Дэзи и Марсик, или Любите собак, хороших и разных! (рассказ-воспоминание)

(Действительно, что это я  какое-то непотребство придумал? Как же без мяса-то? Скажи ещё – без масла! Это же малокалорийно! Непитательно! И вообще издевательство над бедным несчастным пёсиком, чтоб у него его поросячьи глазки совсем жиром закрылись!)
- Да, нервный очень, - опять вздыхала она. – Конечно. Поэтому такой к тебе и недоверчивый. А ты будь с ним поласковей. Глядишь, и подружитесь.
- Обязательно, - соглашался я. – Дружба – фройндшафт. Ладно, разберёмся. Как говорится, будет белка - будет и свисток. Это я к тому, что поговорим как-нибудь. С глазу на глаз. Без свидетелей.
Груня моего многообещающего намёка не поняла (и слава Богу!), опять полезла целоваться с этим слюнявым гондурасом.

К слову: я не очень-то люблю собак породистых. Считаю, что какой она ни будь свирепый волкодав, который спокойно спит зимой прямо на снегу и может за раз пробежать десятки километров, но всё равно: если породистый – значит, изнеженный и, значит, требующий к себе особого внимания. Выгуливай его по расписанию, корми согласно его собачьего рациона. В его щенячьем детстве обязательно сделай прививки (да и во взрослом тоже не забывай регулярно показывать ветеринару), и тэдэ, и тэпэ… В общем, одна морока. Нет, дворняжки в этом отношении значительно лучше. В том смысле, что непритязательнее и вообще житейски удобнее.
Вот у нас, в родительском доме был такой «двортерьер». Звали его Сюсик. Нет, сначала за неугомонный нрав его назвали Шустриком, но со временем это трансформировалось в Сюсик, что тоже неплохо и совершено, на мой взгляд, не оскорбительно. Вот была собака! Характер  - веселее не бывает, и в любом случае неунывающий даже в самых, казалось бы, заунывных обстоятельствах. Как кого из домашних увидит – и-ех! Сразу к тебе подскочит, на задние лапы поднимется и ну вокруг тебя гопака выплясывать!
Однажды прихожу с работы домой, отец спрашивает: ты утром Сюсика кормил? Нет, отвечаю. Думал, что ты покормишь. Я тоже не кормил, отвечает отец (а этот весёлый чёрт, как и всегда, под ногами вертится, чуть не на полметра подскакивает! Любит, когда на него внимание обращают, а , может, и понимает, что про него сейчас говорим.). Значит, мать покормила, говорит отец, или Анюта (Анюта – это моя сестра). И только он это сказал – вот она, Анюта. Спрашиваем: ты Сюсика кормила? Нет, отвечает, я думала, что вы покормите. А вы чего же, не кормили? Нет отвечаем. Ну, значит, мама дала, заключает Анюта. Приходит с работы мать. Оказывается, и она в свою очередь переложила эту почётную кормёжную обязанность на нас троих. В общем, все друг на друга понадеялись, и никто ничьих надежд не оправдал. Сколько же он не жрал, задался вопросом отец. Посчитали – трое суток. И главное, ничего! Живой, здоровый и по прежнему ни капельки не унывающий! Какой-нибудь породистый на его месте уже или насмерть издох бы в страшных голодных мучениях, или, в лучшем живом случае, поднял бы такой вой, что из дома беги. А этот – нет, всё нормально, ребята! Только, правда, к с каждым непокормленным днём плясал он всё отчаяннее, и повизгивать начал с каким-то нарастающим надрывом. Хотя всё это вполне объяснимо. С голодухи ещё и не так распляшешься и не так завизжишь!

