «нормальных». Нормальными я называл тех, кому «не дано».
Вот он. Клуб «Квинтэссенция». Загадочное темное здание, ступеньки, ведущие в подвал, над ними светящаяся вывеска с коричнево-золотым отливом. Внизу было темно, но оттуда слышались отзвуки человеческих голосов вперемешку мелодиями джаза. Я собирался было уже нырнуть в неизвестность, как вдруг почувствовал резкий толчок в спину. Я обернулся.Передо мной стоял мальчишка-гаврош, лет 13ти, маленького роста, в чуть великоватом на него пальто, доходящим чуть выше колен и коротких штанишках,будто сошедший со страниц персонаж какой-то книги для среднего школьного возраста. Он задорно и открыто улыбнулся мне и спросил:
- В первые здесь?
- Ага.
- Боишься?
- Кого?
Улыбка мальчишки приобрела оттенок лукавости:
- Маленькую «Оскар».
- Нет, - соврал я. – С чего мне ее бояться? Она сама меня сюда пригласила.
Мальчишка звонко по-детски рассмеялся:
- Тогда чего стоишь в проходе?
Я улыбнулся и наконец нашел в себе силы шагнуть вперед.
Проходя длинный ряд ступенек, практически в кромешной тьме и тишине, которая нарушалась лишь шарканьем ног мальчишки, идущего за мной, я думал о том, что увижу там, в зале. Мне почему-то представлялась огромная комната, без мебели, где среди подушек восседает этакая женщина-вамп с горящими глазами, курящая кальян. Полуприкрыв глаза она слушает стихи, которые читает ей огромный, с длинными волосами, мужчина, обладающий низким бархатным басом, а рядом шикарная блондинка, итальянка с ярко-голубыми умными глазами подает ей бокал красного вина. Очнулся я от грез перед той самой дверью. Сердце бешено билось. Я вдруг отчетливо ощутил, что как только войду в эту дверь, моя жизнь изменится раз и навсегда. Сзади послышался голос мальчишки:
- Эй, долго еще? Не дрейфь, заходи, она не кусается.
Я толкнул дверь и вошел. Зал был огромен, по углам, и вдоль стен стояли столики, за которыми разного рода мужчины и женщины громко что-то обсуждали, допивая уже не первые бокалы белого вина. Да, я заметил,практически у всех вино было именно белым. Пока я стоял в раздумьях, за каким именно столиком меня ждут, ко мне подошел высокий мужчина в смокинге и спросил:
- Вы по приглашению мадам Незнанской?
- Да, - только и смог выдавить из себя я.
- Вам сюда.
И он повел меня в конец зала, где я заметил небольшой проход, завешанный полупрозрачными серебристыми занавесками с каким-то причудливым кружевным узором. Такой я видел на книге Шекспира, когда-то давно мне подаренной. Мужчина отодвинул занавески и сделал приглашающий жест.Поколебавшись немного, я вошел. Это была маленькая, уютная комнатка в английском стиле 19 века, возле бидемаеровского столика, на котором уже блестели два бокала и бутылка белого Совиньена, стоял роскошный диван темно-красного цвета с двумя алыми подушками, окаймленными золотистой шнуровкой. В комнатке слегка пахло ландышами вперемешку с терпковатым запахов зеленого чая. Я сел на круглый стул возле дивана и стал ждать.Вдруг я услышал голос все того же мальчишки:
- Ну вот Вы и добрались до Квинтэссенции.
Я поднял глаза и, каково же было мое удивление, когда я увидел в дверном проеме худенькую девушку, небольшого роста, лет 25, с аккуратной стрижкой ровных темных волос и почти полным отсутствием макияжа(ресницы были слегка подкрашены темно-синей тушью). На ней был одет легкий плащ-камзол темно-зеленого цвета и коротенькие коричневые штанишки до колен. Я поймал себя на мысли, что узнал в этой милой хрупкой девушке того мальчишку-гавроша, которого встретил на входе.
- Это Вы? – спросил я, заикаясь и одновременно понимая, что задал самый глупый вопрос в своей жизни.
- Я. – девушка улыбнулась и села на диван, поджав под себя ноги. – Дина Незнанская, очень приятно.
Вот она. Моя Квинтэссенция, суть всего мира, смыслы всех жизней только в ней одной, в той, чья голова сейчас лежит у меня на груди,чьи глаза закрыты в легкой полудреме и чьи губы в блаженной улыбке сомкнуты нежными розовыми лепестками. Я знал ее тысячу лет, я был с ней в веках, я просто не мог понять тогда, что она именно и есть истина из всех истин, суть всего сущего, совершенство творчества и разрушения. Та, чьи прикосновения открыли мне суть нежности, та, чья поэзия открыла мне суть искусства, та, чьи чувства открыли мне суть любви. Она рядом, она – мой гений. Она – Дина Незнанская, моя квинтэссенция…