Произведение «Понтий Пилат. Глава 6. Письма 1.» автора Фоп - Литературный сайт Fabulae (страница 1 из 2)

Глава 6. Письма 1.

*К – Гаю Понтию Пилату, привет.

Я сержусь; мне не ясно, должен ли, но я сержусь. Пребывание твоё в Иудее не бесполезно, но и ошибки твои мне ведомы. Последняя затея с акведуком неплоха. Нет нужды объяснять мне, как нужен восточному городу с его пылью и грязью акведук. Вода требуется для питья, для омовений, для поливки садов и пр. Зная склад твоего ума, не сомневался в том, что деньги ты изыщешь, не отягощая карман Тиберия ненужными тратами. Я не ошибся в тебе – 200 стадий[1] от города! У тебя талант градостроителя, и я всерьёз подумываю о том, чтобы развивать его в тебе. Поздравляю тебя, ты неплохо поработал, и деньги нашел, где следовало – в священном хранилище иудеев. Но к чему весь последующий шум?

Следовало объяснить неблагодарным негодяям, с которыми тебе приходится иметь ныне дело, что это их страна, их город, и соответственно – их вода, которую не унесет с собой Рим. Особо непонятливых можно было запомнить, и поучить их благодарности и стремлению к чистоте, не устраивая из этого публичного зрелища. А что сделал ты? Крики усмиряемой тобой палочными ударами толпы достигли ушей Цезаря. Ты же не в первый раз раздражаешь божественные уши.

Припоминаешь? В первый раз это были твои солдаты со щитами в Иерусалиме. Половина Иудеи поклялась умереть, но не допустить изображений императора в свой Священный город. Цезарь был бы рад исполнению их клятвы, кому же из венценосных особ приятно слышать, что их выставляют откуда бы то ни было. Правда, очередные волнения были бы весьма некстати. Но ты, словно желая вывести меня из терпения окончательно, повесил на стенах дворца Ирода те же золотые щиты с изображением императора. И снова жалобы к Тиберию. Он должен быть тебе страшно благодарен, думаю, при упоминании твоего имени он скрипит зубами.

И теперь ты вновь подставляешься под гнев императора. Сеяну стоило немалого труда уговорить Цезаря оставить тебя в Иудее. Он использовал всё своё влияние, весь свой пыл. Понимаешь ли ты, что это значит?

Думаю, влияния Сеяна и моих связей хватит, чтоб удержать тебя и в следующий раз, и раз за разом, до десяти раз. Не стану этого скрывать от тебя, наши позиции сейчас значительно укрепились. Но захочу ли я это сделать – вот в чём вопрос. Друг мой Пилат, ты, хоть и воин, но давно не юнец, пора научиться быть осторожным. Открытая атака на врага, согласен, упоительно-прекрасна. Несёшься вперед, сносишь всё на своем пути, вперед, к победе! Но разве ты не знаешь, что в твоей должности необходимы скорей отступления, маневры, лавирование?! Ты ставишь под угрозу выполнение моих планов, а я, как ты знаешь, не прощаю подобных ошибок, во всяком случае, не трижды! Сделай милость, не делай больше глупостей, иначе я забуду о нашем прошлом.

Впрочем, ты её уже сделал, очередную глупость, догадываешься ли, какую? Забрав деньги иудеев, ты выслал золото в Рим. Затея с акведуком позволила сделать это, послужив удачным прикрытием. Хотя, по договору, сначала серебро из Рима должно было бы приплыть к берегам Палестины. Сеян гордится твоим успешным покушением на сокровища иудеев. Он удивительно похож на моего старшего брата. Он прощает тебе всё, как когда-то прощал Германик. Мой брат и любил тебя за твою безрассудную храбрость. Я бы даже сказал, наглость. Я же предпочитаю точное исполнение задуманного, требующее немалого напряжения сил. Твои дерзкие наскоки нравятся мне всё меньше.

