Амстердам неоднозначный

нет. Она туда-сюда, тихонько позвала, потом погромче. Потом мы все вместе бегали по улицам квартала, по дороге к нам присоединялись посетители кафе и прохожие. И этой громкой толпой мы носились, как сумасшедшие по улицам, пугая девушек в витринах. Весело, правда?

Саша замолчала.

– И что? – турист желал продолжения.
– И ничего. Уехали.
– А муж?
– Уехали без него.
– А потом?
– Про потом мне никто не докладывает. Расстались с группой – и все. На веки вечные.

Озадаченный турист сдвинулся плотнее и дальше пошел сплоченный.
Квартал как квартал – ущелья улиц, черепицы чешуя. Разве что сексшопов погуще, да витрин побольше, правда, в основном пустых. Хоть солнца и не видно из-за туч, но понятно, что оно высоко, и девушки еще не вышли на рабочие места – в эти самые витрины. Себя, значит, продавать. Правда, Саша говорила, что работают они круглосуточно. Несколько полуголых тел, действительно, мелькнули в витринах и тут же зашторились при виде бесполезного туриста-зрителя.

– Сразу предупреждаю, – Саша сделала серьезное лицо. – Фотографировать категорически нельзя. Даже доставать фотоаппараты не рекомендую. Девочки выбегают из витрин и заставляют стирать снимки. Возможны и более неадекватные реакции. Был тут у меня один случай. Не послушалась туристка моего совета – ну, думает, сниму потихоньку, никто не заметит. А рядом в витрине сидела дама гренадерского телосложения и силы соответственной. Выскочила и легкими боксерскими движениями отмолотила мою туристку прямо по голове. Ну, как спортсмены грушу молотят – видели в кино? Вот. Именно так.

Взволнованный турист еще плотнее сбился в кучу.

Одним из экспонатов квартала стала жестянка в углу-закутке – треугольник, вбитый в стену под наклоном – миниатюрная горка ниже пояса.

– Тест на сообразительность! – острила Саша. – Что это за сооружение?

Размякший турист медленно соображал, и Саша долго ждать не стала:

– Все гениальное просто. Это антиписуар. Видите, какой наклон у жестянки – всякий попытавшийся применить угол не по назначению, оказывается облитым. Поэтому и желающих не находится. Ну, разве не замечательно? А вон там настоящие писуары.

Все повернули головы направо – так делают дети, когда учительница показывает на портрет Достоевского на стене против окна. В десяти метрах, в кабинке типа пляжной раздевалки, топтались две ноги обширного размера. Через секунду показалось остальное – парень вышел из раздевалки, застегнул пиджак и упруго зашагал по Амстердаму. Неподготовленный турист застыл в культурном шоке:

– Как можно так вот запросто, почти что на глазах у всех, справлять нужду, пускай себе и самую малую? – пришел в себя турист.

– Да помилуйте! – раззадорилась Саша. – Это ж лучше, чем куда попало! Вот только дискриминация женщин налицо – для них пока такого не придумали.

– А там хоть емкость какая-то есть? – не унимался растревоженный турист. – Или они прямо на асфальт?

– Емкость-то есть, но мужчины – им же свойственно промахиваться. Поэтому клозеты моет специальная машина. Вон, кстати, и она, – Саша посмотрела налево.

Все повернулись за ней. Так делают дети в классе, когда учительница показывает снегиря за школьным окном. Машина типа поливалочной стояла у клозета-раздевалки. Водитель из шланга с большим диаметром поливал асфальт. Вода могучим водопадом стремилась в канал...

– А теперь я покажу вам одну интересную улицу.

Улицы старого Амстердама – совершенно игрушечные, и вширь, и вдаль. Ступил несколько шагов – квартал позади. Минув три таких переулка, группа свернула к трансвеститам. Про них Саша предупредила, что застенчивы без всякой меры, почти целомудренны, при виде туристов витрины зашторивают. Так и вышло – на короткой, в пять витрин улице, группе открылись одни лишь колебанья штор. И только стену подпирала огромная женщина, в сторону которой Саша сделала специальное лицо. Женщина вела светскую беседу с мелким мужчиной, поигрывала мускулистыми икрами, утверждаясь на высоких каблуках. На глупого туриста внимания не обращала. Размер туфлей впечатлял. Все всё поняли без слов, изображали деликатность.

Заканчивали экскурсию возле памятника жрице любви. Памятник назывался «Belle» и переводился хорошим словом «красавица». Надпись на памятнике гласила: «С уважением секс-работницам от всего человечества». Небольшая и не особенно красивая бронзовая женщина, подбоченившись, стояла в проеме двери, по-видимому витринной. Ее ноги широко расставлены. В позе читался вызов всему белому свету. И черному, пожалуй, тоже.

– Между прочим, единственный в мире, – Саша вышла на финишную прямую. – Памятник открывал сам мэр и говорил много хороших слов. Ведь наши девочки и в профсоюзе состоят, и налоги платят сколько полагается. А многие и детей имеют, и даже мужей. Просто ходят на работу не в офис и не на фабрику. Обращаю ваше внимание, что памятник расположился рядом с церковью Аудекерк – вот она, перед вами. Старейшая в городе, между прочим. Такое вот уникальное соседство возвышенного и земного. Очень земного. Ну, где вы еще такое увидите? Замечательно же!..

…Потом, когда турист в ожидании отъезда слонялся по городу Амстердаму самостоятельно, он откликнулся, конечно, на зов красных фонарей. Молодые и не очень, красивые и на вкус, стройные и разные девушки, все в обязательных купальниках, в горячем красном свете витрин, в мареве человеческих взглядов самого разного толка – стояли, пританцовывали, переминались с ноги на ногу, заглядывали в глаза или глаза опускали… Их было немного жаль.

Мимо текла толпа. Мимо текли каналы.

…Полвторого ночи. Полусонный турист, ошалевший от впечатлений, красок и запахов, подпирал стену гостиницы Victoria – ждал автобус. Вода слезилась привокзальными огнями. Темнел трехъярусный велосипедный паркинг. Суетились велосипеды. Все еще много велосипедов.

– Вы думаете, зря Голландия лежит ниже уровня моря? Да просто когда придет время Всемирного потопа, первым смоет, как вы понимаете, именно Амстердам.

– Зря вы так. Я думаю, нам просто с Сашей слишком повезло. Однобоким каким-то вышел город Амстердам…

– Ну отчего же. Дом-музей Рембрандта мы все-таки повидали. С фасада. До Ван Гога, правда, так и не добрались…

Мимо прошелестела стайка велосипедистов – видимо, возвращались с какого-то карнавала на этом вселенском, исключительно карнавальном празднике жизни. Черные цилиндры, парики и рожки с молодых голов тянулись к звездам. Безумные юбки и крылья плащей тормошил синий ветер. А следом, догоняя вприпрыжку, забегая то слева, то справа, подскакивая на поворотах, галопируя по трамвайным шпалам, неслось, летело, приплясывало, заглядывало в глаза большое переливчатое счастье.

Особенное счастье.

Чужое.





Сентябрь 2014