С утра Наталья Сергеевна чувствовала себя отврати-
тельно и всё же, быстро умывшись, начала готовить за-
втрак мужу. Сама она завтракала после его ухода геркуле-
совой кашей, которую муж терпеть не мог. Боль в правой
лопатке, распространившись на плечо и руку, давала о себе
знать при каждом движении. Середина октября. Дожди и
резкое похолодание сразу же отразились на старой трав-
ме, полученной в детстве.
В ещё большей степени Наталья Сергеевна страдала
из-за дочери. Скорее всего, и обострение боли есть резуль-
тат психосоматического действия. У Алёнки обнаружили
затвердение в груди, и ей предстоит сделать обследование
на рак. При одной мысли о своей девочке и роковом сло-
ве «рак», она испытывала непередаваемый ужас, перехо-
дящий в паническую атаку. Наталья Сергеевна рассказала
вечером об этом мужу. Тот посмотрел устало на неё и, не
отрываясь от компьютера, проронил:
— Жаль.
— Я очень переживаю, — едва слышно прошептала На-
талья Сергеевна.
— Но диагноз же не подтверждён. Зачем мучить себя
заранее?
— Ты прав. Прав… У тебя логическое мышление, а у
меня — одни нервы.
— Вот и побереги их.
Она кивнула согласно головой и вышла из комнаты. За-
чем его расстраивать? Да и чем он может ей помочь? Он
даже на секунду не в состоянии представить, что творится
у неё в душе. Вот если бы это была и его дочь.
Наталья Сергеевна привыкла справляться со своими
проблемами в одиночку, и только когда ей было совсем
плохо, приходила перед сном к мужу, ложилась и прижи-
малась к его тёплому большому телу, но он тут же начи-
нал её гладить. Она знала, что из этого ничего не полу-
чится, потому как завтра рано вставать, муж не в духе и
она не за этим пришла к нему, а за поддержкой, которой
он не мог ей дать по причине постоянной перегрузки на
работе, да и в силу своего характера — замкнутого, необ-
щительного.
Помыв посуду и приняв обезболивающее, Наталья
Сергеевна вернулась в кровать, свернулась, как в детстве,
калачиком и попыталась уснуть. У неё, конечно же, хрони-
ческая усталость от всей этой жизни. Вдобавок на погоду
стала невыносимо болеть рука, к вечеру — просто до слёз.
Вот у Алёнки будет всё нормально, и она оживёт.
Нет! Сон не шёл… Перед ней неожиданно ярко нача-
ли всплывать воспоминания, и, несмотря на боль, Наталья
Сергеевна села за компьютер.
Да… Это был теплый майский день. Она не может
вспомнить названия улицы, на которой родители снима-
ли полуподвальное помещение в Саратове, вернее будет
сказать — комнату, отгороженную печкой от маленькой
кухни, без удобств: туалет во дворе. После войны и такую
квартиру найти было не просто.
Мама надела на неё перешитый недавно из старого
платья сарафанчик фиолетового цвета. Сколько ей тогда
было? Лет девять? И она взяла с собой коробочку из-под
конфет, настоящее сокровище! В ней хранились фантики.
Обёртки от маленьких шоколадок и шоколадных конфет
Наташа складывала в одну сторону коробки, определяя
им почётное место, а от карамелек, леденцов, ирисок — в
другую. Девочки, живущие неподалёку, тоже имели свои
сокровища и увлечённо производили обмен друг с другом,
формируя свои коллекции.
Фантики в то время заменяли девочкам недостающие
игрушки. После войны промышленность только начала
восстанавливаться. Приходилось играть самодельными
куклами, пошитыми мамами. Личики у кукол разрисовы-
вали химическим карандашом. Можете представить, ка-
кие это были личики. И всё равно девочки любили своих
кукол. Делали и бумажных вырезных куколок. Они были
разрисованы цветными карандашами, и на них можно
было надевать бесчисленное количество платьев, шапо-
чек, обуви. Фантики же разнообразили скудный игрушеч-
ный мир, радуя глаз картинками, серебряными, золотис-
тыми разводами, яркими красками.
Наташа вышла на улицу и села на скамейку у дома. Она
себе казалась красивой в новом сарафанчике. Солнце све-
тило в лицо, и ей приходилось немного жмуриться. По
спине, оказавшейся в тени, прогуливался холодок.
