Красавица Леночка: Психические войны, или Кто в халате, тот и психиатр

ситуации может случиться только с ним самим, либо с людьми (как в данном случае с Владимиром), от которых он зависит. Практически точно в оговоренный в предыдущую встречу день, Андрей позвонил и поинтересовался, удалось ли проверить ноутбук. На что Джонни (готовый, впрочем, в случае сильной враждебности Андрея пойти на уступки) объяснил ситуацию, как есть, и просил подождать ещё неделю, а Андрей, на его удивление, отнёсся с пониманием.
Однако, как назло, ближе к воскресенью, с характерной для него удивительной предупредительностью позвонил Владимир и весьма расстроенным голосом сообщил о поломке своей машины. Другой человек на месте Джонни, наверное, назвал бы сложившееся положение проявлением «закона подлости». Однако сам Джонни, при всей своей негативной эмоциональности, так не считал. По его мнению, люди просто обычно дольше помнят плохое, от кого бы оно ни исходило – других двуногих или слепой судьбы. Хотя другие люди, наверное, всё же вызывают большую злопамятность.
Но, так или иначе, здоровье уже не позволяло Джонни самому доехать до работы Владимира, особенно с учётом развившейся в последнее время агорафобии, из-за которой любая вылазка даже на небольшое расстояние от дома превращалась в пытку. А потому, когда позвонил Андрей и поинтересовался, удалось ли протестировать ноутбук, Джонни только сказал сухо: «Приезжай. Я отдам тебе оставшиеся деньги».
Зайдя в квартиру, Андрей, словно гордясь, «вот видишь, я продал тебе хорошую вещь, а ты говорил...», ещё раз повторил вопрос, только на этой раз в несколько иной форме: «Ну как, всё работает?» В ответ Джонни не стал врать, даже если сказать правду в данной ситуации означало не только выставить себя полным идиотом, не способным выполнить намеченное, но и признание абсурдности разделения получения денег Андреем на два этапа. Словно пытаясь даже не оправдаться, а хоть как-то объяснить, почему у него опять всё так глупо получилось, Джонни сказал: «Просто раз уж я обещал тебе, значит, приходится выполнять, как бы там ни было». Андрей ничего ему на это не ответил, а только молча протянул руку.
Конечно же, этот жест не мог не привести Джонни в недоумение. Как и ещё один пакет с зимней одеждой, как бы невзначай оставленный Андреем у него в квартире.
Но вовсе не об этом думал в первую очередь Джонни после того, как Андрей, пожелав ему «всех благ», закрыл за собой дверь. Джонни неожиданно погрузился в печальные размышления о том, почему его жизнь пришла к такому итогу. Ведь по сути, после того как, по словам его грёбаных родственничков (которых Джонни ненавидел до тех пор, пока благополучно не послал всех их на х**, прекратив контакты) его мать и бабка всю свою жизнь пытались заработать на и обустроить квартиру, он превратил её в свалку металлолома и тряпья.
Джонни прекрасно понимал, как другие добивались успеха – в основном при помощи принуждения и обмана. А сам он никогда толком не умел ни драться, ни врать. Каждый раз, когда ему приходилось говорить неправду, Джонни тушевался и представлял себе, как плохо он сделает тому человеку, какие может причинить страдания и тому подобное. В подобных ситуациях он словно чувствовал чужую боль, ставя себя на место своей потенциальной жертвы и... нередко отказывался от своей затеи, даже если это приносило ему в итоге неприятности или убытки.    
Но не меньше страданий, нежели издержки собственной неспособности обманывать людей, доставляли ему постоянно возникавшие ситуации, в которых его самого обманывали или ещё как-то использовали другие. Драматизм переживаний усиливался болезненным осознанием, всё чаще посещавшим его последнее время в связи с накоплением горького и унизительного опыта. Раньше Джонни был уверен: так подло с другими могут поступать лишь отдельные, особенно «плохие» люди. Быть может, в своё время  они сами стали жертвами, или у них было трудное детство. Когда Джонни открыл для себя теорию про психопатов, у него вроде как появилось удобное объяснение: Эти люди больны на органическом, генетическом уровне. В мозгу у такого человека отсутствуют важные структуры, отвечающие за эмоциональные реакции, вследствие чего он оказывается равнодушным к страданиям других, неспособным к сопереживанию.    
И в то же время, ему нередко (заведомо слишком часто, чтобы их всех объявить прирождёнными психопатами) встречались люди, чьё поведение недвусмысленно свидетельствовало об их позиции: «я обману или как-то ещё использую тебя при первой возможности». Более того, их заведомо вредоносные поступки не встречали осуждения в обществе. Напротив, уважаемые бизнес – тренеры, мотивационные ораторы и даже психолухи поучали обывателей осознанно подражать подобным негодяям, целенаправленно разыскивая и окучивая беззащитных овечек, которых безнаказанно можно ободрать.
При таком раскладе уже не было смысла надеяться объяснить как самому человеку, так и другим, выступающим в данной ситуации безучастными сторонними наблюдателями, что он поступает неправильно, делая тебе плохо. Ведь с их точки зрения, это твоя личная проблема, которая больше никого не касается. И тогда получается, во многих случаях противостоять эскалации обмана, эксплуатации, унижения может лишь реальная грубая физическая сила. Но где её взять, если у тебя нет, и никогда не будет нормального здоровья?

