Лемурия

простит никогда! И накажет Викрама, непременно накажет, едва вернутся они в Нараку.
  Вот незадача! Но надо же как-то жене деньги передать, она уже два месяца от мужа ничего не получала. А у неё трое детей на шее! И когда ещё случай представится через деревню проехать...
  - Маньяки с бензопилой? Или с кинжалом? Водятся у вас?
  Викрам глянул на босса с нескрываемым недоумением.
  "Что за ерунду несёт? Верно мне говорили, что белые смотрят глупые фильмы, а потом от каждого куста шарахаются. Как дети, клянусь! Бензопила... О чём он говорит? Она таких денег стоит, тут её сроду никто не видел! До прихода белых даже в Нараке преступников не было, а теперь карманники появились. Но сюда-то, по счастью, они не добрались. Так что сили спокойно, босс, и сам себя не пугай!"
  Вслух же Викрам с самыми успокоительными интонациями, на которые был способен, произнёс:
  - Десяти минута в деревне! Остановиться на десяти минута! Нет, на пяти минута!
  Викрам, не отпуская правую руку от руля, левую вытянул вперёд, растопырив пальцы.
  - Пяти минута! Найти телефон в деревне!
  - Найдёшь телефон? - недоверчиво переспросил Алексей.
  И, перейдя на русский, добавил:
  - Не верю я тебе, жулик. Где телефон в этой дыре?
  Викрам вывернул руль, объезжая расположившуюся на полдневный отдых прямо посреди дороги худющую корову с длинными рогами.
  - Вон, тут и коровы посреди улицы валяются! - воскликнул Алексей, тыча пальцем в добрую животину с грустным взглядом. - Зачем мне эта чёртова деревня? Мы время теряем! Уже потеряли! Я на рейс опаздываю, на рейс!
  Он швырнул телефон себе под ноги.
  -Мне звонить надо! Перебронировать!
  Викрам подрулил к оранжево-жёлтому от буйной тропической ржавчины сетчатому забору, остановился и заглушил мотор.
  - Пяти минута!
  И выскочил из машины.
  - Какой минута?! - возмутился Алексей и, выпрыгнув из машины, побежал было вслед за водителем.
  - Я не разрешаю! Немедленно! Мне надо!..
  Но Викрам с необыкновенным проворством длинным зигзагом обежал разлившуюся во всю ширину дороги лужу и исчез в проулке между криво слепленными из серой глины приземистыми домами.
  Алексей понял, что ставшего не в меру своевольным водителя ему не догнать (тем более, что хитрюга Викрам неспроста поехал именно этой объездной дорогой и совсем даже неспроста завёз его именно в эту деревню, в которой он, похоже, проездом останавливается далеко не виервый раз и знает тут все закоулки и тайные тропы). А что значит "пяти минута" для истинного уроженца Денпасавара Алексей знал уже очень хорошо.
  Эти "минута" вполне могли растянуться и на полчаса, и на час.
  - Уволю, сволочь, - прошипел Алексей, глядя вслед исчезнувшему водителю. - Все деньги вычту до копейки! До рупии! До цента! Без штанов оставлю - и уволю!
  От избытка чувств он хотел было топнуть ногой (получилось бы очень выразительно), но почва уж больно подозрительно хлюпала и даже, кажется, иногда покачивалась под подошвами, ходила болотной зыбью, потому выразительное топанье помогло бы ему разве что изрядно запачкать брюки и тем окончательно испортить себе настроение.
  Алексей, пошипев грозно с полминуты, замолчал и в молчании медленно обошёл машину.
  У вмятины на крыле присел на корточки и в задумчивости провёл пальцами по царапинам, стирая с заблестевшего металла дорожную пыль и срезанные косым ударом частички краски.
  "Возмещение..." прошептал он.
  И повернул голову, почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд.
  В шаге от него стоял одетый лишь в короткую, едва достающую ему до пупка гряно-синюю майку курчавый и смуглый малыш лет трёх от роду.
  Малыш стоял неподвижно, застыв не от удивления (что можно было бы предположить, учитывая редкость появления иностранцев в этих краях), а скорее от присущей с рождения обитателям денпасаварской глубинки особой меланхолической отстранённости, проявляющейся каждый раз при встрече с существами и явлениями загадочными и необыкновенными, но при этом для наблюдателя заведомо бесполезными и неопасными.