По второму, для меня не менее важному вопросу, всё не так плохо, как кажется. Здесь следует думать головой, а я помню с детства, что это у тебя не всегда хорошо получалось. Но я тебя выручу, впрочем, как всегда. Я думаю, что нашёл выход. Скоро в Иерусалиме появится египтянин, Ормус, один из учеников друга Сеяна. Как ты увидишь, он жрец, я выписал его из Александрии. Уверяю тебя, что этот человек – именно тот, кто нам нужен. Ему нет равных в знании религий и культов, он обладает рядом необыкновенных способностей. Его посвятили в некоторые подробности наших планов, Сеян занимался этим. Ормус едет к тебе с определёнными предложениями, но у него нет тех полномочий и возможностей, какие даны тебе. Вы нужны друг другу, он сумеет удержать тебя от необдуманных поступков, а ты найдешь применение его знаниям и способностям. Не стану объясняться подробнее, ты понимаешь. Надлежит быть кратким там, конечно, где можно; краткость в подобном письме извинительна. Будь здоров.

Сеян – Понтию Пилату, прокуратору Рима в Иудее, привет.

Твоя любовь к обмываниям способна вызвать умиление и восторг у всех, кроме меня. Не подражаешь ли ты твоему праведнику, Иоанну? Мне не нужен акведук в Иерусалиме, на тебя же одного иудеи запаслись бы достаточным количеством воды, вряд ли хватило бы смелости отказать Риму в подобных пустяках. Подвести к городу воду с расстояния в 200 стадий – это ли не подвиг Геркулеса?

Ты, может быть, ждал ещё и благодарности? Насмешил же ты меня. Но для тебя урок, а ты, сколько я помню, понятлив. Желают быть неумытыми – пусть не моются. Впрочем, пустяки, не сказал бы, что пришлось держать волка за уши[2], всё было просто и легко. Я просил, и мне не отказали. Цезарь милостив ко мне сверх всякой меры. Ты прощён. Но впредь воздержись от благодеяний. Даже за их собственный счёт, а уж тем более за наш. Вот тут моё заступничество может не помочь.

Хочу предупредить – не очень нравится мне эта египетская мумия Ормус. Скажу откровенно – ты излишне прямодушен, когда надоест прятаться и выжидать, ты можешь и сорваться. Жрец же обладает способностью ждать в засаде месяцами и подкрадываться незаметно. Но в своём деле он великолепен, мне приходилось это видеть. Не знаю, правда, что ему делить с тобой, не прокураторство же, в самом деле. А всё же чувствую опасность, и хочу поделиться с тобой. Не так уж много на этом свете людей, которых я уважаю.

Будь здоров.

*К Понтию Пилату, привет.

Итак, коли мне необходимо дать прямой ответ, выбрав из двух оставшихся одного, я не колеблясь, отвечаю – Иисус. Твой Окунатель, быть может, неплох, не отрицаю. Но он врос корнями в иудейскую религию настолько, что не способен оторваться от неё. Он представляется мне каким-то монолитом, попробуй, сдвинь его с места. Фанатизм удобен, когда им можно пользоваться. Может, кто-то и может пользоваться Иоанном, но только не мы. Я ощущаю его чуждым до степени полного неприятия, мне скучно думать о нём – это другой мир, одноцветный, скорее всего серый, холодный. Благодари себя за свой дар рисовать людей словами. Жаль, что ты не умеешь объяснить то, что видишь. Что же, придётся делать это за тебя. Будь подробней в своих письмах, я хочу видеть всех участников нашего театра твоими глазами. Черты внешности, походка, бросающиеся в глаза повадки. Это очень важно, префект. Ты увидишь, что я могу помочь. Отсюда, издалека, я могу сделать не меньше, чем жрец, мне бы только увидеть этих людей. Пусть твоими глазами, это очень хорошие глаза, глаза воина, привыкшие различать мелочи.

Я увидел Иоанна с твоей помощью, и я отвергаю его в роли Основателя.

