этого хотела. Но Анри говорил с ней о чужих стихах. Он читал наизусть стихи Франсуа Вийона, Мольера. Иногда брал книжечку Гете, и они вместе переносились в мир прекрасных и грустных баллад великого немецкого поэта. И это были минуты, когда Эмили забывала о царящей вокруг атмосфере страха и смерти. Она закрывала глаза и слушала стихи. И голос Анри Тореля, обычно глухой и невыразительный, преображался. В нем звучали и гнев, и сила... и даже какая-то тихая, невыразимая нежность. Однажды он взял ее ладонь в свою руку и слегка сжал. Эмили почувствовала, как дрогнули его пальцы и перевела на него взволнованный взгляд.
- Анри, вы плачете... - прошептала девушка.
- Пустяки, - он улыбнулся, вытерев глаза. - На пороге смерти становишься чрезмерно сентиментальным. А я на мгновение забылся и представил себе, что все могло бы быть иначе... совсем иначе, если бы...
- Если бы что? - робко переспросила Эмили Вьенн.
- Если бы мы с вами встретились на свободе, - ответил Торель - Но... хватит об этом.
***
В один из душных июльских вечеров, Анри Торель сообщил Эмили печальную новость. На следующий день он должен был предстать перед судом в революционном трибунале.
- Благодаря усилиям брата мой процесс все откладывался, а это означало и отстрочку казни, - бесцветным голосом сказал он. - Но теперь, все. Finita la comedia. Мое пребывание здесь подходит к концу.
Торель смотрел вниз, на свои длинные пальцы, которые рассеянно крутили огрызок карандаша. Эмили, сидевшая рядом с ним на матраце, поддавшись невольному порыву, обняла его за плечи.
- Но ведь еще будет суд!
- Суд? - Торель засмеялся, откинувшись назад и прислонившись спиной к грязной стене. - Милая Эмили, суд - всего лишь дурацкая формальность. Они для чего-то все еще изображают из себя "законников", хотя, гораздо проще было бы, если бы мне перерезали горло прямо здесь, в камере. Нет, оправдательного приговора для меня не будет, Эмили. А это значит, что...
Он замолчал и посмотрел на ее бледное лицо, по которому покатились слезы.
- Нет, - прошептала девушка.
- Это значит, что у нас с тобой - последний вечер, - закончил он. - И я хотел бы тебе кое-что передать. Это - всего лишь мои стихи.
Он сжал ее руку и внимательно посмотрел в глаза.
- Ты прочитаешь их? - прошептала Эмили.
Они сами не заметили, как перешли "на ты".
Анри покачал головой.
- Нет, Эмили, прости. Сейчас я не стану их читать. Последние сутки они у меня - в голове. - он засмеялся, постучав пальцем по лбу. - К сожалению, закончилась бумага, и брату запретили навещать меня последние два дня. Но я кое что придумал. Надеюсь, ты позволишь, если я напишу их здесь, - кивком головы он указал на лежащий рядом на матраце томик Гете. - Там, на развороте, есть свободное место и... Если ты, конечно, не против?
- Нет, - горячо прошептала Эмили, подавая ему книгу.
- Благодарю, Эмили, - ответил Анри. - Подожди здесь, я быстро.
Взяв книгу, он отошел к окну. В сгущающемся сумраке, окутывающем камеру, там было еще относительно светло. Обхватив колени руками, Эмили, сквозь пелену застилавших глаза слез, видела его силуэт, склонившийся над книгой. Минут через пять Торель вернулся, держа в руках книгу. Эмили к этому времени вытерла слезы и даже нашла в себе силы улыбнуться.
- Даже не вериться, что я наконец-то прочитаю твои стихи, - проговорила она.
- Но не сейчас, - улыбнулся Анри, быстро пряча томик в карман.
- А когда? - девушка нахмурилась. - Ты обманул меня!
- Завтра утром я отдам его тебе, Эмили - ответил Анри. - Перед тем, как меня уведут. И ты прочитаешь их после.
***
- Мадам, еще чашечку горячего шоколада? - голос горничной вывел мадам де Пуасси из глубокой задумчивости. Она вздрогнула и, слегка придвинувшись к уютно горящему в камине пламени, кивнула головой.
- Да, Жанетт, сделай мне еще чашечку. Но перед этим, будь любезна, принеси мне одну вещь.
- Слушаюсь, мадам.
- В книжном шкафу, рядом с которым ты стоишь... самая верхняя полка, третья книга слева.
- Гете? - переспросила служанка, открывая стеклянную дверцу шкафа.
- Да, да, - кивнула Эмили де Пуасси. - Именно эта книга.
- Благодарю, - улыбнулась она, беря томик стихов из рук служанки.
- Рада быть вам полезной, - улыбнулась Жанетт, удаляясь в сторону кухни.
Дождавшись, пока горничная ушла, пожилая женщина открыла зеленую, потрескавшуюся от времени обложку, тисненую золотом...
Как в тот самый день, когда Анри увели. И юная Эмили, стоя у зарешеченного окна, открыла последний разворот книги. Ранее пустой, сейчас он был аккуратно исписан карандашом, острым убористым почерком Анри.
Закусив нижнюю губу, девушка начала читать
"Эмили Вьенн, ставшей для меня Музой", - Эмили почувствовала, как строчки расплываются перед глазами...
Вытерев слезы, она передохнула и продолжила чтение...
Этот стих, написанный огрызком карандаша на подоконнике тюремного окна, более 60-ти лет назад...
От времени надпись поблекла, и отдельные слова были уже плохо заметны.
Но она помнила его наизусть. И сейчас, отложив томик в сторону, пожилая женщина, прочитала вслух самое последнее четверостишие.
И даже здесь, у жизни на краю,
Когда зовет дыхание могилы,
Ты мне одна даешь и свет, и силы.
И счастлив я, что я тебя .....
