Красный цветок Глава 3 Дом Летящих Теней

Госпожу. Нашими жертвами становятся люди, умеющие отражать большинство атак. Воины. Министры. Маги.
- Маги?  - встрепенувшись, оживилась я. - Вы хотите сказать, что простые наемные убийцы способны  их уничтожить?
- А кто сказал – «простые», дитя? - оборотень укоризненно покачал головой. - Тебе  так многому предстоит научиться. Атаковать и уходить от атаки. Читать, плести заклинания, очаровывать. Отравлять, соблазнять, карать.  Сжигать в жестоком пламени огня и сладком пламени страсти.
Учиться мне хотелось. Процесс казался увлекательным. Если ценой знаний станет чья-то жизнь, значит, так надо, значит,  так будет. Я согласилась выполнять условия сделки. За кров и защиту, за еду. И за знания.
Начались бесконечные уроки.
Холодный металл не был главным моим козырем. Им была Сила. Не магия, ибо магия подразумевала плетение тонких заклинаний, математически точно выстроенных и выверенных построений. А это мне не давалось. Нет, моим коньком была  не магия. Стихийная, необузданная дикая Сила, которая приходила и уходила без всяких обрядов, жертвоприношений и прочих вспомогательных ритуалов.
В большинстве Магических Университетов ученики разделяются на факультеты по классификации:
1) источники Силы:
Огонь – Вода – Воздух – Земля;
2)  по направлениям: бой, ментальная магия, природа, жизнь, смерть.
Моим источником, понятное дело, был «огонь», а направлением – «бой». Ими я владела, как говориться «от Бога», то есть в совершенстве. Без всякого труда, как умением ходить, дышать, видеть. Это был дар. Не приходилось прилагать особенных усилий, чтобы владеть ими. Все происходило так, будто бы я вспоминало то, чем некогда владела.
Спустя неделю после того, как я вошла в Дом, мне «посчастливилось»  применить этот «дар» на полную мощность.
В тот вечер Миа*рон зашел ко мне в комнату:
- Тебе предстоит сдать небольшой экзамен, -  промурлыкал он. - Переоденься.
Я поджала губы, но покорно переоделась в предложенную черную шелковую одежду,  «обливающую» тело  с ног до головы, оставляющую на свободе только глаза.
На выходе из комнаты, столкнувшись с двумя фигурами, так же, как и я,  обернутыми в черный шелк, покорно проследовала за ними, пока не оказалась в комнате, напоминающей ложу в театре. Миа*рон возлежал здесь на черных подушках, разбросанных по полу. Не удостоив меня даже короткого взгляда,  он жестом отдал  приказ сесть рядом. Я повиновалась. Что мне оставалось?
Внизу лежала знакомая арена с изображением звероподобного Бога из черного камня. По обе стороны  злой статуи молчаливо застыло с полсотни шелковых черных фигур.
По животному легко Миарон поднялся на ноги, и завел речь примерно такого содержания:
«Много есть на свете слов, но их не хватит, чтобы описать Бой. Настоящий воин всегда помнит, что бой – это не танец, рассчитанный на зрителя или аплодисменты. Бой это проще. Много проще, прекраснее и страшнее. Суть боя проста. Нужно выжить и  уничтожить противника. Уничтожение противника является непременным условием выживания. Здесь не может быть место колебаниям, размышлениям, милосердию. В драке милосердия нет. Драматургия боя предельно проста: выпад – укол – отход. И все повторить сначала. Пока не победишь или пока не умрешь.
Сегодня пришло время показать, на что способен каждый из Вас. Проигравший -  падет, что бы никогда не подняться. Выигравший получит возможность продолжить существование. Возможно для того, чтобы пасть завтра. Такова жизнь. Пришло время принести жертву оружию. Обнажите сталь! Вы больше не товарищи и не братья. Вы – враги. А врага нужно уничтожить!!  Убить! Да придет Светлая Ярость! Да сделает Ваши руки крепче! Божество смотрит на Вас!!! Вперед!!!».
Судя по тому, как яростно и молчаливо, без единого звука, тени начали движение вперед, Светлая ярость не пришла, а прилетела. Это был ужасный и  одновременно прекрасный танец со Смертью. Молчаливая и беспощадная борьба. Клинки, кинжалы, стилеты, - сталь, сталь, сталь! Сталь свистела и - нет, - не визжала -  ПЕЛА! Входя в плоть, напивалась алой кровью.
Наблюдая за сражением, я жалела только о том, что одежда на темных ангелах была черной. Черное и алое выглядит  далеко не так драматично, как алое, расплывающееся на белом. Для меня в то мгновение на арене не было жертв, все Тени были одинаково сильны, смертоносны, прекрасны.
Чужая боль. Чужая Ярость. Чужая Смерть. Так вот о чем твердил Миа*рон все это время! Они кружили головы, они давали Силу, непередаваемую остроту ощущений.  Он прав: такое наслаждение не получишь иначе, кроме как наблюдая за  чужой агонией в пылу сражения. Кто-то падал, кто-то, обливаясь кровью, продолжал драться, когда песнь клинков перекрыл сочный рык Миарона. Бросив взгляд в его сторону, я пришла в ужас. Оборотень начал трансформацию, и передо мной был уже не человек и не зверь, а нечто среднее и от того страшнее и омерзительнее всего, что я могла до той поры себе представить. В то мгновение он стал похож  на своё кровавое Божество.
