Хотя я сам всегда был этаким бычком, но помню, всегда думал маленьким — вырасту, женюсь на матери, так она мне нравилась, и отец казался не лучшим для нее мужчиной. У меня это прошло вовремя, да и у других тоже, они об этом не вспоминают, но твой Саул был не крепок духом, а уединение, в котором держала его мать подле своих собственных одежд, не пошло ему на пользу. В тот миг, когда он понял, что мать не принадлежит ему целиком и полностью, а точнее, менее всего принадлежит ему, стал началом болезни. Бедная женщина ни в чем неповинна, но она теперь ненавистна ему, как ранее была любима. А может, останется навсегда ненавистной, кто знает?! Хочешь спасти обоих, друг? Отдали их, ушли мальчика подальше. Я бы посоветовал не возвращать Саула в Иерусалим. Скажем так. Заметь — я стараюсь быть справедлив, но грек во мне, быть может, перевешивает философа и друга… Иерусалим, школа, да и вообще все, что связано с вашей верой, Хрисал, несколько мрачновато для юной души, что погружена в печаль. Позволь мальчику познать и другой мир, от которого так долго отдаляла его мать. В нем также немало темного, конечно, но он — другой. И даже немногих отличий хватило бы, чтобы долго познавать их, а значит — отвлечься от собственных бед. От собственной обособленности и одиночества…
Но мать встала на пути первого крещения Саулова. Как же иначе назвать это действо приобщения ко всему общечеловеческому?
— Ты! Ты смеешь говорить со мной об этом! Греческая академия для моего сына!
Красивое лицо женщины исказил, обезобразил гнев. В сознании бедного Хрисала — Иувала промелькнул образ Медузы Горгоны. Не мог же он в мгновение ока перестать мыслить, как привык, — образами из мира греков и римлян, в котором приходилось жить…
— Ты повинен в болезни бедного ребенка! — в безумии гнева своего кричала она, возводя грех свой на того, кто не более ее самой был виноват. — Привести в дом свой необрезанного язычника, поселить его здесь, подпустить к мальчику, да только ты и мог это сделать. Только ты! Вместе вкушали вы еду за одним столом, и ты позволял возлияния вином и воздаяния словами нечестивым его демонам…
Иувал пытался вставить хоть слово. Объяснить, растолковать ей все то, что выкристаллизовалось в сознании за многие годы жизни рядом с язычниками. Он хотел бы ей сказать то, что было сказано отцом незадолго до смерти ему самому и осталось в памяти нерушимо: «Бремя и радость Закона даны Господом лишь народу Своему. С него и спрос, и быть чистым или нечистым дано лишь нам перед своим Богом. Язычник, не знавший Закона, не может быть нечист. И чистота, и нечистота его — не твоя печаль, сын. Пусть Господь спросит их с него Сам, по тому закону, который предначертал для язычника. Ты же уважай в нем человека…».
Но если до сего дня женщина не услышала его, не попыталась понять, принять, то разве можно добиться этого сейчас, когда она в печали? Горе не выбирает слов, не страшится обвинений. Пусть они несправедливы, что ей до этого? И он замолчал, поник. Градом сыпались злые слова на его голову. Сердце, и доселе исполненное печали, тосковало по-черному…
— И теперь мы осквернены идолопоклонством, и неугодны Господу, и прокляты всеми проклятиями Его! Но тебе и этого оказалось мало. Предаешь сына погибели, отрезаешь его от Израиля, от народа своего…
[1] Геркулесова болезнь — эпиле́псия (др. — греч. «схваченный, пойманный, застигнутый»; лат. epilepsia или caduca) — одно из наиболее распространённых неврологических заболеваний человека. Русское название болезни "падучая" является калькой с латинского наименования caduca. Представляет собой хроническое психоневрологическое заболевание, характеризующееся склонностью к повторяющимся внезапным припадкам. Древние греки и римляне объясняли эпилепсию божественным вмешательством — «Геркулесова болезнь», «божественная болезнь», «падучая». В христианстве она считалась проявлением бесовской одержимости (Мк. 9:17-20).
[2] Аскле́пий — (др. — греч. «вскрывающий») — в древнегреческой мифологии бог медицины и врачевания. Изначально был рождён смертным, но за высочайшее врачебное искусство получил бессмертие. Согласно легенде, отцом Асклепия был бог Аполлон, а матерью — в одной из версий нимфа или героиня Коронида, в другой — Арсиноя.
