Он открыл дверь своим ключом. Все-таки это была его комната. Шататься полночи под звездным небом, бесспорно, романтично, но не в январе же месяце. Должна и у неё быть гражданская совесть. Дружба дружбой, а минус десять на улице к длительным прогулкам не располагают.
"Наташка... Наташка..." - вздохнул он-, "вечно у тебя все через одно место... Не как у людей... Даже напиться и пореветь по человечески не умеешь... Так и уснула на полу с ручкой в руках..." Он поднял с пола пару листиков... "И о чем я просил? Порефлексировать... Вычеркнуть прошлое... Пережить... А она про голубые глаза стишочки крапает... Когда она научится делать то, что говорят?"
"А он правда вернется? Я не сплю... И все слышу... У меня... ой!... не стишочки, а стихи. Это у этих... у поэтиков стишочки, а я не барахло..."
"Повозмущайся мне. Страдания где? Ты же обещала три поэмы и два романа о том, как ты его любила целых полтора сезона..."
"А почему он не сказал, что уехал? Он меня бросить решил? Да? Или сделать так, чтобы я его...ик! ой!...гадость эта твоя арака несусветная... Дай минералки, будь человеком... Не, ну почему? А?"
"Почему минералки?"
"Сволочь... Плохо же... Вот умру прямо здесь, будешь знать". Он посадил её на колени, открыл бутылку и поднёс ей ко рту.
"Дай сюда. Я не маленькая!". Широким взмахом руки бутылка была выбита и с гулким звуком бухнулась на пол, облив обоих.
"Ты не маленькая",-сказал он, подняв бутылку. "Ты - великовозрастная дура. Я последний раз спрашиваю тебя:"Где страдания о бывшем? Не жалкий пасквиль, что тебя все достали, а полноценное произведение. И не про то, что все козлы, пристают, странного просят, а про него?""
"Я старалась. Ну не получается пока..."
"А про небесные очи получается? Понимаешь в чем дура?"
Она помотала головой.
"А в том, что не надо из страха не построить что то сейчас прятаться за тем, что было. Удобно, но не надо. Нет у тебя в прошлом великой любви. А с таким раскладом и в настоящем не будет. Слышишь меня? Ничего не будет!!!! И...Эй! Не трожь Ремарка! В нем страниц много! Не надо меня им бить... Я еще ничего плохого не сказал".
"А про то, что ничего никогда не будет?! Добить решил?! Дааааа?!"
"Слушай ты, поэтическое не барахло. Ты кого-нибудь, кроме себя слушать начнешь?! Ты его любишь?"
"Кого?"
"Да хоть кого-нибудь, кроме себя!"
"Люблю... Наверное... Не знаю... Сложно все как то... Но он - хороший".
"Он не хороший. Он - святой. Я с тобой за полдня к психиатрии неумолимо приближаюсь, а он три месяца уже держится. Так любишь?"
"Кого?"
"Антонио Бандераса, млять!"
"Не знаю..."
"Так не морочь человеку голову. Иди, пиши."
"Что писать?"
"Как что? Не люб ты мне,не смею лгать и отнимать время. А потом три обещанных поэмы и роман... Не рви Бунина! Он в том, что ты трусливая идиотка не виноват!"
"Я так не смогу. Он мне нравится...
"Кто он? Имя - фамилию давай!"
".... ...."
Членораздельно пожалуйста...
"... ...."
"Еще раз. Громко и внятно!"
"... ...!!!"
"Вот и молодец! Можешь, когда хочешь!!!! ... Положи Ахматову, мародерка!!!!"
"Слушай, ну он же появиться? Да? Правда? Его просто нет, он отдыхает?"
"Кто?"
"Ежик в тумане..."
"Конечно. Хоть сейчас. Там на полке. Пятый справа диск. Еще и про домовенка есть... Фух! Хоть на Есенине рука дрогнула..."
"Так вернется? Напишет? Да?"
"Напишет, конечно. И ты напишешь. Хотя бы один рассказ. И забудешь. Потому что ты умная дура. Самая замечательная умная дура в мире".
