(Встреча в Ганте), из историй о Ракушке.
Ветер крепчал, бросая пригоршнями острый песок, подбирая его с дороги, бесцеремонно трепля волосы, ударяя в лицо, впрочем, слабо, как избалованная женщина, стараясь нанести оскорбление, а не боль, и зная, что ей не ответят тем же. Небо потемнело, внезапно, но неотвратимо, предвещая бурю. Море напротив стало нежно-изумрудное у берега, выдавая песчаное мелководье, но фиолетово чёрным на глубинах, просвечивая бурыми, неясными пятнами водорослей. Ветер был с суши, и вода оттого казалась спокойной. В защищённой бухте сонно качалось несколько судёнышек, ожидавших попутного груза. Но, что-то подсказывало, что спокойствие это обманно, как обманно спокойствие человека выпившего и не показывающего признаков опьянения, и лишь взгляд его, тяжёлый и неотвратимый, грозный скрытым безумием высвечиваемый сумрачным блеском, выказывает, что душа его ищет выход скрываемой свирепости, помутнению и ярости.
Что толкнуло меня спуститься по опасному склону на берег, рискуя свалиться с высоты метров в двадцать? Пропустив мимо ушей чей-то предостерегающий окрик, я сделал шаг. Какая-то мысль, безумная, дикарская и дерзкая звала меня, заставляя позабыть осторожность, отметая чувство самосохранения и грозящей опасности. Тропы не было, но это мало беспокоило меня, каким-то неизвестным мне чутьём я угадывал, куда поставить ногу в следующий раз, и это чутьё меня не подвело ни разу. Не оглядываясь, я расслышал приглушённый вскрик женщины, поражённой моей выходкой. Было ли то переживанием за меня, или же не сдержанным восхищением? Но я лишь улыбнулся чуть, не столько ей, сколь себе. Оставалось ещё несколько метров стены, но она стала совсем отвесной, и замешкавшись на секунду, прикинув расстояние до земли, я прыгнул.
Берег был пуст, только мокрые камни громоздились живописными кучами, напоминая диковинных животных, только-только выползших на берег, отдохнуть от изнурительного плавания, проведённого в погонях за косяками рыб, которые без опаски поглядывали в мою сторону, нисколько не опасаясь моего появления. Казалось не море, но они вздыхали глубоко и протяжно, ворочаясь на песке. Пройдя к самой кромке суши, я огляделся, бухта была окаймлена высоким подковообразным берегом, края которого уходили далеко в море.
В тот момент я не задумывался о том, как предстояло возвратиться наверх, ни о том, что если перемениться ветер, то узкий пляж будет затоплен, и мне негде будет укрыться. Некоторое время я смотрел на воду, которая чуть рябила, пока моё внимание не выхватило причудливую, искажённую преломлением воды раковину. Огромную, каких прежде я и не видывал. Не закатав штанин, я побрёл по мелководью за ней. Она была прекрасна, без единого изъяна, вылив из неё воду, я осмотрел её. Лишь на самом кончике было чуть заметное отверстие в ней. Не отдавая себе отчёта, я приложил раковину к губам, и неожиданно извлёк звук. Сильный и красивый, тревожный и призывный, заставивший тело моё напрячься и зазвучать, слившись с ним воедино, словно я сам стал этим звуком - рассыпаясь в разные стороны, отражаясь от берега, и тем создавая эхо.
В тот момент показалось ветер стих, прекратилось течение туч и облаков, смолкли метавшиеся над водой чайки, став отчётливей видней на сером фоне низко нависшего неба, всё ещё боровшегося, но уже уступающего мрачному настроению приближающейся грозы. Но замешательство это было кратким. Тем отчётливей стали слышны возобновившиеся звуки, тем контрастней и насыщенней стали краски, плескаясь, искрясь и переливаясь радужными вспышками. Смешиваясь и растворяясь неистово и неповторимо, с быстротой почти не уловимой глазом, но отмеченной умом. И невыносимей чувство, обострившееся во мне, затаившееся, зовущее неотвратимо, безо всяких объяснений, дарящее предвкушение тайны, которая вот-вот раскроется, сулящее неожиданную встречу, быть может, с самой потаённой мечтою моей, спрятанной глубоко, как драгоценность, не имеющая ценности денежной, но бесценной и притягательной, которую губит сама попытка оценить её.
