Из цикла "Записки пожившего". Записка пятая.
БДЕНИЕ
Не выспался я сегодня,
Сначала долго заснуть не мог. Я и так по-стариковски бессонницей маюсь, а тут ещё с супругой повздорили. Овощей разных с рынка ей принёс - четыре сумки. Она овощи перебрала и бормочет себе под нос: "Ну, кажется, всё..." - а я ей: "Картошка, гляди, на стуле лежит." Она: "А-а?" "Ты чего, - кричу, - не слышишь? Глухая ты или пыльным мешком по голове стукнутая, хочу я узнать? Картошка, вон, на стуле лежит!" Она: "А-а?" Разозлился я. "Ну и чего ты на меня уставилась?! - кричу. - Картошка на стуле лежит. Закрой рот - другого больше ничего не скажу!" Молчит. Полчаса прошло - гляжу, подходит, глаза зарёванные. "Что такое? Тебя кто обидел?" - спрашиваю. "Ты..." "Чем?!" "Картошкой. Сказал, что она лежит..." "Ну?.." "Вот". "Сильно оскорбилась?" - спрашиваю. Кивает. Я аж подскочил. "С чего ты, дура, оскорбилась!? - ору. - С того, что она лежит? Чем тебя картошка-то оскорбила? Тем ли, что она на стуле лежит, а, скажем, не на столе валяется?! Молчишь? Ну вот сволочь ты после этого, ну вот говно ты настоящее со слипшимися мозгами! Вот умеешь ты настроение мужу спортить, захочешь, так на дерьме, на картошке поганой скандал раздуешь!" Раскричался - аж жилка на лбу забилась! И под ложечкой так тянет-потянет... Вот зачем она так? - знает же, что после инфаркта моему организму ослабленному тяжеленько стало с её скандалами справляться.
И кашу эту свою, смею заметить, всегда на пустом месте заваривает! В прошлый раз, помню, так к редиске пристала: не ту купил - гнилушку. Обманули, дескать, меня, дурака! И бубнит, и бубнит всё про эту редиску проклятую, и прямо под нос мне её суёт. Так я возьми да скажи, что так, видать, на роду у меня написано - всю жизнь её старушечьи бредни слушать... Тут-то она и взвилась! Обидел я её тогда, получается, намёком на возраст, да... Прощения, выходит дело, просить я у ней был должён. Но в том-то и штука, что прощения я у неё никогда не прошу...
В общем, после скандала мы с ней, бывает, цельными днями не разговариваем. И этой ночью: лежим - молчим. Не спится мне. Задремал вроде чуток, даже и не уснул ещё, и вдруг слышу - женщина вопит. Душераздирающе так: " Помогите! Помогите!" Громко горланит - на весь двор. Полежал я минуты две, нитроглицерина таблетку под язык бросил, думал, успокоится - куда там! - визжит, раздолевается. Моя проснулась. Я тогда, чтоб достоинства не ронять, с кровати на стол перебрался и занавесочку раздвинул посмотреть что на улице творится. А ночь за окном - хоть глаз выколи! И деревья мешают: двор-то весь в зелени, его лет сорок назад сосед наш один, старичок чудаковатый, аккурат перед смертью яблонями засадил, чтоб жильцы с них плодами кормились и его добрым словом поминали, но деревья те без ухода в дички выродились, в зелень раздались - никакого, короче, урожаю. А дамочка между тем продолжает орать. Я тогда откашлялся, самый смелый, голос побасистее поставил, занавесочкой древнеримским манером прикрылся, голову из форточки сунул, кричу: "Эй! Чё случилось?! Чё людям честным спать криком мешаете?! Сейчас я на вас милицию вызову, а то и сам выйду - разберусь!" Затихло всё. Тут слышу: дверь нашего подъезда отворяется и на крыльцо подмога высыпает - Толян и Геночка, оба в майках и трениках. У Толяна пивная бутылка в руке зажата, а Геночка шваброй вооружился. И тут же - цок-цок-цок (каблучки) - и в двенадцатиэтажке напротив дверь железная хлопает. Это, я так понимаю, спасённая мною дамочка к себе убежала. А обидчика её нигде не видать. Постояли Толян с Геночкой у подъезда, курнули, да и обратно пошли.
Моя сказала, что не успел злодей ничего нехорошего с той дамочкой совершить, а если чего и успел, то доделать ему времени точно не хватило. Это кто-то из таджиков, узбеков и из молдаван разных, из тех, что дома рядом высотные возводят, дамочку подстерёг. Кормятся сии работяги чечевичной похлёбкой, документов не имеют, где работают, там и живут, а плоть, она, как известно, радости требует. Продажных женщин они позволить себе по причине денежного отсутствия не могут, вот и насильничают честных москвичек по кустам. Моей Нарайкина (она, понятное дело, всё знает) сказала, что гастарбайтеры не потому требуются, что они за копейки готовы ишачить - в Москве из десятка миллионов, поди, таких тоже немало сыщется - а потому, что с налогами у нас в стране какая-то неувязка получилась. Вроде, за иностранцев в пенсионный или в страховой фонд, или ещё куда-то нанимателям отчислений не нужно делать, вот они и экономят дополнительно и молчат про это, а то ещё не дай Бог россияне против дискриминации подымутся! А пока россияне, как слепые щенки, носом туда-сюда тычутся, сердцем, вроде, обман чуют, а за руку поймать ворюг не могут, отсюда озлобляются, и их тогда по носу-то, по носу бьют и фашистами зажравшимися, либерализма не приемлющими называют.
Долго мы это столкновение цивилизаций с ней обсуждали и постановили письмо властям писать (правда, пока не решили кому: то ли меру нашему - но Нарайкина говорит (а она, как написано выше, всё знает), что вроде как он сам запачканный: бюджетные деньги годами двумя ручками пухлыми из городской казны загребает и в бездонный жёнкин кошелёчек перекладывает, и остальную камарилью свою к тому же занятию приучил (но лично я в такую нарайкинскую пасквиль не верю - он хороший, положительный, прибавку к пенсии чуть не с барской руки нам, старикам, подкидывает, чтоб не бедствовали, а жёнка его - просто хваткая баба и всё; а если сам и подворовывает малость (кто не без греха?) - то глупо было бы не воровать, если можно!), то ли сразу Президенту) насчёт того, чтобы фирмы строительные, мигрантов-гастарбайтеров нанимающие, если сознательные, из доходов своих в городскую казну специальный налог платили, на который бы те больнички содержались, где бы всех избитых, ограбленных и сексуально пострадавших москвичек бесплатно самыми современными средствами пользовали, да плюс букетами белых роз их обеспечивали, а то бедняжкам совсем обидно будет ночные страдания за просто так принимать. С тем и уснули.
М., 2004, 2005.
© Copyright: Елисеев Юрий Юрьевич, 2010