Удар, последовавший за этим, выбросил меня на середину арены. Я чудом не сломала себе шею и не поранилась. Оглушенная падением, оглушенная неожиданным поворотом событий, превращенная одним рывком из зрителя в действующее лицо, я не успела даже испугаться, в тот момент, когда тени начали двигаться в мою сторону.
Вся показная крутизна в момент с меня слетела, как пух с одуванчика. Если бы была малейшая возможность просить пощады, вместо того, чтобы драться, я бы, поверьте,  просила. Но такой возможности у меня не было. Кого было просить? Вокруг были не люди,  -   Тени.
Летящие, скользящие, еле различимые, сливающиеся с тьмой.
Нож просвистел  рядом, я едва успела уйти  в сторону, сообразив, что времени на страх и отчаяние у меня просто нет. Свист стали и страх заставили меня скользнуть на ту сторону мира, где люди двигались медленнее, где кинжалы передвигались со скоростью улитки, будто рассекали не воздух, а кусок теста. Но даже там, в замедленном режиме, клинков было слишком много, я не успевала отвести их все. Какой-то из них должен был непременно достигнуть цели.
Но умирать я не соглашалась.
Я отпустила от себя холодные порывы ветра, те, полетев на встречу кинжалам, оборотились непроницаемой стеной. При соприкосновении «стены» и клинков железо мгновенно плавилось, шипело и стекало на пол, оставляя после себя черные пятна на белом граните.
Я стояла в эпицентре огромной ветровой воронки, холод рвал мое тело на части, но от меня разбегался не лед, а пламя. Одна стена, вторая, третья. Первая уничтожила оружие. Вторая заставила черные одежды людей вспыхнуть, словно порох. Третья спалила тела.
Самое ужасное, что охваченные пламенем,  люди не кричали. Бешено трещало одно лишь пламя.
Первые ряды  уже полегли на пол жирным пеплом, а следующие снова напирали с упорством, достойным лучшего применения. Вокруг меня огонь вырос плотной стеной. Время от времени он разбегался в стороны,  как круги по воде. «Стену» не могло пробить  оружие, ни могли перейти  люди, поскольку стоило им пересечь черту, как они рассыпались ворохом черного пепла. Тела вспыхивали и прогорали в одну секунду даже не как сухие дрова,  а как порох.
Тени дрогнули, и сделали попытку отступить. Но я, вся во власти огня, уже не давала им бежать. Протянув руку, я «выхватила» оружие у одного из нападавших. Ровно, красиво  легко нож упоенно вошел в тело жертвы. Красная жидкость потекла по отливающему синевой острию железа, коснулась моих пальцев и, зашипев, исчезла, словно поры  получили способность впитывать её в себя. После этого уже не ручеёк, а целые речные  струи крови устремились к моим рукам,  исчезая, наполняя меня пьянящей пенящейся Силой. Пронзенные мною противники дымились. Через короткое мгновение на пол просыпался  новый ворох черного пепла.
Почти всех, кто в тот день присутствовал на арене, постигла подобная страшная участь. Круглая, как арена, площадь, полыхала языками пламени всех возможных цветов и оттенков. Несколько скорчившихся испуганных существ распласталось по полу, мечтая о том, чтобы их добили как можно скорее, ибо страх смерти подчас страшнее её самой.
Я чувствовала ужас, отчаяние и тьму, наполнивших стены. Живые существа гибли в багряном костре, черный едкий дым уносил их души к  берегам Последней Реки.
Миа*рон, воззрился на развернувшуюся  у его ног картину с безопасной высоты.
- Почему ты не добьёшь остальных?– С любопытством поинтересовался он. - Ты же видишь, они ещё живы.
- В этом нет необходимости. Они больше не нападают.
- Что ж, - лениво уронил Зверь, обращаясь к перепуганным детям,  - либо противник для Вас слишком силен. Либо, - он выдержал короткую паузу, - либо вы просто не способны к обучению. В любом случае Нашему Богу вы больше не нужны. Умрите.
- Маэстро, - обратилась я к нему как можно почтительнее,  приседая в традиционном почтительном реверансе  - сегодня погибло много людей. Не довольно ли? Оставь жизнь тем, кого пощадило пламя.
- Не пламя, а ты сама, - он отрицательно покачал головой. - Здесь только я решаю, кому жить, а кому умирать. Моя воля, а не твоя, ясно?
- Да, маэстро, ясно. – Покорно опустила я голову. -  Вы оставите им жизнь?
- Нет.
Подняв голову, я встретилась с ним взглядом, прочитав  в нем лишь злобное торжество.
Симпатия, которую временами внушало мне это противоречивое существо, скончалась на месте. Его сила была разрушительной, красота – черной и бесплодной, сердце – кровожадным, душа – звериной.
Жестом Миа*рон отдал распоряжение выпустить пантер из клеток. За моей спиной раздалось утробное урчание и приглушенные крики.
Я не смотрела на то, как дикие кошки терзают распростертые тела, вонзая в них острые синие когти. Но не могла не слышать утробного звериного урчания и хруста разрываемой на части плоти.
Лучше бы я сожгла их. Сожгла всех.
В то мгновение я приняла решение. Обучи меня, чему сможешь, Учитель. Я буду делать то, что ты захочешь и так, как ты захочешь. Убивать того, кого ты захочешь и так, как ты велишь.  Я стану самым лучшим твоим учеником.
А потом, когда учиться будет больше нечему, я убью тебя, мразь!