Я практически не знаком с поэзией этого великого поэта – лауреата Нобелевской премии, диссидента, не понятого в России и умершего в Штатах, разумеется, Америки.
Пробовал читать его стихи, но они для меня заумные…
Ну, да Бог с ними, этими стихами…Кому повезло с умом и головой – тот и наслаждается.
Не о том я хочу рассказать, а о загогулинах жизни нашей во время оное.
В восьмидесятых годах случилось мне жить в болгарском посёлке Благоево.
Сложился уникальный коллектив: несколько тысяч болгар – в числе их, конечно, македонцы, турки, цыгане; несколько сот русских – конечно, украинцы, евреи, коми, и те, с национальностью которых проблема. Короче, советские…
Школа была одна, с размахом – тридцать два класс-комплекта. Рассчитана даже на соседние селения. Преподавание шло на русском с изучением родных и иностранных. Директор Купцинелли сумел заинтересовать проблемами обучения не только коллектив школы, но и весь посёлок.
У каждого класса были свои шефы. В школе богатая библиотека – ею долго заведовала Зайцева, приехавшая с семьёй с Русского Севера – где-то с Онеги, Каргополя…
На одном из чаепитий, по случаю какого-то юбилея, речь зашла о поэзии.
Кто-то упомянул Бродского. Зайцева оживилась и рассказала историю о том, как в юности пыталась воспитывать и наставлять на путь истинный Иосифа Бродского – тот её смиренно слушал и не возражал.
Мало сказать, что мы были удивлены…
Зайцева же рассказала, что это шло, как шефство по линии райкома комсомола.
После библиотечного техникума рассказчица по распределению была направлена в сельскую библиотеку со штатом в одно лицо при всех должностях – истопника, дворника, пропагандиста. Такое было время, такие задачи…
А диссидентство и отсутствие постоянной работы ленинградца Иосифа Бродского привело его к ссылке в далёкую архангельскую деревню, что было головной болью для местных руководителей. Для обретения лояльных взглядов к власти поэт был облачён в валенки и фуфайку и определён в качестве рабочего на ферму.
В свободное от поднятия сельского хозяйства и удоев молока время, поэт Бродский в рабочей форме посещал библиотеку соседней деревни для просмотра свежих газет и журналов. Вот тут-то он и попадал в политические руки библиотекаря и был вынужден слушать монологи молодого специалиста. Не комментировал, в споры не вступал и молча уходил.
От перевоспитания Нобелевского лауреата трудом, деревней и шефством агитатора спасла житейская ситуация: за библиотекаршей приехал бравый ефрейтор и увёз её в другое село.
А Иосиф Бродский, покорный судьбе и провидению, не нашёл себя на родине, уехал в Америку и стал достоянием Мира.
Так было – и это тоже маленькая крошечка истории.
Автор, а для чего вы написали эту статью? Что именно вы хотели рассказать нам о Бродском?
Что вы незнакомы с его стихами? «Я практически не знаком с поэзией этого великого поэта – лауреата Нобелевской премии, диссидента, не понятого в России». Это Бродский-то не понят в России?
«Пробовал читать его стихи, но они для меня заумные…» Какие именно? Может, эти?
В Рождество все немного волхвы.
В продовольственных слякоть и давка.
Из-за банки кофейной халвы
Производит осаду прилавка
Грудой свертков навьюченный люд:
Каждый сам себе царь и верблюд.
***
Ни страны, ни погоста
Не хочу выбирать,
На Васильевский остров
Я приду умирать…
***
В тот вечер возле нашего огня
Увидели мы черного коня…
***
В деревне Бог живет не по углам,
Как думают насмешники, а всюду.
Он освещает кровлю и посуду
И честно двери делит пополам…
«Зайцева … рассказала историю о том, как в юности пыталась воспитывать и наставлять на путь истинный Иосифа Бродского – тот её смиренно слушал и не возражал… был вынужден слушать монологи молодого специалиста» Господи, неужели вы пишете это без иронии? («Господи» - это я не вам). «Зайцева … после библиотечного техникума … как шефство по линии райкома комсомола» учила жизни будущего нобелевского лауреата.
Бродский просто вырос в моих глазах, когда я узнала из вашей статьи, что он «её смиренно слушал и не возражал». А вот эти стихи он написал другой женщине, которая тоже учила его жить. Но уж, конечно, не по линии райкома комсомола:
В кустах Финляндии бессмертной,
Где сосны царствуют сурово,
Я полон радости несметной, когда залив и Комарово
освещены зарей прекрасной,
осенены листвой беспечной,
любовью Вашей – ежечасной
и Вашей добротою вечной.