Показалось ли мне, или я расслышал ответ на мой призыв? Напряжённо вслушиваясь, стараясь не замечать посвист ветра и шелест воды, я наклонил голову вперёд, закрыв от напряжения глаза. Нет, слабо, но всё же уловимо доносилась мелодия сигнала похожего на изданный мной. Звучала не раковина, но рожок. Серебрено и чисто, радуясь призыву моему, и отвечая с надеждой, как отвечают зову в лесу, не путаясь в эхе, и стремясь на зов. Возликовав в душе, не ведая последствий, не желая задумываться даже, к чему всё это, я протрубил вновь, приподняв раковину к небу, и в тот же миг из-за правой стороны бухты, показалась большая яхта, вся белая до кончика мачты, с золотистой надписью на борту, но слово разглядеть я не смог. Отчасти из-за удалённости, и бликов света, отчасти из-за волнения охватившего меня. Она казалась невесомой, чуть касающейся воды, как перо лебединое, не плывя по ней, но лишь соприкасаясь. С неё была спущена шлюпка, и через минуту несколько рук помогли мне подняться. Еще через минуту я был на яхте. Капитан поспешил увести судёнышко подальше от берега, и вовремя, ветер верный своим причудам переменился. Вместе с ним переменилось и море, став грязно-жёлтым у берега, с гребенчатыми задиристыми волнами, поднявшимися затем, грозившими бросить нас на скалы, не уберись мы тотчас.
Я был принят, без расспросов, как принимают давнего знакомого, лишь несколько взглядов брошенных вскользь выказывали любопытство экипажа. Не желая разрушать тайны, или недоразумения молчал и я, с живым интересом осматривая как судно, так и пейзаж с непостижимой быстротой меняющийся вокруг. Природа походила на душевно больного, с такой же лихорадочностью меняя настроение, кожа её шла пятнами, становясь то бледной от выглянувшего мельком солнца, то тёмной от сомкнувшихся туч. Яхта неслась в открытое море, беспечно и бесшабашно. Так птицы морские, не страшась бури, несутся над волнами, упиваясь потоками ветра, слоящегося и толкающего их, пронизывая невидимые течения и еле уловимые запахи захваченные потоками воздуха, и увлекаемые ими, касаясь пенных гребней, и ликуя от самого прикосновения.
На палубу вышла девушка, я спиной, умом, всем естеством своим почувствовал её появление. И чувство, изнывавшее во мне, то тревожное и зовущее чувство, не дававшее мне покоя весь этот день, вдруг исчезло, растворилось, превратилось в тепло, в свет, в комочек у горла, от которого заслезились глаза, от которого сердце забилось чаще и тяжелее. Не видя её, но ощущая, я знал цвет глаз, волос, кожи. Я знал имя её... и то, что она смотрит только на меня. Счастливо улыбнувшись, я прошептал еле слышно - Эльдемина, зная, что ни рокот моря, ни команды, отдаваемые громогласно капитаном, ни гул ветра в парусах не помешают ей услышать голос мой. И я услышал, как она отозвалась, назвав не теперешнее имя моё, но то, на которое отозвалась, вспомнив мгновенно душа - Альдегир, так же тихо. Не смея дольше скрывать счастье своё, я повернулся, окунувшись и отзываясь на свет исходящий от глаз, улыбки её, слов срываемых порывами ветра... прогоняя мгновенный испуг, переживание и боязнь быть не узнанной, который соскользнул по краешкам губ, сорвался и был навсегда подхвачен и унесён ветром.
Неловко качнувшись, хватаясь за натянутый канат, стараясь сохранить равновесие, я выронил за борт раковину. Море, подарившее её мне, приняло свой дар обратно. Впрочем, я нисколько об том не сожалел. По прихоти волн она была тут же подхвачена невидимым течением и подброшена вверх, почти вынырнув, но тут же следующая волна потопила её, увлекая в пучину бесповоротно, с жадностью ребёнка получившего дорогую игрушку.
