Время шло незаметно. Уже третья картина подсыхала на стеллаже, а на четвёртом холсте появились черновые наброски четвёртой. Сколько минуло дней с тех пор, Виталий не мог сказать. Да его это и не волновало. Новый мир подарил ему свободу во всех смыслах. Он мог творить, не боясь выглядеть смешным или жалким в глазах жены и окружающих. Собственно говоря, Виталий почти забыл о них, полностью отдавшись ощущению свободы, сравнимой разве что с полётом.
Филимон Гордеевич снабжал его продуктами. Изысков не было – обычная деревенская пища: домашний хлеб, молоко, сыр, рыба, фрукты. Иногда старик приносил и хорошее домашнее вино. Овощи, как выяснилось, в достаточном количестве произрастали на огороде позади дома – с ними тоже проблем не было.
Обычно утром Виталию нравилось выйти за посёлок, прихватив карандаш и альбом для эскизов, чтобы прогуляться до дальних холмов по широкой, хорошо протоптанной тропе. Правда, за всё время он никого на ней не встретил, словно ходил тут только один. Здесь, присев на пенёк, словно специально созданный для него, художник делал наброски берёзовой рощи, взбегавшей по холму к вершине. А ещё наблюдал за жизнью большого муравейника, обосновавшегося у корней ближайшего дерева.
Виталию было любопытно, что скрывается по ту сторону холмов, но, странное дело, когда он пытался подняться на вершину, то неизменно возвращался к пню. Словно некая сила незаметно разворачивала его. Решив до поры до времени оставить этот вопрос открытым, художник наслаждался природой, а на обратном пути делал крюк, чтобы заглянуть на берег уютного озера.
На мелководье по краю стены камышей резвились весёлые мальки, сбиваясь в стайки и тут же рассыпаясь в разные стороны серыми росчерками. А самодовольные лягушки, важно надувая щёки, возлегали на ковре из водорослей, как на перинах. Среди камышей порхали вёрткие камышовки и вездесущие воробьи. Чуть дальше от берега по длинной отмели неспеша прогуливались цапли, озабоченно выковыривая что-то у себя из-под ног. На поверхности воды то тут, то там периодически появлялись расходящиеся круги от плеснувшейся рыбины, и снова наступал покой и умиротворение.
Однажды здесь он встретил Киру.
Подходя к мысу, выступающему песчаным языком к центру озера, Виталий услышал тихое пение, доносящееся из-за стены камыша. Женский голос был мягким, переливчатым, и в то же время в нём присутствовали какие-то совершенно необычные оттенки, заставляющие сдерживать дыхание в предчувствии чего-то волшебного, неземного. Голос тихо плыл над берегом, казалось, сливаясь с окружающей природой в единое целое. Виталий замер, чтобы не потревожить звуком шагов чарующее пение и двинулся дальше лишь тогда, когда голос умолк.
Обогнув камыши, он увидел стройную девушку, неподвижно замершую на самом краю мыса, словно тростинка, и задумчиво глядящую куда-то вдаль.
Смущённо кашлянув, художник поздоровался:
- Доброе утро…
Незнакомка обернулась и спокойно улыбнулась.
- Утро и в самом деле доброе, - отозвалась она.
- Извините, не хотел вам мешать, - пробормотал Виталий. – Просто шёл мимо и заслушался.
- Вы и не помешали, - успокоила его девушка. – Я ведь сразу ощутила, когда вы остановились за камышами и слушали моё пение. Вам понравилось?
Вопрос прозвучал так естественно, словно до этого они были знакомы очень давно и свободно общались на любые темы. Виталий впервые ощутил лёгкость – ему не нужно было думать, что и как говорить.
- Знаете, до этого я не слышал ничего подобного, - признался он. – И это не комплимент, а чистая правда…
- Благодарю. Мне очень приятно… кстати, меня зовут – Кира, а вас?
- Виталий…
- Я часто вижу, как вы что-то рисуете там, на склоне холма. Вы, наверное, художник?