Случай поговорить тэт-а-тэт в интимной обстановке представился через пару недель: у Груни к обеду не оказалось хлеба, и она отправилась в булочную, оставив нас, наконец, абсолютно вдвоём.
- Тэк-с,  - энергично потёр я руки. – Нуте-с, приступим. Это называется – воспитание по доктору Споку. Нервных просим не смотреть.
Марсик понял моё предложение абсолютно неправильно, и, яростно зарычав, стремительным танком бросился в атаку. Американский Марсик Тайсон против россиянина Алексея Валуева! Первый раунд! Конечно, он не учёл кардинального изменения диспозиции (в том смысле, что бабка ушла, и теперь никто его защищать и облизывать не собирался), и поэтому получив могучий пинчище прямо по своей наглой атакующей морде, кувыркаясь в воздухе, пролетел весь коридор и, тяжело врезавшись в противоположную к кухне стену, мешком упал на обувную полку. В первый момент он так ничего не понял, и поэтому в его нахально-наглых глазах нарисовалось огромное нечеловеческое изумление: что это было? Что это за полёт шмеля в моём, марсиковом, персональном исполнении? Я же, можно сказать, почти принц почти голубых помоечных кровей! Король витаминизированных кормов! Император гречневой каши с маслом! Меня же рыночным мясом кормят! Поят фруктовым соком для профилактики рахита! У меня в персональном квартирном углу нежнейшая персональная подстилка! Меня же беспрерывно холят и лелеют! Можно сказать, я уже изнемогаю от ежеминутных восторгов и ласк этой моей на всё для меня, любимого, готовой хозяйки! И вдруг на тебе – настоящим пинчищем, и прямо по моему распрекрасному личику! Прямо неразувшимся ботинком! Это безобразие! Это чего-то совсем не то и не так! Решительно протестую! И вообще, кто в доме хозяин?
Так и не осознав всех нелепости, смехотворности и наивности своих притязаний и не поняв, что уже проиграл, он снова зарычал и повторил нападение. Второй раунд! На этот раз мой удар пришёлся в его правый бок. Опять последовал головокружительный полёт шмеля, опять удар о всё ту же стену, опять это беспомощное, унижающее его королевское достоинство, сползание-стекание на обувь.
Похоже, второй удар был физически более болезненен, а значит - более ощутим. Во всяком случае, отрезвление начало, наконец, приходить в его зажиревшие мозги, и вслед за ним пришло и понимание того, что дела-то действительно хреновые, а в случае повтора этих стремительных атак результат будет не менее печальным. Поэтому дальнейшие попытки были им благоразумно прекращены (хитрый, чёрт! Соображает!), и явно переоценивший свои силы и возможности, нахальный и крайне легкомысленный агрессор задом-задом забился в свой персональный угол. Теперь он только рычал оттуда, больше не предпринимая никаких попыток физического сближения с этим грубияном, хамом и обжорой. То есть, со мной.
- Ну, вот видишь? – сказал баба Груня, возвратившись из булочной. – Я  как чувствовала, что вы подружитесь! Правда, Марсик?
Марсик в ответ ехидно хмыкнул из своего оборонительного угла: ага. Правда. Понесла тебя нелёгкая за этим хлебом, а студент в твоё отсутствие меня чуть не убил. Благодарю покорно. А ты, дура сердобольная, теперь за это давай корми его, студента. Чтоб он издох. Или трамваем задавился.
-Правда, - ответил я за него. – Такими друзьями стали – друг от друга не оторвёшь. Правда, Марсец?
Из под башмаков в ответ послышалось злобно рычание. Марсика переполнял справедливый осторожный гнев. Да, серьёзный пинок – это действительно самое эффективное средство для завязывания искренних дружеских отношений. Это вам не облизывание его марсианских слюней. Это – серьёзно. Это – навсегда.

Прошли годы… Нет уже в живых ни бабы Груни, ни Марсика. Да и сам я постарел и поседел, и уже не отличаюсь бодрым взглядом. Наступает время покаяния. Ну, так что ж. Надо – значит, пора. Да, я ударил его. И не один раз. Даже не ударил – врезал! Поступил, конечно, абсолютно антипедагогично, да какое там антипедагогично – бесчеловечно. Я варвар, господа! Жалкая, ничтожная личность! Но, с другой стороны, трое порванных штанов всего-навсего за один месяц – это как, не бесчеловечно? А, по-моему, явный перебор. Тем более «стипуха» была всего-навсего сорок рублей. А я в то сугубо  идеологическое время (да и сейчас тоже) не был сыном буржуазного миллионэра или дочерью члена ЦК КПСС. Так что извини, Марсец, но педагогика это всё-таки жестокая штука. В монастырских школах пороли розгами, в царских гимназиях устраивали коленями да на горох, в советских образовательных заведениях ставили двойки по марксизму-ленинизму, что приравнивалось к начальной стадии измены Родине. Так что карательные меры – воспитательные меры. И вообще, тяжело в учении- легко в общении.  Как говорил отец Фёдор, не корысти ради, а единственно волею пославшей мя жены. Прости, друг! И ты, Дэзи, если когда-то обидел, тоже прости…

Да, с тех благословенных времён прошло уже много лет. Изменилась страна, кажется. изменились и люди. Мы стали более прагматичными, более раскрепощёнными, и от этого более циничными и бездушными. Поэтому я до сих пор вспоминаю очень по-житейски мудрые слова покойной бабы Груни: ты собак не бойся. Они тебе плохого не сделают. Ты людей опасайся. Вот как раз от них-то всегда и всего можно ожидать…