*
Закончив девятый класс, я долго уговаривала родителей и, всё-таки, отпросилась поехать на Азовское море к маминым родственникам. Нагрянула я к тёте Дусе (а фактически она была моей троюродной сестрой), как снег на голову.
Жила наша родственница одна в хорошо обставленной двухкомнатной квартире в центре города Н. Семью в своё время она не завела, а в тридцать восемь, по её словам, заводить было уже поздно. Была она очень красивой. Её тёмные с лёгкой поволокой глаза и белые руки, с тонкой, как шёлк, кожей, красивые пальцы, красная полоска лака на коротко остриженных ногтях постоянно притягивали мой взгляд. Пышные, чуть завитые волосы красиво обрамляли миловидное лицо. Простое и аккуратно сшитое ситцевое платье очень удачно подчеркивало её красивую фигуру.
Я сразу представила себе, как легко и изящно она ходит по улице или танцует, а вместо этого увидела уставшую после работы женщину, с усилием ступающую припухшими ногами – тётя Дуся работала дамским парикмахером.
В те юные годы я не очень-то обращала внимание на выражение «незваный гость хуже татарина» и так далее. Сердце моё было открыто людям, никого и ничего я не боялась. Мне нужно было только море, хорошая погода да ночлег недельки на две, а чьё-то общество мне было безразлично, как, впрочем, и я ему.
Уделять мне много времени тётя не могла, т.к. после работы и по выходным у себя на квартире она обслуживала особо привередливых клиенток. Утром мы завтракали и расходились по своим делам: тётя Дуся – на работу, а я, естественно, на пляж.
Городской пляж был ужасен. Грязный, никогда не просыхающий и липкий песок очень быстро испачкал мой половичок, и сидеть, а тем более лежать на нём никак не хотелось, поэтому я или плескалась у берега, или ходила по самой кромке такой же грязной воды. Да и соседство зловонно дымящих труб металлургического завода испортили окончательно моё настроение.
Через несколько дней из разговоров соседей я узнала, что где-то не так далеко есть хороший пляж, но добраться туда можно только автобусом. Меня это устраивало, так как никакой поклажи кроме книги, половичка и чего-нибудь съестного у меня не было. Вечером тётя Дуся с большой неохотой описала мне маршрут к моему новому пристанищу, и я уже на следующее утро была на новом месте.
Здесь мне нравилось всё. Места, где лежать, было много, песок чистенький, водичка ласковая и абсолютно прозрачная, а я сытая и довольная. Что ещё нужно для простого человеческого счастья? Моему блаженству не было предела. Постепенно я освоилась, присмотрелась к соседям и нашла себе отличное место для отдыха.
Свойство моей удивительной кожи были таковыми, что даже под палящими солнечными лучами она никогда не обгорала, а только с каждым днём приобретала всё более тёмный оттенок, поэтому я расстелила половичок на самом солнцепёке и стала заниматься своим излюбленным делом – наблюдать.
Чёрные солнцезащитные очки позволили мне, не поворачивая головы, наблюдать за тем, как рядом постоянно ссорилась молодая пара; как бабушка укладывала спать своего непослушного внука рядом с собой под натянутую на четыре колышка простыню; как смешно падали в воду играющие в волейбол молодые парни и девушки. А чуть дальше очень красиво закалывала вокруг головы длинную косу высокая дама.
Так прошёл весь мой первый день на этом замечательном пляже, пока голод не погнал меня к моему временному пристанищу.
Тётя Дуся с нетерпением ждала меня и только после моего довольного вида и хорошего аппетита немного успокоилась. Причину её переживания я так и не узнала. В последующие дни, невзирая на её уговоры и просьбы, я снова была на полюбившемся пляже.
Однажды, где-то около 10-ти часов, моё внимание привлекла дружная хохочущая компания молодых парней и девушек 16-20 лет. Они тесным кольцом сидели, стояли, лежали вокруг чего-то неведомого, которое вызывало у окружающих повышенное внимание и неудержимый смех.
Отдыхающие подходили, очень внимательно смотрели на что-то на песке в центре, смеялись вместе со всеми, а некоторые, наклонившись, что-то говорили и указывали рукой, снова смеялись, а затем уходили по своим делам.
Мне невольно захотелось немного отклониться от обычного моего маршрута к берегу и выяснить, чем же был вызван столь заразительный смех. Каково же было моё удивление, когда я увидела, что в компании играли в шахматы! Но что же в шахматах было смешного?
Посматривая в их сторону, я постепенно поняла, что центром внимания и душой компании был очень загорелый парень с пышной чёрной шевелюрой. Взгляд огромных смоляных глаз в обрамлении махровых ресниц (зависть всех девчонок!) лишь на несколько секунд опускался на доску, а затем быстро устремлялся на кого-нибудь из окружающих. Пара неслышных мне фраз – и вдруг опять неудержимый взрыв хохота. Моё любопытство превысило все допустимые пределы, поэтому, устроившись удобнее теперь уже в тени абрикосового дерева, я стала наблюдать, отгородившись от остального мира ширмами очков.