Виталий смущённо усмехнулся.
- Наверное…
- Вы не уверены в этом? – удивилась Кира.
- Ну, не то чтобы… просто я до сих пор не смог написать картину, которая полностью удовлетворила бы меня самого. Скорее всего, отсюда и подсознательная неуверенность…
- Что ж, наверное, это хорошо…
- Что ж хорошего? – изумился Виталий. – Вероятно, это как раз свидетельствует о том, что мне не хватает таланта…
- Скорее всего, это говорит о том, что вы находитесь в постоянном поиске, - возразила с улыбкой Кира. – И это хорошо, потому что вы движетесь по пути развития, у которого нет, и не может быть конца. Для творческой личности это самое главное…
Ничего сверхоригинального не было в её словах, но сказаны были они так, что художник воспринял их как откровение. Он и сам в глубине души чувствовал это, но не признавался себе из какой-то ложной скромности. Впрочем, старая истина гласила, что движение – это жизнь. Просто Кира смогла это выразить обыденными словами, которым невозможно было не поверить.
- Значит, вы считаете, что у меня есть надежда? – шутливо поинтересовался Виталий.
- Несомненно, - серьёзно подтвердила Кира. – Иначе вы попросту не смогли бы найти дорогу в эту долину.
- А кстати, что это за место такое необычное? Я до сих пор не понимаю, где нахожусь и почему?
Виталий с надеждой глядел на Киру, словно от неё зависела вся его дальнейшая судьба. Вопрос вырвался неожиданно, однако художник об этом не жалел. Он и в самом деле страстно хотел понять, где находится и главное – почему?
Девушка понимающе кивнула.
- Да, я и сама, когда попала сюда, сперва не могла успокоиться, но Филимон Гордеевич со временем разъяснил… думаю, что и вам вскоре предстоит всё узнать…
Почувствовав, что Кира по какой-то причине уклоняется от прямого ответа, Виталий сменил тему беседы.
- У вас несколько необычная манера пения… любопытно было бы узнать, где вы учились?
- О, нет, - чуть грустно усмехнулась девушка. – К сожалению, меня не приняли на вокальное отделение, хотя я и поступала трижды… так что официального музыкального образования у меня нет.
- Но почему?! – искренне изумился Виталий. - Ведь у вас такой замечательный голос… нет, правда…
Девушка пожала плечами.
- Сказали, что так петь неправильно, потому что это не соответствует классическим канонам. Ну, и вообще…
- Понятно…
Виталий знал на собственном опыте, что означают эти слова. В своё время его тоже пытались "обломать" и подогнать под классические стандарты. Говорили, что он неправильно строит перспективу, не так сочетает цвета, как принято, и палитра у него какая-то неправильная, и глубины то не хватает, то наоборот – чересчур… не говоря уже об выразительности… Дело могло закончиться печально, но ему повезло. За молодого студента совершенно неожиданно вступился старый уважаемый преподаватель художественной академии и взял его под свою личную защиту. При этом он никогда не вмешивался в творчество своего протеже, а лишь всячески подбадривал:
- Дерзайте, молодой человек, дерзайте. У вас необычная смелая манера письма и, что немаловажно, она действительно трогает душу, что в наше время бывает, увы, не часто…
Прошло много лет, но слова старого преподавателя до сих пор продолжали звучать в душе художника.
- Предлагаю сразу перейти на "ты", - неожиданно предложила Кира. – Мы же не настолько стары, чтобы придерживаться всех этих условностей…
Она улыбнулась, и Виталий тотчас кивнул.
- Я полностью поддерживаю и сразу предлагаю: а не продолжить ли нам прогулку вместе? Заодно вы… то есть, ты познакомишь меня с местными достопримечательностями.
- Что ж, да будет так!
Девушка засмеялась, и словно солнечный лучик проник прямо в душу Виталия и согрел её своим ласковым теплом.
