Краем уха.

плаката-календаря «РЖД быстрее ветра». Замелькали окна и равнодушные лица пассажиров. В этих окнах отражались наши лица, еще более равнодушные и даже скучные. Ещё бы, ведь они ехали, а мы стояли. Секунда, и в окнах уже опять снег, рельсы, две забытые на пути платформы и водонапорная башня, сложенная на века из серого тёсаного камня.
-Экспресс проехал, теперь и мы тронемся.
-Ага, жди. После него нужно ещё минут пять выждать. Так всегда бывает.
-А почему?
-Так положено. И расписание так составлено.
     Люди, курившие в тамбуре, видимо, накурились  и протопали назад на свои места.  Где-то далеко захрустел на чьих-то зубах солёный сухарик.  А в моём окне всё тот же лес, снег, речка под снегом. Только пса уже нет. Убежал домой. Шмыгнул под свои ворота.
-И что, ты сейчас без станка живёшь?
-Да нет. Начальство наше грозно, да забывчиво. Сначала категорически приказали мне станок с глаз долой убрать, а потом забыли. Только вот, чинил я его сам. Разобрал, посмотрел. Действительно, там один проводок отпаялся. Попросил я человека, он мне тот проводок припаял. Представляешь, с каким лицом я этот станок потом включал. Я же не знал, в проводке дело, или нет. А вдруг меня опять шандарахнет.  Прислонился я локтем к станку, а пальцем тихонечко так задеваю за корпус розетки. Зачем? А это для того, чтоб ток, если что, не через сердце прошел. Хоть и невелик ток, а ужасно неприятно. Но, слава Богу, обошлось всё.
Так и работаю до сих пор.
-А электрик?
-А что электрик? Я же ему не сказал ничего. Он-то, кстати, долг свой исполнил, доложил по начальству. Какие к нему претензии?
Наша электричка стала потихоньку оживать. Под полом опять что- то застрекотало, где-то загудело. Наверно, скоро поедем.
       -И вот какой отсюда вывод – сказал за спиной уже хорошо знакомый мне голос.
Я работаю на самом низу процесса. Но именно за счет моего труда процесс и идёт. А начальство и всякие люди вроде электрика, должны всемерно мне помогать и способствовать. И, кстати, совершать чудеса храбрости и изобретательности, рисковать, если надо, должны именно они. Во имя моё и моей работы. Чтобы я ни в чём затруднений не испытывал, а просто работал как можно лучше. А они думают не о том. И это создаёт ту атмосферу подавленности, в  которой мы все живём. Я-то свою проблему решил, она в принципе пустяковая. Но есть проблемы гораздо более серьёзные. И они-то не решаются годами. Люди во многом потеряли перспективу, а кое-кто даже ждёт сильной руки. Ведь если твой завод не работает, значит, все начальники бездельники и воры. Зажрались. Вот придёт, мол, вождь и всех заставит работать. А кто не захочет, того на Колыму. Это и страшно.
       -Тебе-то чего бояться? Ты же вроде не вор, не богач, не начальник. Да и не лентяй. Вот и в тридцать седьмом люди просто работали, делали своё дело и не боялись. Репрессии ведь коснулись только верхушки. Кого ведь сажали? Генералов, начальников, а простому работяге и тогда ничего не угрожало.
-Не боялись, говоришь. Да мы и теперь спустя семьдесят лет всё ещё чего-то боимся. Боимся просто так, на всякий случай. А насчет того, что работяге бояться нечего, скажу вот что. Виселица, как сказал один умный человек, пустовать не должна. Иначе она теряет своё воспитательное значение. Для неё, для виселицы, всё равно, кто на ней висит. Богатый или бедный, правый или виноватый. Лишь бы кто-то висел. Чей-нибудь труп, поклёванный воронами. Только тогда она воспитывает народ в духе повиновения и послушания. Так и любой репрессивный аппарат. Он должен работать безостановочно. Кстати, изловить, поймать человека бедного и ни в чём не виноватого легче, чем богатого и в чём-то виновного. И гораздо легче, чем закоренелого преступника. Отсюда вывод…
       Жаль, не дослушал я рассуждений про виселицу и прочие интересные вещи. Где-то под потолком  динамик красивым, магнитофонным  женским голосом сообщил о том, что двери закрываются. Двери зашипели и щёлкнули резиной. Электричка покатилась вперёд, и где-то внизу колёса два раза ударились о стык. Потом на том же стыке глухо стукнули колеса следующего вагона. И краешек уха, до этого жадно трепетавший и впитывавший чужие речи, обиженно скукожился и спрятался куда-то. А уши слышали только шум железа, катящегося по железу.
      За окном мелькали серые столбы на фоне серого леса. Изредка электричка где-то останавливалась, высаживая  старушек с сумками на колёсиках или одинаковых мужичков в черных куртках. Под сиденьем перекатывалась пустая, ещё никем не подобранная банка из-под пива. Тихонько щелкнет меня по ботинку и откатится назад.
         Минут через сорок подъехали к городу. Я встал и вскользь посмотрел на   сидение позади себя. Там никого уже не было. Видимо, люди, привлёкшие моё внимание,  вышли раньше, а я их и не заметил. Я надел шапку и зачем-то сунул подобранную газету в широкий карман куртки. Вокруг меня двигались к выходу  люди, на ходу перекидываясь отрывочными фразами. Краешек уха опять было высунулся, надеясь на поживу. Но ничего интересненького в людских разговорах уже не было.