  Юный же соглядатай явно относился к белокожему чужаку безо всякой опаски. Впрочем, и ничего хорошего от него не ожидал.
  Близко же подошёл лишь из желания скрасить бедный развлечениями досуг трёхлетнего человека, изрядно утомлённого однообразным течением деревенской жизни.
  Малыш туманным и безразличным взглядом смотрел на Алексей и с тихим чмоканьем посасывал на манер леденца засунутый в рот большой палец правой руки.
  - Ну, здорово, - не выдержал затянувшегося молчания Алексей.
  Встал, отряхнул брюки и протянул малому ладонь.
  - Будем знакомы! Меня Алексей зовут.
  Малыш отступил на полшага. И спрятал ладони за спину.
  - Понял, - продолжил Алексей. - Панибраство нам ни к чему. Я и сам фамильярностей не терплю.
  Он слегка наклонил голову.
  - Один гуляешь?
  Уловив в голосе чужака вопросительную интонацию, малыш посмотрел на него уже с некоторым интересом.
  - А взрослые где? В полях трудятся? Тебя, стало быть, одного оставили?
  Малыш что-то сказал... Нет, не в ответ, конечно. Просто что-то произнёс негромко. Может, имя своё назвал. Или просто поздоровался. Или...
  Алексей ткнул себя пальцем в грудь.
  - Я из города. Нарака! Город там...
  Направление он показал явно наобум.
  "Да, знать бы, в какой стороне эта Нарака!"
  - Мне лететь надо.
  Махать руками для наглядности Алексей не стал. Понял, что это выглядело бы - ну совсем уж глупо.
  - Лететь... А мы опаздываем. Потому что водитель сволочь у меня. Понимаешь? Ему для чего-то непременно надо было заехать в эту деревню. А для чего, спрашивается? Впрочем, мне без разницы. Совсем даже без разницы! Мне позвонить надо, перебронировать рейс. Перезвонить!
  Алексей не выдержал и полнёс кулак к уху.
  "Ничего он не поймёт. Он же маленький совсем... И почему тут взрослых нет?"
  - Рейс перебронировать! Звонить! Дзинь-дзинь!
  Малыш повторил жест Алексея.
  И выкрикнул звонко:
  - Зинь!
  - Вот-вот! - радостно подтвердил Алексей. - Вот это самое! Это в точку!
  Малыш задумался, нахмурив брови.
  - Телефон есть у вас? - взмолился Алексей. - Хоть какой-нибудь? Мне всё равно. Старенький, проводной, дисковый - любой! Я...
  Он похлопал по карманам брюк.
  - Я заплачу, денег дам!
  Потом замер на секунду и, озарённый догадкой, радостно заулыбался.
  - Вот что у меня есть! Это лучше денег! Честное слово!
  Достал из нагрудного карман леденец и протянул малышу.
  И почему-то именно в этот момент поначалу равнодушный, а потом задумчивый взгляд ребёнка стал испуганным. Страх наполнил его глаза.
  Малыш попятился опасливо, словно от змеи, и быстро забормотал что-то длинное и рамеренное, до странности похожее на молитву.
  Хотя... Неужели кроху успели научить молитвам?
  - Ну, знаешь! - обиделся Алексей. - Я с тобой по-дружески, открыто и доверчиво! Последнюю конфету тебе отдаю!
  Он осторожно приблизился к ребёнку, наклонился и положил леденец на землю.
  - Из дома прихватил, чтобы в самолёте сосать. Нервы успокоить. Да и уши у меня иногда закладывает. Теперь вот тебе отдаю. Хотя, похоже, тебе это ни к чему.
  Малыш негромко захныкал.
  - Ну, хватит, - неуверенно и даже с некоторой робостью, присущей некоторым неопытным в общении с детьми межчинам, произнёс Алексей.
  И, на всякий случай, огляделся по сторонам.
  "Высунется сейчас кто-нибудь из местных, и решит, что я ребёнка обижаю... Достанется по первое число! Тогда уж точно никуда не улечу".
  - Не-е... Не надо плакать! Не надо! Дядя не страшный, дядя смешной. Какой смешной дядя! Сейчас покажу, какой...