С тех пор они каждый день подолгу гуляли по окрестностям, собирая полевые цветы и болтая, казалось, ни о чём. Но после этих встреч Виталий ощущал необычный подъём творческих сил. Казалось, его душу переполняют прекрасные эмоции, рвущиеся наружу, чтобы воплотиться на холстах. Из-под его кисти выходили всё новые картины – с каждым разом всё лучше и лучше.
Однажды он пригласил Киру в студию, чтобы показать свои работы. Девушка внимательно разглядывала полотна, то хмуря брови, то закусывая от волнения губу, то расцветая в лучезарной улыбке. Неожиданно она резко обернулась и спросила:
- А можно мне посмотреть, как ты работаешь? Я не буду мешать, честное слово!
Виталий даже растерялся сперва, но тут же с восторгом подхватил:
- С радостью! Кстати, если ты ещё будешь хоть иногда петь, то это лишь поможет мне…
- Посмотрим…
Кира поудобней устроилась на диване, поджав под себя ноги, и замерла в ожидании. Она с таким искренним любопытством следила за действиями художника, и столько восторженного ожидания было в её взгляде, что Виталий и сам ощутил неодолимую тягу взять в руку кисть сию же минуту.
Он окинул быстрым взглядом загрунтованные холсты, уверенно выбрал один из них и установил на мольберт. Затем взял палитру, кисть и положил первый мазок…
Границы студии раздвинулись и пропали. Время неподвижно замерло. Казалось, руки художника живут своей собственной жизнью. Кисть легко порхала, превращая обычное полотно в мир, наполненный радостными красками.
Где-то на самом краю сознания возникла чарующая мелодия, которую начала напевать Кира. Слов было не разобрать, но песня в них и не нуждалась – мелодия каким-то чудесным образом вплеталась в краски на холсте, вдыхая в них настоящую жизнь. Робко залопотали листья старой берёзы. Защебетали шустрые воробьи, перелетая с ветки на ветку. Хрустнула сухая веточка под копытцем стройной лани, и та стремглав бросилась наутёк, распугивая на своём пути полевых мышей, занятых сбором созревших зёрен.
Внизу, в долине небольшой уютный посёлок на берегу спокойного озера жил своей размеренной сельской жизнью. Доносился отдалённый перестук и чьи-то неразборчивые голоса. Над трубами нескольких домов легко вились дымки – наверное, там пекли пироги. Задумчиво промычала корова. Лениво и совершенно беззлобно залаял пёс где-то на дальней околице, но тут же и умолк, заглушённый раскудахтавшимися курами.
А по широкой тропе, уходящей по склону холма к далёкому горизонту, уверенно шагал путник. Он был налегке, если не считать длинной узорной трости, слегка напоминающей жезл военного дирижёра. Словно почувствовав взгляд, путник, остановился и, оглянувшись в пол оборота, помахал рукой на прощанье, а затем продолжил свой путь в неведомое.
Художник вздохнул и опустил кисть.
За окном царила глубокая ночь. Свернувшись калачиком, как младенец, Кира спала на диване. Бережно накрыв её лёгким пледом, Виталий ещё раз внимательно посмотрел на пейзаж долины, оживший на картине. Да, он действительно продолжал жить своей жизнью уже без вмешательства художника. Притушив освещение, Виталий на цыпочках вышел во двор.
На облупленной скамейке под окном веранды сидел дед Филя, потягивая самокрутку внушительных размеров. Её огонёк умиротворённо алел, словно маячок в ночи. Набегавшийся за день, лопоухий Трезор мирно посапывал у ног старика. Он изредка повизгивал во сне и дёргал лапками – наверное продолжал ловить бабочек.
Нахохлившийся Кузьма восседал на перекладине забора. Увидев художника, он оживился и уж, было, открыл клюв, намереваясь поприветствовать его на свой манер, но дед Филя погрозил ему сухим пальцем, и ворон промолчал.
Виталий уселся рядышком с Филимоном Гордеевичем и
| Помогли сайту Реклама Праздники |
При цитировании ссылка на сайт обязательна. Exsodius 2008 - 2024
18+