Мальчишки играли в мяч, разделившись на две коман-
ды, и до неё доносились выкрики: «Ну, дурак, бей, бей…
Вот жид!» Наташа не понимала значения слова «жид»,
но по интонации определила: очень обидное. «Спрошу у
папы», — подумала она.
К ней подошла девочка с юркими глазками из дома на-
против. В руках она держала коробочку с фантиками.
— Пойдём ко мне меняться. У меня много новых и есть
двойные, — предложила она и с гордостью потрясла ко-
робкой над головой.
— Тань, давай здесь, — засомневалась Наташа.
— Не… Мама отпустила на немного.
И Наташа согласилась на предложение. Тем более что
она стала замерзать. Девочки пошли в дом к Тане — собс-
твенный, не съёмный.
— Мама, мы на веранде с Наташей. Я пришла! — крик-
нула Таня.
Вышла женщина с миской в руке в длинной тёмной
юбке, высокая, худая, на голове повязан платок. Выглядела
она угрюмой, недовольной чем-то.
— Ты живешь у Софьи Павловны? — спросила она
строго.
— Да. Внизу.
— В подвале, — уточнила женщина. — И сколько вы
платите?
— Не знаю.
— А кто твой папа?
Наташа почувствовала прилив гордости. Она заме-
тила, с каким уважением смотрели люди, когда узнавали
должность отца.
— Мой папа работает секретарём партийной органи-
зации.
— Где? — сухо спросила женщина.
От Таниной матери исходила недоброжелательность.
Это почувствовала Наташа, и, желая понравиться — она
привыкла к хорошему отношению посторонних людей, —
с улыбкой ответила:
— На бумажном заводе, — и, немного подумав, добави-
ла: — А раньше работал в органах.
— В каких это органах?
— Вроде бы… государственных, — чего-то испугав-
шись, неуверенно, с запинкой проговорила Наташа.
— В милиции, что ль? — продолжала выпытывать жен-
щина.
— Нет, в каких-то других… — и, неожиданно вспомнив
сложное для запоминания слово, добавила: — По безопас-
ности. Шпионов ловил, — и тут же с гордостью: — Мой
папа дошёл до Берлина. Он майор в отставке. Командовал
танковой батареей. Дважды был ранен, перенёс два ин-
фаркта. Если бы папа не вернулся с войны, я бы не смогла
родиться.
— Мама, мы в фантики хотим поиграть, — с робостью
в голосе протянула Таня.
— Да играйте. Кто вам мешает.
Девочки разложили на пыльном подоконнике свои ко-
робки и увлечённо начали обмен.
Женщина, не проронив больше ни слова, открыла
крышку и полезла в погреб. Погреб был глубокий, не менее
трёх метров, для хорошей сохранности продуктов в жару.
Тане очень понравился фантик с изображением Крем-
ля и обёртка от шоколадки с царевной на сером волке.
Наталья Сергеевна перестала печатать и в задумчивос-
ти пошла налить себе чаю. Ей пришла мысль попробовать
поучаствовать в конкурсе, объявленном на одном из лите-
ратурных сайтов. А почему бы и нет? Она не любила кон-
курсы, да и времени совсем мало оставалось до окончания
принятия конкурсных работ. И всё же…
Наливая чай в чашку китайского фарфора, расписан-
ную розами, Наталья Сергеевна силилась вспомнить, ка-
кие названия были у фантиков. Перед глазами всплывали
яркие обёртки. Она даже видела, как они топорщились
в коробочке. Можно попытаться найти в Интернете, но
ведь это тогда не будет воспоминанием, а она старает-
ся зафиксировать, что хранит её память по прошествии
стольких лет.
Подоконник был узенький, пыльный, с облупившейся
краской. Стёкла — мутные, давно не мытые.
— Я тебе даю за этот фантик два. У тебя таких нет.
Смотри, какие красивые.
— А мне мой нравится, и я не хочу его отдавать даже за
два, — уверенно заявила Наташа.
— А хочешь за три?
— И за три не хочу.
— Подвинься! — недовольно, дёрнув рукой в её сторо-
ну, сказала Таня.
