Произведение «Моя дорогая Мари» автора Ксения Быкова

Милая подружка, боже, как много мне нужно тебе рассказать. Мои мысли просто растекаются по листу бумаги...
Я дома. Мое шестилетнее мучение в Пансионе благородных девиц подошло к концу. Долой учение, долгие, нудные уроки и нравоучения от скучных, набожных сестер. Долой серые, мешковатые одеяния, грубое нижнее белье и уродливые чепцы. Клянусь, с сегодняшнего дня ношу только шелк и только самых ярких расцветок. Долой безвкусные каши, сырые спальни, утреннее обливание холодной водой. Долой подъемы до зари и длительные молебны. Теперь я вольная пташка и буду спать до обеда, и завтракать только пирожными и горячим шоколадом. Париж встретил меня веселой сутолокой и шумом. Милая Мари, если бы ты знала, как мне претит тишина и гулкое эхо пустых коридоров пансиона. Я дома, и это чудесно.
Мои последние дни в пансионе были омрачены странными и жутковатыми событиями. Помнишь, я рассказывала тебе о том, что в нашем пансионе обитает привидение. Раньше в здании пансиона были монастырские кельи. Так вот, графиня М***, после того, как родила мертворожденного ребенка - по слухам от монсеньера К***, - была сослана в монастырь для замаливания грехов. То ли графиня обладала слабым здоровьем, то ли очень сильно мучилась от несправедливости и неразделенной любви, но через несколько месяцев опальная графиня ушла в мир иной. С тех пор белая дама и стала появляться в стенах монастыря. Что только сестры не делали: молились за ее неупокоенную душу, постились, вызывали экзорциста, - но если белая дама появлялась и рыдала у чьей-либо кровати, то это всегда обозначало близкую смерть. Привидение в монастыре - это моветон, несмываемое пятно. Поэтому и порешили отделить крыло, где появлялась белая дама, и открыть в нем пансион для благородных девиц. Вот уже полвека из-за одной неуспокоенной души сестры истязают полсотни безгрешных душ. В общем, эту историю знает каждая первогодка в пансионе. Так вот, в последний месяц белая дама окончательно сошла с ума. Каждую ночь она приходила в спальню и оплакивала очередную пансионерку. Только в нашей спальне из двадцати девушек она рыдала над тринадцатью. Каждую ночь новая девушка. У моей кровати она рыдала в самом начале своего вояжа. Ощущение неприятное, веришь ты в эту легенду или нет, а по сторонам начинаешь оглядываться. После того, как дама нанесла визит двум третям пансионерок и больше чем половине монашек, пошли разговоры об эпидемии или пожаре. Сестры устроили настоящий террор, по шесть часов в день мы молились за упокой ее грешной души и молили Господа о спасении и защите. Посовещавшись, мать-настоятельница монастыря распорядилась распустить пансион на каникулы на две недели раньше. Вот я дома и обратно в пансион никогда не вернусь. Прощай, пансион, да здравствует новоиспеченная выпускница. Спрашивается, как я могу умереть вместе с больше чем половиной монастыря? Обдумав эту неприятную ситуацию, моя дорогая Мари, я пришла к выводу, что белая дама - всего лишь розыгрыш одной из старших учениц, жестокий, но вполне удачный, раз все мы попали домой на две недели раньше срока.
Теперь у меня каждый день похож на праздник. Маменька срочно обновляет мой гардероб. Салоны, модистки, обувщики и шляпницы. Мари, ты не поверишь, какие мне шьют наряды. Оказывается, при дворе больше не носят корсеты и вошли в моду наряды а-ля крестьянка: свободный покрой, обилие лент и цветов. Тетя договорилась, и меня зачислили в свиту Марии-Терезии-Шарлотты. Конечно, она еще очень юна и у нее не так весело, как в свите у королевы, но папа говорит, что такой молоденькой и неопытной девушке лучше узнавать обычаи двора в свите инфанты. Еще неделя - и я увижу Версаль и Малый Трианон. Я недавняя пансионерка и буду представлена королю и королеве. Скоро моя жизнь превратится в сплошной праздник. Балы, приемы, пикники, придворные сплетни. Ах, моя дорогая подруга, мне кажется, я рождена для этой жизни.
На сегодняшний день, Мари, это все новости. Как только я обоснуюсь при дворе, обязательно тебе напишу.

Всегда твоя, Катрин де Полиньяк.
Париж 4 июля 1789 года

А стены Бастилии содрогались под ударами ветра, оплакивая свою судьбу тяжелыми каплями дождя.
Оставалось всего десять дней… десять дней… дней…