Больные люди в больном обществе

Когда – то давным-давно, в подростковые годы Джонни мечтал о том, как он станет здоровым и сильным, и сможет не только решительно отстаивать свои законные интересы, но и защищать слабых от произвола двуногих хищников. Однако это, как практически и все прочие благие намерения в жизни Джонни, могло осуществиться лишь в его фантазиях.
В суровой же действительности все его потуги заняться физическими упражнениями, чтобы нарастить мышечную массу, которая позволила бы ему выглядеть в глазах других источником реальной силы, терпели фиаско примерно по следующему сценарию:
После напряжённых усилий Джонни резко становилось не по себе – было трудно дышать, окружающий мир начинал казаться нереальным, возникал невыносимый страх скорой неминуемой смерти. А на следующий день Джонни отправлялся в поликлинику к терапевту «проверять сердце» – по его представлениям на тот момент, отказ именно этого органа должен был преждевременно оборвать его жизнь. Однако врач Бургомистрова и тем более время от времени подменявшая её (по сути, в роли статиста, способного лишь выписывать больничные) гастарбайтерша оказывались не в состоянии даже поставить вразумительный диагноз, помимо пресловутой «вегетососудистой дистонии» и (в неформальном разговоре с мамой Джонни) «излишней мнительности», и отправляла к невропатологу. Та же, после практически бессмысленного в такой ситуации ритуала постукивания по коленкам, предлагала прекратить нюхать клей и растворители, взять себя в руки и заняться спортом. Либо... обратиться к психиатру. Последнее уже говорилось ею с глазу на глаз маме Джонни, которая потом пересказывала ему, умоляя взять себя в руки и стращая для пущей убедительности тем, как гробят людей в психбольнице ядовитыми препаратами. А затем начинались скандалы, когда мама заставляла Джонни ездить к экстрасенсам «раз официальная медицина не помогает». И страдания Джонни только усугублялись, когда он полным ненависти взглядом наблюдал за тем, как шарлатан гребёт себе в карман мамины деньги, беспардонно наживаясь на несовершенстве медицины и неспособности некоторых людей примириться с тем, что некоторые болезни просто не лечатся.
С тех пор прошла примерно четверть века. У Джонни уже давно не возникало даже мыслей о силовых тренировках. Указание на то, к чему привели бы его такие попытки, он получил несколько лет назад, когда имел неосторожность немного пробежаться рысью за автобусом, чтобы потом долго не ждать. Неожиданно ему стало трудно дышать, он почувствовал, как не может сделать полноценный вдох, сердце стало колотиться так, словно вот-вот разорвётся на части, окружающая обстановка вдруг показалась нереальной, и случайные прохожие стали свидетелями того, как Джонни прощался с жизнью, жадно ловя ртом воздух. Потом, не раз вспоминая эту историю, Джонни с ужасом думал о том, как близок он был тогда к тому, чтобы безвозвратно перейти из состояния «зрачки расширены от страха» в «зрачки расширены, на свет не реагируют».
Теперь ему оставалось только стремиться реализовать программу – минимум: как пожить ещё немного, хотя бы несколько лет? Конечно, живи он в подлинно цивилизованной стране, первым разумным шагом в попытке поправить серьёзно пошатнувшееся здоровье был бы визит к врачу, дабы воспользоваться методами современной инструментальной диагностики, а также знаниями, которыми располагает специалист. Но к какому? Очевидно, в его ситуации это был бы невропатолог, или, как теперь их принято называть на западный манер, невролог.
Только вот незадача: Джонни до сих пор вспоминал свои отвратительные ощущения, когда во время последней болезни его мамы приходила невролог Ряхина. Физически он той весной чувствовал себя ещё не так плохо, как сейчас, однако моральное состояние его было совершенно ужасным. Состояние умиравшей мамы поставило тогда перед ним слишком много чисто практических и иных вопросов, на которые Джонни не только не знал ответа, но даже не представлял себе, с чего начинать. Однако один важный момент стал ему в те трудные дни предельно ясен: как бы тебе ни было плохо, рассчитывать на помощь со стороны медицины не приходилось.  
Почему? Ответ на этот вопрос становился очевиден, когда Джонни невольно слышал разговоры бабок – бывших знакомых его мамы. Эти очень бойкие женщины, много повидавшие на своём веку, ещё отнюдь не впали в болезнь Альцгеймера или иную сенильную деменцию, а потому могли без труда прикинуть в уме, что автомобиль, на котором разъезжает «эта врачиха» равен по своей стоимости её официальной зарплате в поликлинике за шесть лет.
Впрочем, хотя он тоже, как говорят дерьмократы и им подобные, любил считать деньги в чужих карманах, в своей моральной оценке данного обстоятельства Джонни кардинально расходился с этими женщинами. С его точки зрения, доктор Ряхина имела ничуть не меньшее моральное право на комфортную жизнь, нежели многочисленные офисные служащие, которые, даже рядовой планктон, ни хрена не производили – ни товаров, ни подлинных благ. В противоположность им, невролог Ряхина приносила реальную пользу людям – пусть богатеньким, или, по крайней мере, заведомо платёжеспособным, а потому, возможно, классовым врагам Джонни, но в этой роли она отвечала высокому призванию врача. Глупо требовать от человека, даже медика, каждодневного самопожертвования в его профессиональной деятельности, если государственная политика в сфере здравоохранения не обеспечивает материальных ресурсов для оказания медицинской помощи каждому нуждающемуся в ней, независимо от его финансового положения.
А недавно Джонни невольно получил дополнительное свидетельство бесперспективности в его ситуации обращения за медицинской помощью. На основании увиденного он ещё раз убедился: крайне