Полуденное солнце разогнало толпу зевак, и я заметила, что так заинтересовавший меня парень лежал на животе ногами к морю и по пояс был прикрыт какой-то тёмной тканью, очень похожей на мягкую стиранную-перестиранную байковую ткань. Его поза ни разу не поменялась за всё это время и со стороны казалась не очень удобной. Те, кто сидели рядом и с обожанием ловили каждое его слово, вставали, купались по 2-3 человека, меняли точки соприкосновения с песком, и только он, даже не пытаясь изменить положение своего тела, продолжал управлять боем на шахматной доске и настроением окружающих.
В эти долгие минуты я очень жалела, что не слышу шуток, что довольно далеко лежит мой половичок и солнце так сильно нагрело песок и воздух. А вот подойти смелости так и не хватило. Ходили, загораживая обзор, какие-то люди, бегали дети, засыпая песком глаза. Мороженщица и проплывающий далеко на линии горизонта пароход немного отвлекли моё внимание и, повернувшись, я с удивлением обнаружила, что всё на этом «пятачке веселья и счастья» вдруг стало стремительно меняться. Двое парней очень аккуратно сняли ткань, прикрывавшую ноги друга, перевернули его на спину и, подставив под неё свои руки, так же бережно отнесли безвольное тело к самой кромке воды.
Я обомлела. То, что было ниже пояса и до этого момента пряталось от посторонних глаз под накидкой, существовало как бы само по себе. Мышцы ног, если они и были, то только в зачаточном состоянии, поэтому вся нижняя часть туловища представляла собой кости, обтянутые загорелой кожей с необычно ярким пятном синих плавок.
Во мне что-то перевернулось. Вдруг стало невыносимо стыдно за то, что я умею ходить, бегать, просто обходиться без посторонней помощи, и, не отдавая себе отчёт, я невольно села, обхватив согнутые в коленях ноги своими руками, да так и застыла в этой нелепой для жары позе.
Парень лежал на спине у самой кромки воды, омываемый ласковой, тёплой волной. Рядом с ним на песок присела спиной ко мне плотненькая выше среднего роста девушка с коротко остриженными волосами золотисто-соломенного цвета. Эти необычные собеседники всё время смотрели друг на друга, что-то оживленно обсуждая. Девушка при этом всё время поливала его тело зачёрпнутой в ладошку водой там, куда не доставала тёплая волна. Иногда парень приподнимался на оба локтя и показывал вдаль, иногда что-то чертил палочкой на мокром песке, но никто из друзей или окружающих ни разу не подошёл и не побеспокоил их.
А у шахматной доски продолжалась игра, но она была молчалива и сосредоточена. Не было ни хохота, ни жгучего интереса любопытных, совсем недавно обступавших игроков со всех сторон.
Впервые в жизни у меня болела у горла сжавшаяся до кома душа. Тиски, сдавившие дыхание, задавили и первые признаки приближающегося голода. Есть не хотелось совсем. Мороженщица, распродав содержимое своего ящика, давно ушла, вода на этом диком пляже не продавалась, и я была обречена на долгое ожидание пятичасового автобуса. Я ушла купаться, даже не пытаясь бросить взгляд на собеседников, так как только вода стала моим самым большим желанием.
А тем временем на пятачке всё повторилось в обратном порядке, и вновь над пляжем взорвался раскатистый смех. И вновь обладатель больших чёрных глаз устремлял свой взгляд с одного игравшего на другого, иногда что-то отвечая окружающим, и опять всё сопровождалось взрывами неудержимого смеха.
Мне больше не хотелось, прислушиваясь, наблюдать за этой необычной компанией. Я раньше обычного времени уехала в город и, чтобы вовремя прийти, целый час или два болталась по городу, кормила печеньем голубей и пила газировку. Моё подавленное настроение сразу не понравилось тёте, но ответить на её расспросы что-либо вразумительное я так и не смогла и впервые за десять дней попала под подозрение.
Истолковав по-своему, на следующий день она поехала на пляж вместе со мной. Расспросы соседей по пляжу и откровенные наблюдения за мной окончательно успокоили её, и, сказав мне, что теперь она абсолютно за меня спокойна, тётя Дуся ушла на работу в парикмахерскую во вторую смену. Вокруг был песок, как песок, вода мокрая и холодная, купаться совсем не хотелось, и я затосковала по дому.
Купив билет только на пятницу, мне ещё целых три таких долгих дня пришлось проводить на пляже. Можно было бы ходить и на городской, но меня как магнитом тянуло назад на полюбившееся место.
Что-то неведомое и доныне не испытанное творилось в моей душе. Там были и страх перед неизвестной болезнью, и жалость от невозможности помочь, и жгучий стыд за то, что я умею ходить. Я так хотела и так боялась увидеть эту компанию вновь, но её за эти, оставшиеся до отъезда, дни больше не было.
Моя память и моё сердце так чётко и ясно запечатлели на долгие годы всё увиденное и пережитое, что позволило мне в самые трудные моменты жизни возвращаться назад в далёкое прошлое. Смех этого удивительного паренька как волной разглаживал песок моих проблем и неурядиц, не давая забыть, что всё в этом мире познаётся в сравнении.