  Алексей высунул язык и, приложив ладони к ушам, по-обезьяньи их отттопырил.
  - А так я симпатичней? Видишь, дядя стал как обезьянка! Мартышка!
  И Алексей задвигал ладонями, шевеля уши.
  Ну вот, кажется, получилось. Малыш успокоился и сменил, наконец, плаксиво-испуганный вид на заинтересованный.
  Леденец, правда, он так и не взял.
  Но, похоже, решил смешному дяде помочь.
  Он повернулся и пошёл вдоль по дороге. Повернулся и махнул рукой Алексею, приглашая смешного дяди за собой.
  - Ладно, - сказал Алексей. - Уговорил...
  И пошёл вслед за мальчуганом.
 
  "Игнат, приветствую!
  Как видишь, от дел я всё-таки не отошёл и перо моё... точнее, клавиатура - не пылится в дальнем углу, но по прежнему в работе.
  Что меня, честно говоря, не слишком-то радует, поскольку от этой самой работы, ввиду её полной бесперспективности, я мечтал освободить и себя, и многострадальную клавиатуру свою и не менее многострадальное перо, которое у меня вопреки моде на всё передовое и высокотехнологичное - всё-таки есть.
  Из всех свобод свободу от труда ценю я сейчас особенно высоко.
  Хотя (и ты знаешь это!) всегда я был трудолюбив и плодовит, но плоды труды - разочаровывающе бесвкусны, не горьки даже, и уж тем более не сладки, а отвратительно безвкусны (и это ты тоже знаешь).
  Для чего же пишу теперь?
  Сам не знаю...
  Догадываюсь, пытаюсь подобрать интеллектуально удовлетворительные объяснения.
  Так, чтобы не утратить веру в свою способность подбирать (в особенности, post factum) очень убедительные объяснения самым необъяснимым своим поступкам.
  Объяснение первое: обязательства и обещания.
  Самое глупое объяснение из всех возможных!
  Обязательства перед тобой, письменные и устные, формальные и неформальные, я давно выполнил.
  Обещаний не давал, и клятв - не давал же (хоть ты и пытался их у меня вырвать).
  Да, говорили о статье. Можно ли считать это обещанием с моей стороны?
  Да нет, конечно. Ничего ты бы от меня не получил, если бы...
  Объяснения второе: желание вернуться.
  Нет, не это. Уж точно не это!
  В писательскую ремесленную лавку я вернусь, нечего об этом и думать. Выбор сделан, и выбор этот окончательный.
  Вечного во мне, может, и не так много, но что было - я отдал. Да и суетное отдал всё, до клочка и гроша последнего.
  Больше ничего не осталось.
  Ещё объяснение: привычка делиться мыслями. Привычка переносить их на бумагу.
  Это объяснение поубедительней первых двух. Но тоже - из их числа.
  Чепуха! Все привычки преодолеваются равнодушием, и эту, последнюю, я так же преодолел.
  Что же тогда случилось? Какого чёрта не наслаждаюсь я блаженным ничегонеделанием, а трачу время, истекающее, уходящее время на исповедь, на эту бесполезную, никому не нужную исповедь, да ещё и перед тобой, Игнат, перед тем, кому на всяческие исповеди всегда было (не отрицай!) наплевать?
  На исповедь, которую ты, скорее всего, не донесёшь до читателей и даже едва ли внимательно прочтёшь. Если вообще прочтёшь...
  Хорошо, буду считать, что исповедуюсь перед кем-то ещё. Перед тем, у кого есть способность принимать исповеди без посредников, экранов, клавиатур, бумаг и прочего всего.
  Не знаю, кто там есть... Надеюсь, что обитающий там не равнодушен к судьбам. И что-то смыслит в чёртовой паутине нашей жизни.
  Может даже, умеет вытаскивать оттуда.
  Итак, вот начало исповеди и объяснение истинное.
  Последие дни... Точнее, два дня, два послелдних дня наполнены были такой неожиданной и странной любовью...
  Чёрт, глупо! Глупо! Любовь не бывает ожидаемой, предсказуемой, планируемой.
  Просто - любовью. Любовью и надеждой. Надо было бы ещё веру добавить -