Наташа отступила в сторону. Запахло солёными огур-
цами, и ей ужасно захотелось съесть хоть один огурчик.
Она оглянулась и увидела Танину маму, вылезающую из
погреба.
— Ну… тогда давай на царевну с волком, — тоном,
в котором слышались нотки приказа, быстро сказала
Таня.
— У меня такой фантик тоже один, — вздохнула с со-
жалением Наташа.
— Я тебе даю за этот фантик целых два! От караме-
лек, — продолжала торговаться Таня.
— А мне мой нравится, и я не хочу его даже за два, —
уверенно заявила Наташа. Всё её нутро протестовало про-
тив такого обмена. На фантиках от карамелек были какие-
то узоры, выполненные одной краской, а на её фантике по
тёмному лесу бежал волк — зубами щёлк с царевичем и
царевной на спине.
— А хочешь за три?
— И за три не хочу, — стойко сопротивлялась Наташа.
— Подвинься! — ударив Наташу локтем в бок, сказала
Таня.
Наташа сделал шаг в сторону.
— Ну… ну… давай на царевну с волком, — настаивала
Таня.
— У меня этот фантик один, — не сдавалась Наташа.
— И у меня один. Видишь? У тебя такого никогда не
было.
— Он у тебя грязный какой-то и мятый.
— Его можно помыть. Смотри, — и Таня, плюнув на
палец, начала стирать грязь.
— Мне не нравится, — вздохнула Наташа.
— Ещё подвинься! — оглянувшись, с раздражением
сказала Таня.
Наташа сделала ещё шаг и полетела в темноту погреба.
— Мама, мама! Иди скорей сюда! Наташа в погреб упа-
ла, — закричала Таня, готовясь зареветь.
Женщина спустилась в погреб, взяла Наташу на руки,
подняла наверх, принесла в комнату, положила на кровать
поверх лоскутного одеяла.
Наташа лежала, вдыхая чужой неприятный запах не-
свежего белья. Она пока не осознавала, что с ней произош-
ло. «Вот немного полежу, и боль пройдёт», — подумала
она, проваливаясь в сон.
Танина мать несколько раз подходила, спрашивала,
пойдёт ли она домой. Наташа в ответ только стонала и
слабым голосом отвечала: «Не могу. Не сейчас. Плохо мне.
Немножечко ещё посплю. Можно?» — хотя ей было не-
удобно оставаться у чужих людей, хотелось поскорее уйти.
Но на каком-то подсознательном уровне она чувствовала,
что ей нравится быть в этом большом доме. Они с родите-
лями, сколько она себя помнила, жили в съёмных комна-
тах, и Наташа мечтала, чтобы у них появился маленький,
но свой домик.
Наталья Сергеевна перестала стучать по клавишам,
допила чуть тёплый чай. Она думала о том, что её детской
мечте так и не удалось осуществиться. Не сложилось. Да.
Такова жизнь. Пусть хотя бы у дочери сложится. Надо
ждать лучшего. Надо думать о лучшем. Такие советы на все
лады дают психологи, уверяя, что мысли материализуют-
ся. Возможно, возможно. Но вот проверить как? Всегда на
возражение найдётся ответ: не с той силой страсти желала.
Сколько Наташа пролежала? Засыпала, просыпалась,
снова засыпала...
Её тошнило, знобило. Сильно болело тело. Когда просы-
палась, тревожно думала, что скажет маме. «Пройдёт, ниче-
го страшного. Завтра будет легче», — уговаривала она себя.
Домой Наташа вернулась поздно, после того как жен-
щина недовольно сказала: «Пора, пора… Твоя мама небось
волнуется», — и помогла ей подняться с постели.
Наташина правая рука не желала двигаться. Продол-
жало сильно тошнить.
— Где ты была? Что с тобой? — с беспокойством в го-
лосе спросила мама.
— Я хочу лечь.
— Что случилась?
— Упала в погреб.
— Как упала?
— У Тани. Мы менялись на веранде фантиками… а её
мама полезла в погреб за солёными огурцами.
—Ты не видела, что погреб был открыт?
— Видела. Потом забыла об этом…. Мама, я лягу…
— Ложись, ложись. А что у тебя с рукой?
— Не знаю… Пошевелить не могу. Ударилась сильно.
Наталья Сергеевна подошла
|