Иисус... Жаль, что я не могу взглянуть на него своими глазами. Как бы я ни доверял твоим, но люди интересные и достойные внимания встречаются не столь часто, чтобы пренебрегать общением с ними. Интересно, что скажет жрец, но, на мой взгляд, египетское прошлое Иисуса он должен одобрить. Увы, не только иудеи грешат подобным, в наше время быть Богом – значит творить чудеса, исцеления и прочее недоступное иным. Только так можно подтвердить близость к Божественному. Нет чудес – нет бога, ибо если нет чудес и всё объяснимо естественными причинами и законами мира этого, как почувствовать человеку присутствие сил мира иного? Их не будет тогда. Торжествующий мир земной и его законы вытеснят навсегда самую память о боге из человеческого сознания… Но ум и таланты бессильны перед верой в чудеса. Что же, не стоит быть неблагодарными, используем дар нашего Основателя. Кстати, Иоанн ведь напрочь лишён подобного дара?

Хочу сказать, что этот дар – не последний у твоего Иисуса. В отличие от Иоанна, он разнообразен сам, и не требует единообразия ото всех вокруг. Он человечен, и это, безусловно, его преимущество. К нему тянутся люди, в первую очередь – простые люди. А ведь именно они – предмет нашего интереса, ибо их несравнимо больше, нежели людей богатых или одарённых.

Ты никогда не был знатоком истории, это, с моей точки зрения, существенный недостаток для политика, и я тебе неустанно твердил об этом. Но о Сократе[3] ты, конечно, слышал. Завсегдатай собраний, улиц, рынков, как и наш Иисус, не так ли? Совесть своих сограждан, призывавший их навести порядок в своём внутреннем мире. Равнодушный к вещам и деньгам, он упрекал соотечественников в излишней озабоченности делами войны, политики, предпринимательства. И при этом очень серьезно говорил о некоем Боге внутри себя, который и определяет его поступки. Собственно, за что и был казнен, за "поклонение новым Богам", и безропотно принял смерть. Как тебе такой ход событий? Чем не Основатель, которого мы ищем? Подходит ли подобная роль Иисусу? Я совершенно уверен, что и Сократ стал бы провозвестником новой религии, если бы не был столь образован, и к тому же, если бы не имел столь умных учеников. Платон[4] – великий философ, Ксенофонт[5] – не менее великий историк. Право же, это слишком. Никакой мистики, никаких чудес, никаких легенд... Одна голая правда. Они преподнесли нам своего учителя без ореола таинственности. А какая религия без чудес? Впрочем, я повторяюсь.

Иисус не слишком образован в нашем италийском понимании. Записывать свои откровения он не станет, впрочем, не делал этого и Сократ, зато постарались ученики. А ученики нашего Иисуса – это нечто совсем иное. Он ведь выбирает из среды отверженных, убогих. Поэт и мечтатель, а именно таким он выглядит в твоём описании, недаром у тебя проскальзывает нотка презрительного превосходства, когда ты пишешь о нём, Иисус говорит с ними на понятном языке. Эта среда ведь тоже не лишена поэзии, сказки – сугубо народный жанр. Они окружат его ореолом чудес, они заплачут над его жертвенной смертью. Они вознесут его Богом, если я что-нибудь понимаю в этих вопросах, а я понимаю. Я ведь и историк, я же и жрец.

Кстати, подумайте с Ормусом, должно ли быть число его сопровождающих каким-либо знаковым, магическим. Допустим, двенадцать, по числу колен израилевых? Не следует раньше времени раздражать местные религиозные власти, чтобы не мешали. В этом смысле даже двенадцать – слишком большое число, с учетом и того, что за ними нужно приглядывать. А это лишние хлопоты тебе.

Итак, я остановился на Иисусе. Нет сомнений, что наш египетский друг поступит так же. Может, ты пожалеешь об Иоанне, но придётся уступить.

Будь здоров, друг. Прислушивайся к мнению египетского гостя, и полагаю, всё будет сделано правильно.

[1] Стадий - древнегреческая мера длины, равная 600 ступням. Различаются олимпийский стадий (192,28 м) и дельфийский (177,55 м). Первоначально словом «стадий» обозначалось расстояние, которое должен пробежать бегун на короткую дистанцию.

[2] Римская